Скирвин остановился и сильно побледнел. У него на висках вздулись жилы, он стиснул кулаки и с яростью пробурчал:
– Никогда больше не говори этого, подонок, или я разорву тебя на куски! Слышишь?
Юбер сделал над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие.
– Да ладно, Том! Я сказал это в шутку...
– Даже в шутку, – ответил тот дрожавшим голосом. – Даже в шутку, слышишь? Никогда...
* * *
Михаил Григорьев, выйдя из автомобиля, ответил на приветствие дежурного у двери и вошел в здание управления МВД.
– Я хочу видеть начальника управления, – обратился он к секретарю, проходившему по холлу.
– Как доложить?
– Михаил Григорьев, начальник управления Адатиума.
Через минуту его проводили в кабинет, который еще недавно занимал Владимир. Молодой человек с суровым замкнутым лицом представился:
– Иосиф Серов, новый начальник Ногликовского управления. Спасибо, что навестили меня.
Григорьев сразу перешел к делу:
– Мой приезд не просто визит вежливости. Я хорошо знал Владимира...
Он увидел, как напряглось лицо Серова, и из осторожности поспешил добавить:
– И никогда бы не заподозрил его... В общем, это меня не касается, однако, мне довелось заниматься расследованием дела, в ходе которого он был разоблачен, и я хотел бы, если это возможно, посмотреть материалы досье...
Серов перебил его.
– Досье у нас нет. Его забрала госбезопасность, и я сомневаюсь, что они согласятся его кому-нибудь показать...
Григорьев постарался скрыть разочарование.
– Госбезопасность? Это их люди разоблачили Владимира?
Серов очень холодно уточнил:
– Да, один из их агентов. Женщина... Некая Лин Маннова.
На этот раз Григорьев вздрогнул:
– Лин Маннова? Вы уверены?
Серов удивился:
– Конечно, я уверен... А что? Вы ее знаете?
– Видел однажды в Адатиуме. Очень недолго...
Серов казался равнодушным. Григорьев понял, что ни на какую помощь с его стороны ему надеяться не приходится. Однако, Григорьев носом чувствовал, что здесь что-то нечисто. Владимир не мог быть виновен в гибели одного из его людей.
Он простился и сел в машину. Было пасмурно, птицы низко летали над землей.
– Возвращаемся, – бросил он шоферу.
Он закурил сигарету и решил не бросать это дело. У него убили сотрудника, и он хотел знать, кто и почему. Никто не помешает ему провести неофициальное расследование.
И в первую очередь заняться Манновой.
12
Мистер Смит с интересом смотрел на входившего Говарда. Молодой капитан улыбался.
– Что случилось? – спросил большой босс.
– У нас есть новости о сто семнадцатом!
Вялое белое лицо мистера Смита осветилось.
– Уф! А я, честно говоря, начал рвать на себе волосы!
Говард не мог удержаться от того, чтоб не бросить ироничный взгляд на лысый череп своего шефа.
– Рожайте, старина! – приказал тот.
Говард кашлянул в кулак.
– Меня особенно тревожит, что наш агент женщина, что должна была встретить сто семнадцатого в Ногликах и помочь добраться до Погоби, до сих пор не подает признаков жизни. Это очень тревожно!
Мистер Смит нахмурил брови, отчего его очки сползли на нос.
– Что вы рассказываете? Так есть у вас новости или нет?
Говард неторопливо объяснил:
– Есть. Двести тринадцатый обнаружил Юбера в Погоби и сделал все необходимое в соответствии с инструкциями, переданными ему нами.
– Превосходно. Они знают друг о друге?
– Нет. Двести тринадцатый категорически воспротивился этому. Он хочет оставаться неизвестным... – Держите меня в курсе. Что еще?
Федор Глазовский был пьян, сильно пьян. Юбер, активно помогавший ему прийти в это состояние, спросил себя, что будет, если молодого лейтенанта увидят в таком состоянии начальники. Вне всяких сомнений, его вычеркнут из списка летного состава; в самом лучшем случае запретят летать на реактивных самолетах.
Комната Глазовского находилась в домике, стоявшем возле ангаров. Он украсил ее стены своими акварелями, которые все изображали самолеты. Там же было несколько фотографий Глазовского в летной форме, сделанных на корейской войне. На двух из них он гордо опирался ногой на дымившиеся обломки: остатки сбитых им самолетов. На комоде стояли два фотопортрета: один – довольно пожилого мужчины во фраке; другой – женщины с мягким и благородным лицом, окруженным седыми волосами. Глазовский был похож на женщину. Между портретами стояла миниатюрная позолоченная гондола, совершенно неожиданная в этом уголке света, на которой было написано по-французски: "На память о Венеции".
Пьяный Глазовский немного заплетающимся языком рассказывал Юберу, изображавшему такую же степень опьянения, чтобы упростить разговор:
– Невинность я потерял в Италии, – словоохотливо объяснял русский летчик. – В посольстве был итальянский персонал, в том числе одна женщина, лет, наверное, сорока, весившая на двадцать кило больше, чем нужно. Это случилось зимой, когда у меня начиналась ангина. Врач прописал мне висмутные свечи, я это хорошо помню. Их надо было менять каждые три часа. Мария, ее звали Мария, очень оригинально для итальянки, вызвалась делать это ночью... Но, может быть, вам неинтересно, Стив?
– Что вы, интересно, – ответил Юбер. – Она была похожа на Ирину Витинову?
Федор секунду поколебался.
– Очень, – ответил он, – хотя она была брюнеткой, а Ирина блондинка. Она была толстой, очень толстой, а Ирина худенькая.
– Очень худенькая, – бросил Юбер, сильно кивнув головой.
– Очень худенькая, но не тощая, – запротестовал Федор. – Не тощая.
– Ирина занимается любовью лучше, чем Мария? – спросил Юбер искренне заинтересованным и дружеским тоном.
Федор ответил через несколько секунд:
– Не знаю, старина. Правда, не знаю...
– Вы не помните, как прошло с Марией?
– Нет... То есть, я очень хорошо помню. Она была жуткой шлюхой и имела огненный темперамент. Нет, не в этом дело... В общем... между Ириной и мной еще ничего не было.
Юбер контролировал свое дыхание и время от времени, когда молодой лейтенант смотрел на него, морщился, как пьяный.
– Она не хочет?
– О! Хочет... Она полностью согласна. Я ее прямо спросил об этом! Я ей сказал: "Дорогая Ирина, вам доставит удовольствие заняться со мной любовью?" А она мне ответила, что умирает от желания. Мило, а?
– Раз она согласна, – удивился Юбер, – чего же вы ждете?
Федор бессильно развел руками.
– Случай, старина. Случай! Полковник ревнив, как тигр, и всякий раз, когда его жена выезжает из лагеря, он делает так, чтобы я остался здесь. Заниматься этим тут неудобно. Ирина все-таки не такая женщина, которую можно взять тайком в темном коридоре или на столе. Нет, я хочу, чтобы у нее осталось хорошее воспоминание о первом разе. Хотя бы о первом...
– Вы совершенно правы, и эта забота делает вам честь, – наставительно сказал Юбер.
– Правда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30