Романтически настроенная Лидия разразилась слезами и забыла о глажке. Ионас по-отечески похлопал ее по плечу и попытался успокоить.
– Твой князь богат? – поинтересовался он.
– Да, князь – миллионер. Занимается крупным бизнесом, и я получаю от него свою долю.
– Что он делает?
– Контрабандно провозит шелк и алкоголь. Но не метрами и не бутылками, а целыми пароходами.
Ионас минуту подумал и осторожно, стараясь не обидеть Лидию, спросил:
– Почему вы не поженились, если были помолвлены на протяжении нескольких лет.
– Замуж? Это было совершенно невозможно.
– Что так?
– Князь женат. Правда, это ничего не значит. Мы всегда в поездках жили вместе. Во всяком случае, я была наполовину княгиней.
– Так, так… Но только наполовину…
– Но я же всегда оставалась дамой.
– И остаешься, – заметил Ионас и вспомнил когда-то услышанную присказку: дама – это слегка блядующая красивая женщина.
Ионас не желал вмешиваться в любовную жизнь Лидии, хотя бы потому, что всегда придерживался мнения: люби ближнего своего, а не его супругу. Ионас инстинктивно чувствовал, что разум его ограничен, мораль – мелочна. Его уже не удовлетворяла собственная внешность, он начал горбиться, страдал одышкой и бессонницей. В молодости Ионас достаточно беззаботно отдавался любовному флирту, но сейчас совсем от него отказался. В молодые годы он мог стать кем угодно, даже революционером, правда, только в собственном воображении. Сейчас же он полюбил всевозможные удобства и пришел в согласие с лозунгом: в случае дождя революция переносится на более поздний срок. У него не было ни малейшего желания отправляться на баррикады, в кабак или в гости. Он вполне удовлетворялся созерцанием вида, открывавшегося из окна, книгами и благословенным одиночеством. Никто не ждал его смерти, поскольку, подобно античному философу, он все свое имущество носил с собой. Он укрылся в своей башне из костей и мяса, жира и кожи и был доволен, что не родился князем или кузеном царя.
Дождь, ливший беспрерывно полторы недели, наконец прекратился. Последний запас воды из хлябей небесных вылился ранним утром. Насквозь промокшая земля с печальным вздохом старалась впитать в себя избыток влаги. Бодрящий западный ветер успокоил убирающих в поле картошку согнувшихся в три погибели баб; небо поголубело и стало сухим.
Ионас встал со своего рабочего стула и подошел к окну. На центральной дороге поселка все еще стояли огромные лужи. Ее плотно укатанная поверхность лениво впитывала влагу. На другой стороне улицы располагался дом приезжих и кафе, а в промежутке между ними находилась металлическая коновязь и стойка для велосипедов. Несколько голубей крутилось возле коновязи в поисках корма. Перья птиц были взъерошены, но тихий ветерок уже принялся их усердно расчесывать.
Все это Ионас наблюдал совершенно бездумно. Посмотреть на улицу из окна мастерской в тот момент, когда гудок расположенного поблизости завода возвещал, что рабочий день закончен, было в обычае мастера. Ионас повернулся к своему подмастерью Нестору, который продолжал стучать молотком по подметке, и сухо промолвил:
– Хватит на сегодня.
Затем снова повернулся к окну. Нестор как раз приготовился забить гвоздь в подошву ботинка, но, услышав голос мастера, делать этого не стал. Он придерживался ясной линии: не работать на мастерскую за счет личного времени. Подмастерье поднялся со своего рабочего стула, набросил на себя куртку и поспешил к двери.
– Спокойной ночи.
– И тебе тоже, – отозвался Ионас.
Мастер прислонился лбом к запотевшему стеклу, и в голове его родился афоризм: только вдовец считает свою жену ангелом. В этот момент он услышал, как открылась дверь и раздалось бодрое приветствие:
– Добрый вечер, мастер! Зайти еще можно?
Ионас повернулся к пришедшему и ответил:
– Ты уже вошел.
Гость добродушно хохотнул.
– Действительно! Я только думал, что мастерская уже закрыта.
– Пока еще нет, но сейчас уже – да, – сказал Ионас и пошел закрывать дверь.
Затем он критически осмотрел пришельца и прежде всего его ботинки, носки которых корчили отвратительные гримасы. Когда его изучающий взгляд переместился с ботинок на лицо, покрытое густой щетиной, свидетельством мужественности, он пригласил гостя сесть, а сам уселся на свой рабочий стул.
– По делу зашли, или как? – не слишком заинтересованно спросил Ионас.
– Конечно, – живо ответил пришедший и, указав на ботинки, продолжил: – Не можете ли вы починить их, я бы подождал?
– Все берется, что предлагается. Снимай ботинки и жди три дня.
– Здесь? – радостно поинтересовался гость. – Неужели и вправду можно подождать здесь?
– Не здесь. Это же мастерская.
– Неужели для их починки требуется целых три дня?
– Не для ремонта, а для сушки. Из них не выкачаешь воду даже насосом. Снимай, посмотрим.
Гость, кажется, не знал, как поступить. Он протер запотевшие очки и прошепелявил:
– Не могу… не могу ждать так долго…
– Куда это ты так спешишь?
– Трудно сказать. Просто надо спешить. – Похоже, гость начисто забыл, куда он торопится. – По правде говоря, спешить мне некуда, – признался он, – но нет других ботинок. А во-вторых, и жилья нет.
– А в-третьих, черт возьми?
– В-третьих? Да ничего такого в-третьих. Хотя вот что: у меня нет денег, ни одного пенни.
– И все же ты принес ботинки в ремонт? – Ионас постучал кончиками пальцев по краю стола и продолжал: – Кто заплатит за починку?
– Я, конечно, дорогой мастер! – радостно ответил гость и сделал рукой широкий жест. – Хочу попросить кредит. Вы, конечно, знаете меня? Нет? Это плохо, и прежде всего для вас. Я уроженец здешней местности. Зовут меня Эмиль Золя.
Ионас помотал головой и вслух повторил имя.
– Эмиль Золя? Не доводилось тебя знать. Имя, правда, где-то слышал. Чем ты занимаешься?
– Я художник.
– Забавная профессия, но на кредит не тянет. Хотя я знаю случаи, когда художники конкурируют с ремесленниками.
– Я как раз художник такого профиля.
– Дамский парикмахер?
Гость рассмеялся. Постепенно его смех заразил и мастера. Золя поднялся на ноги, бодро хлопнул Ионаса по плечу и сказал:
– Наконец я встретил равного себе! У вас есть чувство юмора.
– Какого черта! Ты же артист. Золя наморщил лоб.
– Прошу прощения. Я все же благородный человек. Жаль, что мастер не знает меня.
– Это тебе жаль, а мне нисколько.
– Нам обоим должно быть жаль. Я же писатель Эмиль Золя!
Ионас повторил, что слышал эту фамилию и раньше. В свое время он был членом литературного кружка поселка, где наверняка иногда упоминали и произведения Золя.
– Вы любите книги! Я это заметил сразу. По вашим глазам, выражению лица, по движению рук, по всему. Обыкновенный человек разбирается в книгах лишь настолько, чтобы не рвать их в клочья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63