– На всякий случай, – сказала Бэби. – Мало ли, кто знает.
Пипер знал. Он боком обошел ложе и замотал головой.
– Поймите же… – начал он, но Бэби уже выдвигала ящики туалетного столика и бросала его белье на постель.
– Не трать время на разговоры. Бери чемодан, – сказала она. – Ветер стихает. Они могут вернуться в любую минуту.
Пипер с надеждой поглядел на окно. Если бы они вернулись сейчас, пока еще не поздно…
– Я все-таки думаю, нам это нужно еще обсудить, – сказал он. Бэби оставила ящики и повернулась к нему. Ее туго натянутое лицо было озарено светом несбыточных мечтаний. Она стала сразу всеми героинями всех прочитанных романов, всеми женщинами, которые гордо следовали за мужьями в Сибирь или по пепелищам опустошенного Гражданской войной Юга. Она их превосходила: она вдохновляла и охраняла этого несчастного юношу и отнюдь не собиралась упустить свою единственную возможность самоутверждения. Позади оставался Хатчмейер, годы, проведенные в рабстве у скуки и фальши, годы косметических операций и наигранных увлечений; впереди был Пипер, сознание своей нужности, новая жизнь, наделенная смыслом и значением, посвященная молодому гениальному писателю. И в этот наивысший жертвенный миг, венчающий долгие годы ожидания он заколебался. Глаза Бэби наполнились слезами; она с мольбой воздела руки.
– Неужели ты не понимаешь, что это значит? – спросила она. Пипер беспомощно глядел на нее. Он отлично понимал, что это значит. Он был один на один в огромном доме с ополоумевшей женою самого богатого и самого влиятельного американского издателя, и она предлагала ему, Пиперу, совместное бегство. Если он не согласится, она почти наверняка расскажет Хатчмейеру подлинную историю «Девства» или изобретет что-нибудь не менее устрашающее – например, что он ее пытался соблазнить. А тут еще и револьвер, лежавший на постели, куда она его бросила. Пипер искоса глянул на него; тем временем Бэби шагнула вперед, роняя слезы и обронив вместе с ними одну контактную линзу. Она пошарила рукой по покрывалу и наткнулась на револьвер. Пипер больше не колебался. Он схватил чемодан, шлепнул его на постель поверх револьвера и принялся торопливо укладываться. Он не останавливался, пока не было уложено все: рубашки, брюки, гроссбухи, ручки и бутыль Уотерменовских Полуночных чернил. Наконец он сел на чемодан, замкнул его и только тогда повернулся к ней. Бэби все еще шарила по постели.
– Не могу найти, – сказала она. – Никак не могу найти.
– Оставим, нам это не понадобится, – сказал Пипер, надеясь избежать хотя бы близкого знакомства с огнестрельным оружием.
– Нет, надо найти, – сказала Бэби. – Я не могу без этого.
Пипер убрал чемодан с постели, и Бэби тут же нашла контактную линзу. И револьвер. Одной рукой сжимая оружие, другой вправляя линзу, она последовала за Пипером в коридор.
– Снеси чемодан вниз и возвращайся за моими вещами, – велела она и пошла к себе в спальню. Пипер сошел по лестнице, выдержал горящий взор портрета Хатчмейера и вернулся. Бэби стояла в манто возле своей водяной тахты. Рядом с нею стояли шесть больших дорожных чемоданов.
– Слушайте, – сказал Пипер, – вы уверены, что вам это в самом деле…
– Да, сто раз да, – сказала Бэби. – Я всегда об этом мечтала – оставить эту… эту фальшь и начать заново.
– А вы не думаете?.. – попытался опять Пипер, но Бэби не думала. Великолепным прощальным жестом она подняла револьвер и выстрелила по тахте – раз, другой, третий… Взметнулись фонтанчики воды и комната огласилась гулким эхом выстрелов.
– Символически, – сказала она и швырнула револьвер в угол. Но Пипер этой реплики уже не слышал. Он схватил по три чемодана в каждую руку и поволок их в коридор; от револьверной пальбы ему заложило уши. Теперь-то он точно знал, что она свихнулась; а истекавшая водой тахта напомнила ему о собственной бренности. У подножия лестницы он остановился, тяжело пыхтя. Бэби следовала за ним – призрак в манто.
– Что теперь? – спросил он.
– Возьмем катер, – сказала она.
– Катер?
Бэби кивнула, и перед ее мысленным взором снова зажглись романтические картины. Бежать ночью по воде было совершенно необходимо.
– Но ведь они… – начал Пипер.
– Они собьются со следа, – сказала Бэби. – А мы пристанем южнее и купим машину.
– Машину? – переспросил Пипер. – Но у меня нет денег.
– У меня есть, – сказала Бэби и прошла через гостиную к боковой двери, от которой был сход на пристань. Пипер волок чемоданы за нею. Ветер приутих, но пенистая вода тяжело вздымалась, хлюпая у свай, плеща о скалы и обдавая брызгами Пипера.
– Грузи чемоданы, – сказала Бэби. – Я сейчас вернусь.
Пипер помедлил, оглядывая залив со смешанным чувством. Он и сам не знал, хочется ему или нет, чтобы среди волн появилась яхта с Хатчмейером и Соней. Но яхта не появлялась. Наконец он сбросил чемоданы на катер и увидел Бэби с саквояжем в руках.
– То, что мне причитается, – объяснила она. – Из сейфа.
Подобрав манто, она спустилась на катер и подошла к щитку.
– Мало горючего, – сказала она. – Может не хватить.
Вскоре Пипер курсировал между катером и бензохранилищем в дальнем конце заднего двора. Было темно, он то и дело спотыкался.
– Может быть, хватит? – спросил он после пятого похода, передавая Бэби канистры с бензином.
– Как бы не просчитаться, – ответила она. – А то еще кончится бензин посреди залива.
Пипер снова побрел к бензохранилищу. Он ничуть не сомневался, что совершил ужасную ошибку. Надо было слушать Соню. Она сказала, что Бэби – упырь, и была права. Полоумный упырь. Вот он теперь таскает посреди ночи на катер канистры с бензином – как это понимать? Романисту это даже отдаленно не пристало. Томас Манн скорее умер бы, чем опустился до такого. Д. Г. Лоуренс – тоже. Вот я разве что Конрад – но и тот вряд ли. Пипер мысленно просмотрел «Лорда Джима» и не нашел там ничего утешительного, ничего оправдывающего его безумное занятие. Да, именно безумное. Стоя в бензохранилище с двумя канистрами в руках, Пипер заколебался. Нет, всякий порядочный романист погнушался бы участвовать в таком деле. Так-то так, но ведь в его положение они не попадали. Правда, Д. Г. Лоуренс сбежал, помнится, с чьей-то женой Фридой, но сбежал по собственному почину и вообще был в нее влюблен Питер безусловно не был влюблен в Бэби и делал то, что делал, не по собственному почину. Отнюдь. Перебрав предшественников, Пипер стал раздумывать, как бы не посрамить их. В конце концов, не зря же он десять лет жизни пробыл великим романистом. Он займет нравственную позицию. Что, однако, легче сказать, чем сделать. Бэби Хатчмейер – не из тех женщин, которые такую нравственную позицию оценят. А объясняться времени нет. Лучше всего, пожалуй, остаться здесь и к катеру больше не ходить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70