Разрешите пригласить вас к столу?
Туннюрлампи повернулся к Янхукайнену и как бы мимоходом заметил:
– Мы продолжим за счет театра.
Йере сел рядом с директором и, к своему ужасу, обнаружил, что он все время говорил одну лишь правду. Общение теперь стало непосредственным^и раскрепощенным, как и полагается за кулисами театра. Йере узнал, что представляемый им мыловаренный завод постоянно публикует свою рекламу в театральных программах, что предприятие подарило театру большое количество душистого мыла и крема для кожи. Сотрудники «Чудного аромата» оказывают театру помощь, а его руководители – ведущие члены общества поддержки театра. Следовательно, Йере является господином, достойным торжественного приема и подарков.
Ночное веселье двигалось к утру, и Йере чувствовал себя все более влиятельной персоной. Обычно он требовал от ближних такой благопристойности, какая сродни инквизиции, но сейчас был готов даже на маленький дебош. Он был в восторге от женщин, которые ухитрялись прикрыть свое тело тремя лоскутами чего-то похожего на пластырь. Он обещал актерам бесплатно выдать подарочные наборы, мыло, кремы и даже наградить их поездками за рубеж. Кто-то сравнил его с рождественским Дедом Морозом, но Туннюрлампи пошел еще дальше:
– Дед Мороз – это просто Дед Мороз, но его прообраз – Кай Кильний Меценат.
Первый любовник труппы потер виски и громко произнес:
– Шведы меня не интересуют.
– Он был римлянином, – внес поправку Туннюрлампи.
Янхукайнен, услышав о подарках и благотворительности, начал приходить в себя.
– У него в Финляндии есть какая-нибудь фабрика? – поинтересовался он. – Я имею в виду этого римлянина…
Туннюрлампи не удостоил прилежного завхоза ответом, а поднял бокал и предложил тост в честь начальника рекламы «Чудного аромата», за финскую мыловаренную промышленность:
– Дорогие дамы и господа! Еще в древнем Риме были благородные люди, любившие искусство и поддерживавшие его экономически. Гораций, Проперций получали средства от Кая Кильния…
– Не забудь о Йере Суомалайнене! – прервал его Янхукайнен.
Один из молодых актеров затолкал салфетку в рот Янхукайнену. Во время дружеской потасовки Туннюрлампи пел дифирамбы благородному характеру Йере, который действительно управляет делами завода: Сувисумпело лишь теоретически его начальник…
– Схема организации пока еще только разрабатывается, – заметил Йере и вылил из своего бокала несколько граммов вина на декольтированную грудь сидевшей рядом дамы.
Говорил он невнятно но каждый понимал его намерения. В целях рекламы Йере дарил театральным деятелям Выборга всю продукцию мыловаренного завода. Он уже уверовал, что является главным акционером предприятия, и был богат, поскольку не играл на бирже ценных бумаг.
Туннюрлампи продолжал произносить начатый полчаса тому назад тост. Он благодарил создателя мира за то, что драматург Суомала не присутствует на торжествах, не устраивает скандалов, не омрачает чудесного настроения. Говорят, Суомала повсюду прославился как драчун, а вовсе не как драматург. Когда Туннюрлампи спустя некоторое время вновь упомянул имя Суомала, из-за стола, поддерживаемый соседями, поднялся некий старый господин, постучал по бокалу и произнес с достоинством:
– Что касается Суомала, то нам только что принесли короткую телеграмму, которую я и зачитаю во всеуслышание:
«Я, черт возьми, отстал от поезда в Риихимяки. С приветом, Юхани Суомала».
– Дорогие дамы и господа! Предлагаю выпить бокал по поводу этой великой радости.
Все, за исключением Йере, осушили до дна фужеры. А начальник рекламы заснул за столом. К счастью для актеров, он уже успел сделать крупные подарки и напоминал пустой кошелек, который потерял свою форму.
Глава четвертая,
в которой Йере после многочисленных ресторанных состязаний удается покинуть своих празднующих друзей.
Но в то же время его свобода подвергается опасности.
Чтобы защитить себя, он снимает придающие ему достоинство очки и прячет их в карман.
Йере медленно открыл глаза. Комната была маленькой и без окон. Слабо светила лампочка, завешенная зеленой бумагой. Он спал на узкой деревянной скамье в пальто драматурга Суомала. Под головой вместо подушки лежал портфель с документами, рядом с ложем приткнулась трость. Смятая шляпа валялась на полу, словно кающаяся грешница. Он начал смутно подозревать, что на свет божий ночью выползли неведомые комплексы. Возможно, он совершил невразумительные поступки, которые наверняка раскрыли, что с головкой у него не все в порядке. Он, безусловно, нуждался сейчас в помощи Ахопалтио по части толкования снов и в рюмке для опохмелки.
Он не понимал, как оказался в этом незнакомом леденяще безликом и необставленном помещении. Во рту оставался вязкий вкус празднества, а в висках стучала кровь. Йере медленно встал на ноги, протер очки и приготовился отправиться в разведку. Он подозревал, что все еще находится в «Золотом теленке», где женщин можно было разделить на две группы: на тех, кто изменял мужу, и на тех, у которых мужей вообще не было. Мужчины же продолжали оставаться ненасытными псами, которые охотятся за женщинами до тех пор, пока те сами не приберут их к рукам.
Он вышел в слабо освещенный коридор и остановился, прислушиваясь. Из-за одной из широких дверей доносился невнятный шум, раздавались крики. Йере понял, что артисты продолжают свой праздник. Они любили вино, как своего злейшего врага, и при этом стремились утонуть в нем. Собственным разумом пользовались не для укрощения страстей, а лишь для их не слишком категоричного осуждения.
Йере чувствовал неодолимую ненависть к себе и к окружающему миру. Он больше не был могущественным нуворишем, а лишь кающимся грешником, которого мучила совесть, давила, словно тесная кожаная куртка. Похмелье, этот миссионер человеческой души, наполняло его энергией и решимостью превратиться в судью и моралиста. Ему хотелось сейчас раз и навсегда вырваться из этой обители нечестивости и высказать ее посетителям несколько слов правды. Он не какой-нибудь незваный гость богемных празднеств и не свадебный генерал, а порядочный писатель и заведующий рекламой мыловаренного завода и уже сегодня займет свою новую должность. Да, действительно сегодня. Он не имел ни малейшего понятия о том, какое сейчас время суток.
Шум раздававшийся из-за широких дверей, заметно усилился. Йере принял решительную позу и с выражением оскорбленной добродетели на лице вошел в комнату. Остановился в дверном проеме, рассматривая празднующее общество, которое не заметило его беззвучного появления. Скоро он обнаружил, что среди присутствующих нет ни одной женщины. Человек тридцать мужчин сидели за длинным столом, и каждый из кожи лез, добиваясь, чтобы слушали только его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Туннюрлампи повернулся к Янхукайнену и как бы мимоходом заметил:
– Мы продолжим за счет театра.
Йере сел рядом с директором и, к своему ужасу, обнаружил, что он все время говорил одну лишь правду. Общение теперь стало непосредственным^и раскрепощенным, как и полагается за кулисами театра. Йере узнал, что представляемый им мыловаренный завод постоянно публикует свою рекламу в театральных программах, что предприятие подарило театру большое количество душистого мыла и крема для кожи. Сотрудники «Чудного аромата» оказывают театру помощь, а его руководители – ведущие члены общества поддержки театра. Следовательно, Йере является господином, достойным торжественного приема и подарков.
Ночное веселье двигалось к утру, и Йере чувствовал себя все более влиятельной персоной. Обычно он требовал от ближних такой благопристойности, какая сродни инквизиции, но сейчас был готов даже на маленький дебош. Он был в восторге от женщин, которые ухитрялись прикрыть свое тело тремя лоскутами чего-то похожего на пластырь. Он обещал актерам бесплатно выдать подарочные наборы, мыло, кремы и даже наградить их поездками за рубеж. Кто-то сравнил его с рождественским Дедом Морозом, но Туннюрлампи пошел еще дальше:
– Дед Мороз – это просто Дед Мороз, но его прообраз – Кай Кильний Меценат.
Первый любовник труппы потер виски и громко произнес:
– Шведы меня не интересуют.
– Он был римлянином, – внес поправку Туннюрлампи.
Янхукайнен, услышав о подарках и благотворительности, начал приходить в себя.
– У него в Финляндии есть какая-нибудь фабрика? – поинтересовался он. – Я имею в виду этого римлянина…
Туннюрлампи не удостоил прилежного завхоза ответом, а поднял бокал и предложил тост в честь начальника рекламы «Чудного аромата», за финскую мыловаренную промышленность:
– Дорогие дамы и господа! Еще в древнем Риме были благородные люди, любившие искусство и поддерживавшие его экономически. Гораций, Проперций получали средства от Кая Кильния…
– Не забудь о Йере Суомалайнене! – прервал его Янхукайнен.
Один из молодых актеров затолкал салфетку в рот Янхукайнену. Во время дружеской потасовки Туннюрлампи пел дифирамбы благородному характеру Йере, который действительно управляет делами завода: Сувисумпело лишь теоретически его начальник…
– Схема организации пока еще только разрабатывается, – заметил Йере и вылил из своего бокала несколько граммов вина на декольтированную грудь сидевшей рядом дамы.
Говорил он невнятно но каждый понимал его намерения. В целях рекламы Йере дарил театральным деятелям Выборга всю продукцию мыловаренного завода. Он уже уверовал, что является главным акционером предприятия, и был богат, поскольку не играл на бирже ценных бумаг.
Туннюрлампи продолжал произносить начатый полчаса тому назад тост. Он благодарил создателя мира за то, что драматург Суомала не присутствует на торжествах, не устраивает скандалов, не омрачает чудесного настроения. Говорят, Суомала повсюду прославился как драчун, а вовсе не как драматург. Когда Туннюрлампи спустя некоторое время вновь упомянул имя Суомала, из-за стола, поддерживаемый соседями, поднялся некий старый господин, постучал по бокалу и произнес с достоинством:
– Что касается Суомала, то нам только что принесли короткую телеграмму, которую я и зачитаю во всеуслышание:
«Я, черт возьми, отстал от поезда в Риихимяки. С приветом, Юхани Суомала».
– Дорогие дамы и господа! Предлагаю выпить бокал по поводу этой великой радости.
Все, за исключением Йере, осушили до дна фужеры. А начальник рекламы заснул за столом. К счастью для актеров, он уже успел сделать крупные подарки и напоминал пустой кошелек, который потерял свою форму.
Глава четвертая,
в которой Йере после многочисленных ресторанных состязаний удается покинуть своих празднующих друзей.
Но в то же время его свобода подвергается опасности.
Чтобы защитить себя, он снимает придающие ему достоинство очки и прячет их в карман.
Йере медленно открыл глаза. Комната была маленькой и без окон. Слабо светила лампочка, завешенная зеленой бумагой. Он спал на узкой деревянной скамье в пальто драматурга Суомала. Под головой вместо подушки лежал портфель с документами, рядом с ложем приткнулась трость. Смятая шляпа валялась на полу, словно кающаяся грешница. Он начал смутно подозревать, что на свет божий ночью выползли неведомые комплексы. Возможно, он совершил невразумительные поступки, которые наверняка раскрыли, что с головкой у него не все в порядке. Он, безусловно, нуждался сейчас в помощи Ахопалтио по части толкования снов и в рюмке для опохмелки.
Он не понимал, как оказался в этом незнакомом леденяще безликом и необставленном помещении. Во рту оставался вязкий вкус празднества, а в висках стучала кровь. Йере медленно встал на ноги, протер очки и приготовился отправиться в разведку. Он подозревал, что все еще находится в «Золотом теленке», где женщин можно было разделить на две группы: на тех, кто изменял мужу, и на тех, у которых мужей вообще не было. Мужчины же продолжали оставаться ненасытными псами, которые охотятся за женщинами до тех пор, пока те сами не приберут их к рукам.
Он вышел в слабо освещенный коридор и остановился, прислушиваясь. Из-за одной из широких дверей доносился невнятный шум, раздавались крики. Йере понял, что артисты продолжают свой праздник. Они любили вино, как своего злейшего врага, и при этом стремились утонуть в нем. Собственным разумом пользовались не для укрощения страстей, а лишь для их не слишком категоричного осуждения.
Йере чувствовал неодолимую ненависть к себе и к окружающему миру. Он больше не был могущественным нуворишем, а лишь кающимся грешником, которого мучила совесть, давила, словно тесная кожаная куртка. Похмелье, этот миссионер человеческой души, наполняло его энергией и решимостью превратиться в судью и моралиста. Ему хотелось сейчас раз и навсегда вырваться из этой обители нечестивости и высказать ее посетителям несколько слов правды. Он не какой-нибудь незваный гость богемных празднеств и не свадебный генерал, а порядочный писатель и заведующий рекламой мыловаренного завода и уже сегодня займет свою новую должность. Да, действительно сегодня. Он не имел ни малейшего понятия о том, какое сейчас время суток.
Шум раздававшийся из-за широких дверей, заметно усилился. Йере принял решительную позу и с выражением оскорбленной добродетели на лице вошел в комнату. Остановился в дверном проеме, рассматривая празднующее общество, которое не заметило его беззвучного появления. Скоро он обнаружил, что среди присутствующих нет ни одной женщины. Человек тридцать мужчин сидели за длинным столом, и каждый из кожи лез, добиваясь, чтобы слушали только его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63