- Не успел в суматохе.
- Партизанщина...
- Но ведь они стояли без дела!
- А вы знаете, что это резерв? Через три недели пойдет бетон в доке...
- За день освобожу.
- Думаете, их так просто перебросить и установить?
- Я надеюсь, что вы это сможете.
- Надейтесь... - сухо сказал Синельников. - Но за самовольство получите взыскание.
Они вернулись к столу, когда уже началась выдача ордеров.
Неля выкликала рабочих, те подходили к столу, Лукашин вручал им ордера, пожимал руку, произнося свое неизменное: "Поздравляю, труженик, поздравляю".
Синельников стоял рядом, скрестив на груди руки; и каждая пуговица его светлого френча ослепительно блестела. И выражение лица его было снисходительно-степенным, полным собственного достоинства; и весь он был похож на маршала, принимающего парад. "Точно похвальные грамоты раздают. Духового оркестра лишь нет... Вот комедианты! - думал Воронов, глядя на застывшего в важной позе Синельникова. - Ведь уже сколько домов-то нужно было сдать и заселить!.. А они привезли десяток ордеров... Смотрите, какие мы добрые! Любим вас, заботимся..." И Воронову захотелось нарушить это парадное настроение Синельникова какой-нибудь неожиданной выходкой.
Дождавшись, когда назвали последнюю фамилию; он повернулся к толпе и сказал громко:
- Товарищи! Вы знаете, как нужны нам квартиры. Я Подсчитывал - людей для строительства жилья дополнительно можно найти на участках.
- Что?
Воронов, даже не оборачиваясь, почувствовал, как вытянулось вместе с возгласом лицо Синельникова.
В толпе кто-то крикнул, кажется, Семен: "Правильно!" На него зашикали.
Покрывая шум, Воронов сказал:
- Я выделяю со своего участка сорок человек. Если так поступит каждый участок, к зиме у нас не останется ни одного барака!
Он повернулся к Лукашину. На лице начальника не осталось и следа от давешнего благодушия. Синельников прищурил карие глаза и с легкой иронией смотрел на Воронова.
- Как вы думаете, товарищ начальник? - спросил Воронов Лукашина.
С минуту длилось напряженное молчание. Но вот Лукашин улыбнулся, развел руками и произнес тихим добродушным голосом:
- Да что ж я! Давайте послушаем производственников. У нас здесь главный инженер Синельников.
- Я возражаю, - резко заявил Синельников. - Надо собрать совещание, обсудить. Нельзя же с ходу решать такие важные вопросы. План под угрозу ставить.
- Я обязуюсь выполнить его без сорока человек, - упрямо настаивал Воронов. - На наших участках лишние люди. Резерв на всякий случай.
В толпе послышался гомон, и Воронов понял, что выходка ему удалась.
- Кого ты хочешь снять? - спросил Лукашин.
- Часть землекопов, грузчиков, плотников. И потом часть бетонщиков.
- А бетонщики согласятся? Ведь они лишатся своих высоких заработков.
- Они сами предложили. - Воронов отыскал в толпе Семена Саменко: Подойдите! Где ваши подсчеты? - спросил Воронов подошедшего Семена. Изложите, в чем суть.
- Понимаете, мы предлагаем двенадцать бетонщиков высвободить, смущенно заговорил Семен, обращаясь к Лукашину.
- А кто будет массивы бетонировать? - спросил Синельников.
- Справимся! Я тут одно приспособление придумал...
- Как план завалить, - вставил, улыбаясь Лукашину, Михаил.
- Извините... У меня даже чертежик есть. Вот! - Семен вынул тетрадный листок, пересыпанный хлебными крошками. Синельников усмехнулся. Семен заметил это, покраснел и стал торопливо пояснять:
- Вот что я предлагаю! Все вибраторы намертво прикрепить к опалубке массивов, соединить параллельно - и на один пульт управления. Понимаете? Только опалубку прочнее обычной надо сделать. И оставить по одному бетонщику на массив. Тут вся хитрость в вибраторах...
- Ну-ка! - Лукашин взял листок и с минуту разглядывал его.
- Ну что ж, дельно! - сказал он, передавая листок Семену, и спросил Воронова: - А как же все-таки бетонщики? Согласятся на жилье?
- Как, ребята? - обернулся Воронов к толпе.
- Выделим... Пойдем... Дело доброе.
- Ради жилья стоит и нам не поскупиться.
- Дело, дело, ребята, - загомонили в толпе.
Лукашин, улыбаясь, протянул Воронову руку:
- В таком случае - я ваш.
Рабочие стали расходиться.
Синельников, о чем-то разговаривая с секретаршей, прошел мимо Воронова, не прощаясь. Лукашин, наоборот, задержался и, пожимая на прощанье руку Воронову, одобрительно заметил:
- Хвалю, деятель, хвалю! Ответственное дело взял на себя. Только, чур, пока не подбивать другие участки. Посмотрим на твой эксперимент. Смотри не подкачай! - И, погрозив пальцем, пошел к машине, где его поджидали Синельников и секретарша.
Когда Воронов остался один, к нему неожиданно подошла Катя. Она как-то неестественно опустила руки по швам и сказала, чуть нагибая голову, словно кланяясь:
- Я теперь жалею, что ушла от вас. Но все равно, спасибо вам за все. Вы прекрасный человек! И если вам будет трудно, если потребуется чья-то помощь - позовите, я всегда приду, - и она побежала прочь, не дожидаясь его ответа.
8
Никакой тетки в Красноярске у Кати не было. И в жизни никогда не была она в этом городе. И тетку, и Красноярск она выдумала для Воронова. Нельзя сказать, чтобы сделала она это с умыслом... Просто у нее была пора, когда она играла роль бойкой десятиклассницы. Она всегда кого-нибудь играла. Перед родителями-педагогами, жившими в далеком городе Златоусте, она играла роль педагога. "Мы, Ермолюки, люди твердого характера, - говорила она. - И фамилия у нас мужская. Катерина Ермолюк звучит мужественнее, чем какой-нибудь Иван Наволочкин... Самое подходящее дело для нас учить людей..."
Но в Свердловском педагогическом институте она проучилась всего полтора года. Как-то, уезжая в колхоз на копку картошки, она познакомилась на вокзале с художником, писавшим на стенах и на потолке исполинские фигуры рабочих и крестьян и груды золотых плодов изобилия... Художник был седой и неопрятный, с очень длинными волосами, в вельветовой куртке, а на шее у него был повязан какой-то чудной пестрый шарф. Одет ну точно как в старину... Позже Катя узнала, что этот шарф он повязывал потому, что ходил без рубахи. Неожиданно художник открыл у нее талант живописца и позволил ей расписывать яблоки и груши. Она так влюбилась в художника, что ушла из пединститут а и поступила в художественно-профессиональное училище ФЗУ. Но, расписав вокзал, художник бесследно исчез, а Кате до чертиков надоело шлифовать гранитные плиты и вырубать каменные цветочки на фризах.
На счастье, она познакомилась на главном почтамте с кинооператором местной студии. Этот был молодой, но опытный. Наметанным глазом он определил, что у Кати фотогеничное лицо и что она вообще обладает талантом актрисы. Ее пригласили на пробы - сниматься в каком-то художественно-документальном фильме, рассказывающем о красотах Урала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31