ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Нет станов, есть одно человечество, одна цивилизация.
К сожалению, наш читатель недостаточно подготовлен для восприятия книг о шпионаже, и в этом вина не его, а тех, кто десятилетиями культивировал литературу, прославляющую фальшивые стереотипы чекистов. Даже о своих настоящих героях мы не говорили правду: только сейчас публикуются материалы о судебном процессе над полковником Абелем, выходят мемуары Блейка, написано о Лонсдейле, хотя до сих пор нет правдивых книг о Киме Филби, Гае Берджессе, Дональде Маклине… Список велик, наша разведка может гордиться своими сотрудниками, убежденно работавшими ради «построения нового мира». Это и подвиг, и драма. Вообще эта тема – нераспаханное поле. На Западе о наших разведчиках и агентах написаны горы бумаги, регулярно появляются научные исследования о ЦРУ, КГБ, СИС, мемуары разведчиков, не говоря уже о шпионской беллетристике Ле Карре, Форсайта и многих других.
В.Н. – Абсолютная засекреченность у нас разведывательной деятельности невольно наложила запрет на произведения о ней. В этом плане в детективе о наших разведчиках вы являетесь своего рода первопроходцем. Вы смогли сказать то, что хотели, или же наши традиционные запреты все же помешали раскрыть тему до конца?
М.Л. – Наша цензура почти выбила жанр шпионского триллера из литературы. Да и бывшие разведчики фактически не имели возможности писать правду. Между тем на Западе Сомерсет Моэм, сотрудничавший с английской разведкой, написал и серию блестящих рассказов о секретной службе, и роман «Эшенден» о своей тайной миссии в России, английские разведчики Комтон Маккензи, Грэм Грин, Ян Флеминг выросли в известных писателей. Мне доводилось читать рукописи наших разведчиков, часто талантливых людей. Вы не представляете, как скудела их фантазия под железным катком самоцензуры, как старательно очищали они свои тексты от крупиц правды, вписываясь в стереотип преданного партии героя-чекиста. Когда я писал что-то о нашей работе даже после отставки, я чувствовал в себе такую самоцензуру, что Главлит по сравнению с нею детский сад. Вот вы спрашиваете, не мешали ли мне традиционные запреты? И в этом вопросе отражается весь миф о каких-то якобы неизвестных формах и методах спецслужб, и в частности КГБ. А на самом деле единственные секреты – это фамилии, должности, адреса, операции и прочие конкретные факты.
Культ секретности и соответственно КГБ достиг у нас невиданных масштабов. Мы никак не наведем порядок с секретностью в нашей стране, и всего лишь потому, что существует масса людей, которые получают хорошие деньги за охрану несуществующих секретов, и не только деньги, но и престиж, и таинственный ореол, прикрывающие видимость деятельности. Единственные секреты, которые я пытался раскрыть в романе, касались человеческой души. Мне трудно судить, насколько мне удалось описать жизнь и работу разведчиков, я писал об Алексе, больше всего меня интересовала его человеческая судьба. Наверное, о жизни и работе разведчиков лучше писать документальные романы-эпопеи.
В.Н. – Когда читаешь роман, то невольно вспоминаешь те крохи информации о нашей разведке, какие в разные времена стали нам известны из советской и зарубежной печати. Сухие протокольные факты и только факты, без всякой подоплеки: кто-то вдруг попросил политического убежища за границей, кого-то выслали как нежелательную персону (а то и сразу несколько десятков человек, как, например, из Англии) и т. п. А что кроется за такими событиями? Продажность отдельных аморальных личностей? Или не тот отбор? Плохая выучка? Или их идейные разногласия с Системой, которой они были обязаны служить? В романе такие размышления или намеки на них встречаются. Как вы смотрите на эти проблемы сегодня?
М.Л. – Массовые высылки отнюдь не означают, что разведчиков на чем-то прихватили. Во времена потепления отношений с Западом все наши внешние организации, включая разведку. Стали расти бешеными темпами, посольства и другие загранучреж-дения увеличивались по законам Паркинсона. Наши руководители совершенно забыли, что разведка работает не в Курской области и нельзя до бесконечности увеличивать ее аппарат. В Англии, например, сначала об этом деликатно предупреждали, а в 1971 году взяли и выставили более чем 100 человек, ввели квоты. Аналогичные действия предприняли и другие страны. Если бы Запад не ввел квоты, я уверен, что и в Англии, и в большинстве стран с хорошими условиями жизни работали бы уже целые дивизии разведчиков и дипломатов, ведь бюрократия (и не только она) жаждет любыми путями вырваться за границу. Причем отнюдь не из идейных или профессиональных соображений.
Если взять рутинные высылки, то, как правило, это расплата за ошибки разведчика. Я сам когда-то поплатился за свою излишнюю активность и был без газетного шума выслан из Англии. Что касается предательств в разведке, то они в значительной степени отражают кризис общества, объясняются неверием в декларируемые идеалы, распространением коррупции. Рыба гниет с головы, и разведка очень к ней близка. Наверное, среди предателей есть и идейные противники, почему бы им не быть? Но я как-то не верю заявлениям о шпионаже в наше время чисто по идейным соображениям, всегда подозреваю, что была еще какая-то тайна. Не надо забывать простую библейскую истину: человек грешен. Одни любят деньги, которые не пахнут, существуют человеческие страсти, которые можно при желании использовать. На мой взгляд, в эпоху застоя в наших колониях за рубежом царил такой страх перед перспективой конца заграничной карьеры, что даже при небольших прегрешениях человек мог поддаться на шантаж иностранной разведки. При всех издержках перестройки радостно видеть появление чувства человеческого достоинства, люди перестают бояться Системы, и это прекрасно.
В.Н. – Вы сказали, что разочаровались в профессии разведчика. Почему?
М.Л. – Наверное, я был слишком романтиком, слишком много от нее ожидал… Я постепенно понял, что в условиях тоталитарной системы разведка играет малую роль. Уверовал Сталин в лояльность Гитлера – и что там донесения Рихарда Зорге или агентов «Красной капеллы» о приближении войны! Сталин даже передавал Гитлеру предупреждения Черчилля о готовящейся агрессии – так он дорожил его доверием. Какой начальник разведки осмелится докладывать своему шефу сведения, которые могут стоить ему головы? Ну а при Хрущеве или Брежневе – должности. Сколько в свой жизни я видел сообщений с негативными оценками нашей политики, и почти все они летели в корзину и не докладывались в Политбюро. Зато всегда прекрасно оценивалась информация, в которой пели аллилуйю выступлениям Брежнева, ссылаясь на «исключительно положительную реакцию» в западных кругах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119