Превосходно, но при условии, что это не затянется надолго.
– Мне водка нравится больше, чем джин, – сказал Юбер.
– Джин?
– Американский эквивалент водки. Лично я предпочитаю виски...
Глазовский, казалось, о чем-то мечтал.
– Какая жизнь там?
– Отличная, когда есть много денег...
Глазовский понизил голос. Его щеки были красными, а глаза мутными. Он спросил так тихо, что Юбер едва расслышал:
– Сто тысяч долларов – это много денег?
Юбер перестал дышать, и ему показалось, что жизнь в нем замерла. К счастью, летчик не смотрел на него. Он сделал над собой большое усилие и воскликнул:
– Господи! Вы даже себе не представляете! Если бы у меня было сто тысяч в банке, я бы не отправился сюда, как идиот. Здесь неплохо, но в Штатах с сотней тысяч долларов...
15
Было около полуночи, в помещении гауптвахты стояла тишина. Подложив руки под голову, Юбер размышлял.
Он охотно поставил бы пять против одного в пользу того, что лейтенант Федор Глазовский созрел, чтобы улететь на своем МИГ-17 в Японию, где американские власти сумеют взять самолет. Глазовский считает, что ему грозит смерть, он уверен, что в Штатах с деньгами не пропадет, а алкоголь поддерживал его в нужном состоянии. С другой стороны, Глазовский в силу полученного воспитания был лишен способности смотреть на жизнь критически.
Таким образом, Юбер был на восемьдесят процентов уверен, что в ближайшие дни Глазовский перелетит в Японию на своем МИГ-17, зато не очень четко представлял себе, как сам сможет выбраться из осиного гнезда в которое попал. В лучшем случае, в ожидании благоприятной возможности он проведет на Сахалине еще много месяцев. Он не решался сказать: лет.
Юбер достал из-под подушки электрический фонарик и включил его. Все было тихо. Должно быть, все спали. До двух часов ночи обхода не будет.
Он бесшумно поднялся и достал из-под матраца досье, состоявшее из планов МИГ-17, общих и отдельных частей, один из которых изображал самолет "в разрезе". Именно этот последний документ интересовал Юбера. Он надеялся найти на нем место, чтобы написать отчет о строительстве и спрятать его в самолет. Он был уверен, что его найдут, потому что специалисты из ВВС начнут разбирать истребитель, как только он сядет.
Он был занят работой, когда услышал шум в коридоре. Юбер замер, напрягая слух, выключив фонарь...
Тишина. Он включил фонарь снова, но был неспокоен. Инстинкт редко обманывал его, а инстинкт предупреждал о близкой опасности. Он закрыл досье, убрал его под матрац и хотел лечь.
Он не успел это сделать. Дверь резко распахнулась, комнату залил свет. Вошел Бущик, чекист с робким видом, допрашивавший его после приезда в Лакарстово, за ним следовали двое его подчиненных и Скирвин.
Бущик больше не казался робким, напротив, он выглядел решительным и разъяренным. Скирвин демонстрировал презрение и враждебность.
– Встать! – заорал Бущик.
– Что случилось? – спросил пораженный Юбер.
Бущик размахивал большими красными кулаками. Двое людей в форме схватили Юбера за плечи, поставили на ноги и обыскали.
– При нем ничего нет, шеф!
– Обыщите постель, – попросил Скирвин. – Досье должно быть там.
Они нашли досье под матрацем. Скирвин подошел, быстро просмотрел документы и сказал:
– Они! Мерзавец! А я ведь ему чуть не поверил!
Юбер почувствовал, что у него под ногами разверзается пропасть. Он уже считал Скирвина почти союзником. Удар был тяжелым. Его арестуют и обвинят в шпионаже по доносу предателя с физиономией фавна. Ярость вернула ему агрессивность.
– Я знал, что вы предатель Скирвин, – прошипел он, – но не подозревал, что вы способны подсунуть мне под матрац досье, чтобы скомпрометировать меня. Он замолчал и плюнул ему в лицо:
– Сука!
Скирвин влепил ему пощечину. Он ответил великолепным апперкотом, отшвырнувшим его противника к стене. Удар рукояткой пистолета по голове, отвешенный Бущиком, положил конец схватке. Юбер ясно увидел, как пол несется ему в лицо, хотя сам он, как ему казалось, стоял неподвижно.
* * *
Небо было светло-голубым, без единого облачка. Метеосводка обещала хорошую погоду во всем регионе между Охотским и Японским морями. Слабый ветер норд-норд-ост.
Федор Глазовский взглянул на свой хронометр: восемь часов пятнадцать минут. Согласно полученному приказу он должен взлетать через пять минут. Он поправлял свой стеганый комбинезон, когда в вестибюль вошел Скирвин. Он тоже был в летной одежде. Его лицо казалось одновременно озабоченным, усталым и возбужденным. Странное сочетание.
Они поздоровались.
– Летите сегодня? – спросил Глазовский.
– Нет, – хмуро ответил тот. – Я должен оставаться в распоряжении политрука.
Глазовский не мог без дрожи слушать о политруках. Он спросил неуверенным голосом:
– Что еще случилось?
Скирвин понизил голос:
– Сегодня ночью арестовали Николса.
– Что? – переспросил пораженный лейтенант. – За что?
– Он оказался шпионом. Я давно подозревал его.
Глазовский побледнел.
– Ка... как его разоблачили?
– Это я на него донес, – шепнул Скирвин. – Я заметил, что из моего кабинета необъяснимым образом исчезли совершенно секретные документы. Их нашли у него под матрацем. Ему грозит расстрел...
Глазовский, казалось, окаменел. Невидимый громкоговоритель загнусавил:
– Лейтенанта Глазовского вызывают на взлетную полосу. Немедленно.
Офицер испуганно посмотрел на свой хронометр.
– Мне надо идти, – пробормотал он. – У меня испытательный полет на очень большой высоте. Час. Маршрут свободный.
– Счастливчик, – сказал Скирвин, помогая ему закрепить шлем. – Пользуйтесь им получше.
– А что?
Громкоговоритель повторил: "Вызываю..." Скирвин шепнул Глазовскому на ухо:
– В службе безопасности говорят, что Николе рассказывает о вас. Уверен, ничего страшного, но после посадки вас наверняка вызовут к политруку.
Глазовский был зеленым. Скирвин подтолкнул его.
– Идите же, а то вас накажут.
* * *
Михаил Григорьев вошел в кабинет Бущика в половине девятого утра того же дня. Очки в металлической оправе усиливали хитрое и неприятное выражение его жесткого холодного лица.
– Я начальник управления МВД Адатиума, – представился он.
Бущик без особого радушия протянул ему руку.
– Очень рад с вами познакомиться. Садитесь... Оба сели.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил Бущик, заняв место за своим заваленным столом.
Григорьев безуспешно попытался поправить очки, дужка которых погнулась.
– Примерно месяц назад, – сказал он, – один из моих сотрудников, вернувшийся вечером на автобусе из Ногликов, был убит в Адатиуме. Его столкнули с подвесного моста в реку.
Он сделал паузу.
– Поймите меня правильно. Когда я говорю, что его столкнули, я не имею доказательств этого. Единственной уликой, на которую я могу надеяться, является признание виновного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Мне водка нравится больше, чем джин, – сказал Юбер.
– Джин?
– Американский эквивалент водки. Лично я предпочитаю виски...
Глазовский, казалось, о чем-то мечтал.
– Какая жизнь там?
– Отличная, когда есть много денег...
Глазовский понизил голос. Его щеки были красными, а глаза мутными. Он спросил так тихо, что Юбер едва расслышал:
– Сто тысяч долларов – это много денег?
Юбер перестал дышать, и ему показалось, что жизнь в нем замерла. К счастью, летчик не смотрел на него. Он сделал над собой большое усилие и воскликнул:
– Господи! Вы даже себе не представляете! Если бы у меня было сто тысяч в банке, я бы не отправился сюда, как идиот. Здесь неплохо, но в Штатах с сотней тысяч долларов...
15
Было около полуночи, в помещении гауптвахты стояла тишина. Подложив руки под голову, Юбер размышлял.
Он охотно поставил бы пять против одного в пользу того, что лейтенант Федор Глазовский созрел, чтобы улететь на своем МИГ-17 в Японию, где американские власти сумеют взять самолет. Глазовский считает, что ему грозит смерть, он уверен, что в Штатах с деньгами не пропадет, а алкоголь поддерживал его в нужном состоянии. С другой стороны, Глазовский в силу полученного воспитания был лишен способности смотреть на жизнь критически.
Таким образом, Юбер был на восемьдесят процентов уверен, что в ближайшие дни Глазовский перелетит в Японию на своем МИГ-17, зато не очень четко представлял себе, как сам сможет выбраться из осиного гнезда в которое попал. В лучшем случае, в ожидании благоприятной возможности он проведет на Сахалине еще много месяцев. Он не решался сказать: лет.
Юбер достал из-под подушки электрический фонарик и включил его. Все было тихо. Должно быть, все спали. До двух часов ночи обхода не будет.
Он бесшумно поднялся и достал из-под матраца досье, состоявшее из планов МИГ-17, общих и отдельных частей, один из которых изображал самолет "в разрезе". Именно этот последний документ интересовал Юбера. Он надеялся найти на нем место, чтобы написать отчет о строительстве и спрятать его в самолет. Он был уверен, что его найдут, потому что специалисты из ВВС начнут разбирать истребитель, как только он сядет.
Он был занят работой, когда услышал шум в коридоре. Юбер замер, напрягая слух, выключив фонарь...
Тишина. Он включил фонарь снова, но был неспокоен. Инстинкт редко обманывал его, а инстинкт предупреждал о близкой опасности. Он закрыл досье, убрал его под матрац и хотел лечь.
Он не успел это сделать. Дверь резко распахнулась, комнату залил свет. Вошел Бущик, чекист с робким видом, допрашивавший его после приезда в Лакарстово, за ним следовали двое его подчиненных и Скирвин.
Бущик больше не казался робким, напротив, он выглядел решительным и разъяренным. Скирвин демонстрировал презрение и враждебность.
– Встать! – заорал Бущик.
– Что случилось? – спросил пораженный Юбер.
Бущик размахивал большими красными кулаками. Двое людей в форме схватили Юбера за плечи, поставили на ноги и обыскали.
– При нем ничего нет, шеф!
– Обыщите постель, – попросил Скирвин. – Досье должно быть там.
Они нашли досье под матрацем. Скирвин подошел, быстро просмотрел документы и сказал:
– Они! Мерзавец! А я ведь ему чуть не поверил!
Юбер почувствовал, что у него под ногами разверзается пропасть. Он уже считал Скирвина почти союзником. Удар был тяжелым. Его арестуют и обвинят в шпионаже по доносу предателя с физиономией фавна. Ярость вернула ему агрессивность.
– Я знал, что вы предатель Скирвин, – прошипел он, – но не подозревал, что вы способны подсунуть мне под матрац досье, чтобы скомпрометировать меня. Он замолчал и плюнул ему в лицо:
– Сука!
Скирвин влепил ему пощечину. Он ответил великолепным апперкотом, отшвырнувшим его противника к стене. Удар рукояткой пистолета по голове, отвешенный Бущиком, положил конец схватке. Юбер ясно увидел, как пол несется ему в лицо, хотя сам он, как ему казалось, стоял неподвижно.
* * *
Небо было светло-голубым, без единого облачка. Метеосводка обещала хорошую погоду во всем регионе между Охотским и Японским морями. Слабый ветер норд-норд-ост.
Федор Глазовский взглянул на свой хронометр: восемь часов пятнадцать минут. Согласно полученному приказу он должен взлетать через пять минут. Он поправлял свой стеганый комбинезон, когда в вестибюль вошел Скирвин. Он тоже был в летной одежде. Его лицо казалось одновременно озабоченным, усталым и возбужденным. Странное сочетание.
Они поздоровались.
– Летите сегодня? – спросил Глазовский.
– Нет, – хмуро ответил тот. – Я должен оставаться в распоряжении политрука.
Глазовский не мог без дрожи слушать о политруках. Он спросил неуверенным голосом:
– Что еще случилось?
Скирвин понизил голос:
– Сегодня ночью арестовали Николса.
– Что? – переспросил пораженный лейтенант. – За что?
– Он оказался шпионом. Я давно подозревал его.
Глазовский побледнел.
– Ка... как его разоблачили?
– Это я на него донес, – шепнул Скирвин. – Я заметил, что из моего кабинета необъяснимым образом исчезли совершенно секретные документы. Их нашли у него под матрацем. Ему грозит расстрел...
Глазовский, казалось, окаменел. Невидимый громкоговоритель загнусавил:
– Лейтенанта Глазовского вызывают на взлетную полосу. Немедленно.
Офицер испуганно посмотрел на свой хронометр.
– Мне надо идти, – пробормотал он. – У меня испытательный полет на очень большой высоте. Час. Маршрут свободный.
– Счастливчик, – сказал Скирвин, помогая ему закрепить шлем. – Пользуйтесь им получше.
– А что?
Громкоговоритель повторил: "Вызываю..." Скирвин шепнул Глазовскому на ухо:
– В службе безопасности говорят, что Николе рассказывает о вас. Уверен, ничего страшного, но после посадки вас наверняка вызовут к политруку.
Глазовский был зеленым. Скирвин подтолкнул его.
– Идите же, а то вас накажут.
* * *
Михаил Григорьев вошел в кабинет Бущика в половине девятого утра того же дня. Очки в металлической оправе усиливали хитрое и неприятное выражение его жесткого холодного лица.
– Я начальник управления МВД Адатиума, – представился он.
Бущик без особого радушия протянул ему руку.
– Очень рад с вами познакомиться. Садитесь... Оба сели.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил Бущик, заняв место за своим заваленным столом.
Григорьев безуспешно попытался поправить очки, дужка которых погнулась.
– Примерно месяц назад, – сказал он, – один из моих сотрудников, вернувшийся вечером на автобусе из Ногликов, был убит в Адатиуме. Его столкнули с подвесного моста в реку.
Он сделал паузу.
– Поймите меня правильно. Когда я говорю, что его столкнули, я не имею доказательств этого. Единственной уликой, на которую я могу надеяться, является признание виновного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30