«Когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его, мужчину и женщину, сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: человек, в день сотворения их…»
— Василько! И ты здесь! Пойдем скорее со мной! Карий бросился к казаку, но, встретившись взглядом с его пустыми глазницами, остановился.
— Нет, не пойду. Ты обещал накормить меня хлебом и обманул. Тогда я наглотался этих камней и помер. Теперь вот из хлебушка куколок леплю, пусть детки малые поиграют…
Василько засмеялся и, продолжая лепить хлебных людей, запел жалобно, как юродивый:
А баю-баю-баю,
Не ложися на краю:
С краешка ты упадешь,
Головушку ушибешь.
Придет серенький волчок,
И утащит во лесок.
Там и ангелы поют,
Ко себе сынка зовут…
Карий отошел в сторону и столкнулся с Семеном Строгановым, который, поспешно ползая на коленях, то и дело размашисто крестясь, отдавал земные поклоны. Карий отчетливо разглядел, что его затылок был рассечен и окровавлен так, как обычно бывает от удара кистеня.
— И меня не зови, не пойду… — сказал Семен, не поднимая глаз на Данилу. — Иное царство грядет днесь, где ночи уже не будет, и не будет нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, потому что всех осветит Господь Бог!
Вдалеке показался Савва, который, опираясь на костыли, с трудом передвигал распухшие, почерневшие ноги. Подойдя, он посмотрел Даниле в глаза и улыбнулся:
— Я пойду…
***
Карий почувствовал толчок — изба вздрогнула, загудела и занялась разом, как просмоленная.
— Лошадь, лошадь спасайте! — истошно кричал Савва, спросонья путаясь в штанинах. — Без лошади пропадем!
В горящей конюшне Василько, в порванном и перемазанном кровью исподнем, стараясь лишить хищника маневра, саблею загонял волка в угол. Вбежавший Данила понял, что с матерым зверем казаку не управиться, что скоро волк перестанет пугаться огня и в два счета растерзает казака.
Карий вытащил ятаган и пошел на зверя.
— Куцы! — завопил Василько. — Я сам с него шкуру спущать буду!
Карий медленно приближался к волку, предугадывая каждое его движение. Волк, почувствовав силу врага, прекратил метаться и приготовился к схватке. Шерсть встала дыбом, морда ощерилась, обнажая ровные ряды смертоносных зубов, и только в глазах блеснуло ледяное отчаянье.
Зверь бросился вперед, одним прыжком преодолевая пять человеческих шагов, намереваясь вцепиться врагу в горло. Карий увернулся, по скорпионьи выбрасывая клинок вперед, на лету распарывая волчье брюхо. Вторым молниеносным ударом проткнул сердце, загоняя лезвие ятагана по рукоять.
Зверь забился в конвульсиях и, соскальзывая с клинка, рухнул вниз, к ногам Карего. Данила провел по лезвию ладонью и попробовал кровь на вкус: горячая, злая, ярая…
Возле выхода из конюшни над умирающей кобылой плакал казак:
— Прости меня, родная, недоглядел…
— Иди, забирай одежду, пока не сгорела. Я ей помогу…
— Что ты, Данила! — казак вцепился Карему в руки. — Разве она лютый зверь, чтобы ее как волка прирезать? С ней же по-человечески, по христиански надо!
— Как знаешь, — Карий оттолкнул казака. — Верст десять прошагаешь по морозу в исподнем, не так заговоришь.
Возле горящей избы суетился Савва, складывая пожитки:
— Все вынес! Ничто не пропало!
Увидев на лице Данилы кровь, протянул рушник:
— Ты ранен?
— Это волчья кровь, — Карий протер лицо снегом. — Иди, выводи казака, не то вместе со своей кобылой заживо сгорит…
***
— Надо разобраться, кто избу поджег, — Карий посмотрел на поспешно одевавшегося казака. — Ты караул держать был должен, как в исподнем оказался?
— Все тихо было, покойно… Вот и решил вздремнуть на лавочке по людскому обычаю… А изба сама занялась, мало ли от чего…
— Плетей тебе всыпать за такое «вздремнуть», — Карий подошел к казаку и схватил его за грудки. — В следующий раз сам шкуру с тебя спущу!
— Не добрый ты человек, — казак угрюмо помотал головой. — Хуже лютого зверя.
— Строгановы мне платят не за доброту и сострадание, а за злобу! Ты, казак, почему завалился спать? Все спокойно, говоришь, было? А если бы не волки, а люди сюда пришли? Нас бы всех как курей сонными передушили! Поэтому не вам судить обо мне!
— Мы и не судим, просто не понимаем, — Савва подошел к Даниле и протянул кусок хлеба. — Другой ты…
Карий, вспомнив ночное виденье, вздрогнул. На какое-то мгновенье лицо Саввы, освещенное догорающими руинами ямы, напомнило Спаса, с взыскательным взглядом которого он столкнулся в палатах Аники. Карий не взял хлеб, отвернулся:
— Дождемся рассвета. Путь предстоит неблизкий.
Глава 5. Орел-городок
— Приедем в Орел-городок, или как его по-пермяцки, Кергедан, то ей-ей, загуляю! — запальчиво божился казак. — Сначала все деньги пропью, а потом всех девок перещупаю!
— У Григория Аникиевича порядки построже московских, — усмехнулся Савва. — Станешь охальничать да озорничать, быстро на цепи окажешься, хуже пса выть будешь.
— Пустое, — Василько махнул рукой. — Коли пришли званы, так и уйдем не драны. С такой грамотой, как у нашего атамана, никто обидеть не посмеет. Так что чую, вволю потешится здесь душа казацкая!
Черномыс с надеждой посмотрел на Карего:
— Если что случится, ты ведь не выдашь, атаман?
— Гуляй, Василько, — Данила хлопнул его по плечу. — Только смотри, местные солевары так отделать могут, что и цепи Строгановские милы будут.
Вдалеке показались срубные крепостные стены с двумя восьмигранными башнями у ворот.
— Ай да Орел-городок! — казак заломил набекрень шапку. — Стоит без году неделя, а стены потверже Сольвычегодских будут! Нет, посмотрите, обламы-то какие! Сунься к такой стене, так из тебя в подошвенном бое решето сделают!
— Ты никак и сам городки брал? — усмехнулся Карий. — Говоришь так, будто пули на своей шкуре прочувствовал.
— Так то татарские, да турецкие! — рассмеялся казак. — В общем, случалось. Да кто из нас без греха?
— Вот Савва Снегов безгрешен. Истинно агнец среди волчищ.
— Да бес его знает: не то монах, не то ведун, — казак выпучил глаза. — Прижился у Строгановых, а то по доносу давно бы на кол посадили.
Василько посмотрел на Савву и потянулся за самопалом.
— Не балуй, дурень! — Савва спрыгнул с саней. — По-хорошему пищаль-то оставь!
— На кой леший ты мне сдался, — чертыхнулся Василько. — Гляди, над нами полдороги ворон кружит. Вишь, что-то у него поблескивает. Никак, шельма, кольцо увел!
Казак остановил лошадь, прицелился и выстрелил. Птица перекрутившись в воздухе, замертво рухнула вниз.
— Попал! Ей Богу, попал! Сшиб паршивца влет! Айда за добычей, — казак со всех ног бросился к убитой птице.
Он вернулся к саням и бросил мертвого ворона на снег. Ниже крыльев, между шеей и животом среди черных перьев поблескивал медный православный крест.
— Братцы, что же творится на белом свете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65