Они прошли вглубь номера, к окну, за которым темнела ночь. Они отразились и в нем, встретившись глазами с отражениями друг' друга. Фудзико потупилась, повернулась спиной к окну, посмотрела на Каору, будто хотела что-то сказать ему, но тотчас отвела взгляд. В душном молчании и ему и ей хотелось поскорее привыкнуть к комнате. Хотя Каору так и задумывал – поужинав, затащить Фудзико в этот номер, ему до сих пор не верилось, что она здесь. Словно решившись на что-то, Фудзико поставила сумку на кровать. Каждое ее движение было наполнено сложным смыслом. Он заметил: часы около кровати показывали половину одиннадцатого. Время – самый опасный враг. Каждая минута, каждая секунда усиливали его страх: вот-вот наступит пора Фудзико возвращаться в свое гнездышко. С другой стороны, безжалостное движение стрелок подтверждало, что жизнь движется своим чередом.
– Подожди минутку, – сказала Фудзико, достала из сумки косметичку и скрылась в ванной.
Каору напряженно вслушивался: журчание воды из-под крана, тишина, а затем щелчок закрываемой пудреницы, будто точку поставили. Поправив макияж, Фудзико вернулась в комнату, Каору предложил ей сесть. С легким вздохом она опустилась на диван рядом с Каору.
– Спеть тебе? – спросил он.
– Давай немного посидим просто так.
В голосе Фудзико чувствовалась усталость. Да и Каору наконец избавился от напряжения, вызванного концертом, хмель начал распространяться по всему телу. Задуманное было достигнуто: Фудзико сидела в номере отеля – и радость сменилась тяжелой усталостью. В комнате было слишком светло. Каору дотянулся рукой до выключателя настольной лампы, и ночной пейзаж за окном сразу стал отчетливее.
– Давай немного подвинем диван? – Каору придвинул диван к окну, чтобы пейзаж оказался прямо перед ними.
– Теперь тебе не кажется, будто мы летим по небу?
Сколько раз он мечтал вот так отправиться с Фудзико в путешествие! Ему хотелось, сидеть рядом с Фудзико в кресле «боинга», пересекающего Тихий океан, любоваться ее профилем в окне поезда, мчащегося сквозь тоннель, обнимать ее в деревенском автобусе, трясущемся по серпантину горной дороги. Куда бы он ни уезжал, Фудзико всегда была вместе с ним. Призрачная Фудзико, которая исчезала, стоило только моргнуть глазами.
Фудзико улыбнулась, впервые с тех пор, как попала в эту комнату. Ее улыбка ободрила Каору, и он взял ее за руку. По едва уловимому отклику он пытался прочитать, что у нее на сердце. Вряд ли это можно назвать отказом. Но и не безоговорочным согласием на все. Через свою руку Каору передавал Фудзико биение сердца, стараясь согласовать его ритм с сердцем Фудзико. Вдруг Фудзико прошептала, будто вспомнив:
– Что там за окном? Лес императорского дворца?
– Тьма кромешная. Как черная дыра. Интересно, что за сны снятся обитателям этого леса?
– Наверное, им снится, что они отправились в путь, куда заблагорассудится, в любую точку мира.
– Говорят, люди видели, как из этого леса стартуют летающие тарелки.
– Наверное, это была твоя летающая тарелка, Каору. Когда слышишь, как ты поешь, так легко принять тебя за инопланетянина!
– Будь у меня летающая тарелка, я бы похитил тебя.
– Ты и так меня похитил.
Каору вспомнилось, как однажды он проник к Фудзико в комнату. Как сидел на коленях, не шевелясь, будто провинившийся мальчишка, стараясь вести себя как можно более правильно, чтобы не вызывать сомнений у Фудзико. У него затекли ноги, и он не мог встать, а Фудзико обняла его за плечи. С тех пор они впервые оказались одни в комнате. Каору не терпелось проверить, что стало с их любовью за эти восемь лет.
Он подался вперед, положил ладонь на затылок Фудзико, ища губами ее губы. Фудзико спряталась, уткнулась лицом в свое плечо, отвергая поцелуй. Но Каору не отступал, свободной рукой он взял Фудзико за ладошку, которой та уперлась в его плечо, и положил ее себе на шею. Увлекаемая Каору, Фудзико сползла с дивана, скользя вдоль подлокотника.
Ее щеки разгорелись, будто пламя камина отражалось в них, от шеи веяло жаром ее тела. Каору, не шевелясь, ждал, когда она приоткроет губы.
В полутьме глаза Фудзико призывно мерцали. Она тоже ждала, не произнося ни слова.
Время, казалось, замерло. Первым прервал паузу Каору. Он глубоко вдохнул через нос, легко и свободно поднял Фудзико на руки и поменял место для объятий. Ожидая, пока Фудзико привыкнет к колыханию кровати, он целовал ее в уголки глаз – и вот губы ее смягчились. Забыв обо всем на свете, Каору спешил убедиться, хотят ли ее губы принадлежать ему, он шевелил языком и издавал звуки, похожие на забавы водоплавающих птиц. Фудзико пыталась сдержать себя, не позволить своему дыханию превратиться во вскрики. Но от ушей Каору не ускользнули тихие стоны.
Каору хотел заполнить трещину, возникшую между ним и Фудзико, отдать ей все лучшее, что в нем есть. Он потратил на это целый год, и теперь пора получить вознаграждение. В тихих стонах Фудзико ему слышалось благословение.
Каору удалось сломить стену стыда и преодолеть сопротивление разума Фудзико, и теперь он стремился к еще большим глубинам. Он без устали ласкал Фудзико, надеясь, что ее плотно сжатые колени ослабнут, а установленные ею запреты слой за слоем растают. Его пальцы и язык двигались от губ к шее, от ушей к ключицам, все больше возбуждая Фудзико. Когда он расстегнул третью пуговицу на ее блузке, Фудзико хрипловато выдохнула:
– Каору!
Ее оклик отрезвил его. Фудзико ничего не говорила, не отталкивала его, а только смотрела на него холодным взором. Но чем дольше она на него смотрела, тем влажнее становились ее глаза, будто она пыталась совладать с нахлынувшими на нее чувствами. Ее неожиданные слезы привели Каору в смятение. Он не мог взять в толк, что они значат – ведь только плачущий в силах понять плачущего.
Фудзико закрыла глаза. Неужели полумрак комнаты показался ей слишком ярким? Или же, зажмурившись, она хотела, чтобы они оба утонули во тьме, гнездившейся в складках простыней? Каору пробовал снять связывающие ее путы, достучаться до сердца. Он самозабвенно наслаждался упругостью ее тела. Кончиком носа чуял касание мягких, гладких лепестков. До сих пор казавшееся укутанным в многослойные облака, представлявшееся смутным сочетанием выпуклостей и впадин, ее тело во всей своей белизне было у него перед глазами. Каору терся щекой об эту благоухающую белизну, а Фудзико со вздохом вновь окликнула его по имени, слегка в нос.
Он запускал пальцы в ее волосы, веером раскинутые по белоснежной подушке, целовал такое любимое лицо, касался языком мокрых глаз. Потом, будто прося последнего разрешения, чуть отодвинулся и взглянул на нее. Фудзико приоткрыла глаза навстречу его взгляду. Уголки ее губ были слегка приподняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78