Лучше, чем на любой шахте в мире. Но надо быть осмотрительным, обязательно. Эго первая и главная заповедь. Нужно уметь читать породу, видеть ее, чувствовать только тогда ты станешь настоящим горняком.
Самое легкое для шахтера – зарплату получать. Но деньги выдают наверху, а зарабатывают их внизу – там легкого ничего нет. Однако у нас все-таки отличная профессия. Я люблю ее…
Любовь к руднику у Василия Михайловича начала складываться 18 апреля 1948 года.
Только что принятая молодежь сбилась в углу клети и изредка поглядывала на угрюмое лицо мастера, которому поручглп эту новоиспеченную бригаду.
Мастер показал шахту, распределил ребят по местам, присматривался к ним, а в конце смены собрал всех и сказал:
– Не будет из вас бригады. Разные вы очень.
Из одних толк выйдет, а из других… Не все среди вас шахтеры, братцы, вы уж извините…
Очень боялся Василий, что эти слова относятся и к нему, и поэтому, когда дали ему отдельный забой, начал трудиться с каким-то остервенением. А потом выяснилось, что за месяц у него 150 процентов плана.
Захарий Васильевич Галка, почетный горняк, орденоносец, гордость рудника, приметил старательного юпошу. Пришел как-то к нему:
– Вижу, хочешь работать, да не умеешь. Силой пока берешь, но и голова нужна. Силы на месяц, на два хватит, а потом попадешь в другой забой, руду зубами грызть будешь, а она не поддастся. Если хочешь, иди ко мне в бригаду, научу всему, что умею. В дальнейшем пригодится…
Великой честью было оказаться в бригаде З. В. Галки.
Лучших шахтеров Желтых Вод он выучил. На второй месяц показатели Василия за двести процентов потянули.
Ниже потом и не спускался.
В 1952 году Скуратник сам возглавил бригаду. Добыча урановой руды резко расширялась, ушел тогда его наставник на другую шахту, а Василия предложил в бригадиры.
– Сначала в бригаде восемнадцать «душ» было, потом двенадцать, а сейчас только шесть, – говорит Василий Михайлович.
– Это почему же?
– Собрались мы и решили, что если каждый две-три смежные специальности освоит, то и вшестером справимся. Подучились немного, курсы закончили. Теперь так и работаем. План остался на двенадцать человек.
– Бригада не меняется? Так вшестером с 1959 года и держитесь?
– Да нет, конечно. Очень нас любят разбивать на "половинки". Троих оставят и еще троих добавят. А ил другой «половинки» самостоятельную бригаду "наращивают". Человек двадцать я уже подготовил, и сейчас в бригаде новенькие.
– Так может случиться, что на шахте скоро все вашими учениками будут…
– Хороших горняков у нас много. Что же касается учебы, то это нужно… Галка меня и многих других в люди вывел, ну а мы свой опыт передаем. Секреты при себе не держим… Вот сын подрастает, наверное, на шахту придет.
– Долго еще ждать?
– Года два-три… Отличник. Старается… А дочь уже работает. Дети у нас удачные, мы с Надей не нарадуемся…
В работе радиометрических машин на фабрике первичного обогащения руды слышался какой-то причудливый "мотив", словно десяток ксилофонистов разучивали новую композицию.
Это было странное зрелище. Полутемный зал. Похожие друг на друга машины. Они щетинились лопатками навстречу потоку урановой руды, поступающей по конвейерам. И щелчки… То звонкие, как звук скрипки, то глухие, как пение контрабаса… «Каменную» мелодию исполняет пустая порода, та, в которой нет урана.
В одном из помещений я увидел совсем не то, к чему уже успел привыкнуть. Никаких лопаток. Гигантский конус, чем-то напоминающий монгольскую шапку. Он вертелся столь стремительно, что казалось, сейчас оторвется от пола и улетит. Конус обвивала змейка урановой руды…
– Это новая машина для отделения пустой породы, – сказал один из конструкторов, который занимался ео наладкой, – первые испытания уже прошли. По сравнению с прежними производительность в 2-3 раза выше.
– Кто ее создал?
– Наши, в ЦНИЛА проектировали и делали.
Что же это за ЦНИЛА – Центральная научно-исследовательская лаборатория, чье присутствие так чувствуется на комбинате?
Цепочка, по которой я шел – наземный комплекс, шахта, фабрика, – в конце концов должна привести к ЦНИЛА… Но сейчас предстояла новая встреча: с заводом, где обогащается урановая руда.
Владимир Филиппович Семенов, директор, задал вопрос:
– Хотите удивиться?
– А это разве трудно?
– Если вы работаете в атомной промышленности – трудно. Но если вы не видели наших предприятий, они вас поразят.
– Технологией?
– Не только… Впрочем, увидите… Однажды к нам приезжал крупный инженер по цветной металлургии.
Прошелся он по заводу и говорит: "Мне кажется, что я читаю фантастическую книгу. Настолько все необычно…"
Заинтригованный, я сел в машину и отправился на окраину города.
Завод утопает в зелени.
– У вас есть дети? – спросил Владимир Филиппович.
– Дочь. Маша. И сын – Алексей.
– Вы не замечали у них индивидуализма? Ну, "это мое", "никому не дам"…
– Бывает. Кое в чем жадность проявляется.
– Вот-вот… У внука то же самое. Рождаются, что ли, такими. Вот и приходится бороться, не только в детстве, а всю жизнь… Мы и сад общественный посадили для этого. Зачем нужен индивидуальный садик с забором? Глупость! Мы сообща обрабатываем большой, хороший сад. Для города… Для всех… В субботу и воскресенье десятки людей в нем отдыхают. Лучше не придумаешь… На заводе тоже сад есть. Маленький, но любят его. К сожалению, сейчас темно, не видно… Посмотрите?
– Обязательно.
Мы вошли в цех, Семенов, шагавший впереди, обернулся:
– А это уже "урановый сад"…
Я так и не понял, что он имел в виду: то ли горшки с цветами, которыми увешаны стены, то ли огромный аквариум, где среди водорослей мелькали золотистые караси, то ли причудливые сплетения труб, емкостей, колонн и установок – они действительно напоминали сказочный сад. И, как деревья, эти громоздкие сооружения из металла жили – слышалось легкое потрескивание, непонятные шорохи, далекий гул.
Мы стояли неподвижно. Необозримый зал, уходящие ввысь, словно корпуса ракет на старте, ионообменные колонны и крошечные фигурки людей у их основания. Это стояли мы, гости. Мы казались здесь лишними, ненужными, чужими – пришельцами из иного мира. А завод работал "сам по себе".
– Эффектно? – Главный технолог комбината Семен Григорьевич Михайлов говорит быстро, словно боясь, что не успеет рассказать обо всем. – Я и сам поражаюсь, когда прихожу сюда… Автоматика? Ох, как тяжко она нам досталась! Сутками, помню, не покидали завода…
Впрочем, и сейчас не все гладко, кое-что нам не нравится, вот постоянно и переделываем. Представьте, наш завод построен всего несколько лет назад, а сейчас от старого только коробка осталась, все остальное изменили.
Многие процессы у нас появились впервые, а потом уже их переняли другие предприятия атомной промышленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Самое легкое для шахтера – зарплату получать. Но деньги выдают наверху, а зарабатывают их внизу – там легкого ничего нет. Однако у нас все-таки отличная профессия. Я люблю ее…
Любовь к руднику у Василия Михайловича начала складываться 18 апреля 1948 года.
Только что принятая молодежь сбилась в углу клети и изредка поглядывала на угрюмое лицо мастера, которому поручглп эту новоиспеченную бригаду.
Мастер показал шахту, распределил ребят по местам, присматривался к ним, а в конце смены собрал всех и сказал:
– Не будет из вас бригады. Разные вы очень.
Из одних толк выйдет, а из других… Не все среди вас шахтеры, братцы, вы уж извините…
Очень боялся Василий, что эти слова относятся и к нему, и поэтому, когда дали ему отдельный забой, начал трудиться с каким-то остервенением. А потом выяснилось, что за месяц у него 150 процентов плана.
Захарий Васильевич Галка, почетный горняк, орденоносец, гордость рудника, приметил старательного юпошу. Пришел как-то к нему:
– Вижу, хочешь работать, да не умеешь. Силой пока берешь, но и голова нужна. Силы на месяц, на два хватит, а потом попадешь в другой забой, руду зубами грызть будешь, а она не поддастся. Если хочешь, иди ко мне в бригаду, научу всему, что умею. В дальнейшем пригодится…
Великой честью было оказаться в бригаде З. В. Галки.
Лучших шахтеров Желтых Вод он выучил. На второй месяц показатели Василия за двести процентов потянули.
Ниже потом и не спускался.
В 1952 году Скуратник сам возглавил бригаду. Добыча урановой руды резко расширялась, ушел тогда его наставник на другую шахту, а Василия предложил в бригадиры.
– Сначала в бригаде восемнадцать «душ» было, потом двенадцать, а сейчас только шесть, – говорит Василий Михайлович.
– Это почему же?
– Собрались мы и решили, что если каждый две-три смежные специальности освоит, то и вшестером справимся. Подучились немного, курсы закончили. Теперь так и работаем. План остался на двенадцать человек.
– Бригада не меняется? Так вшестером с 1959 года и держитесь?
– Да нет, конечно. Очень нас любят разбивать на "половинки". Троих оставят и еще троих добавят. А ил другой «половинки» самостоятельную бригаду "наращивают". Человек двадцать я уже подготовил, и сейчас в бригаде новенькие.
– Так может случиться, что на шахте скоро все вашими учениками будут…
– Хороших горняков у нас много. Что же касается учебы, то это нужно… Галка меня и многих других в люди вывел, ну а мы свой опыт передаем. Секреты при себе не держим… Вот сын подрастает, наверное, на шахту придет.
– Долго еще ждать?
– Года два-три… Отличник. Старается… А дочь уже работает. Дети у нас удачные, мы с Надей не нарадуемся…
В работе радиометрических машин на фабрике первичного обогащения руды слышался какой-то причудливый "мотив", словно десяток ксилофонистов разучивали новую композицию.
Это было странное зрелище. Полутемный зал. Похожие друг на друга машины. Они щетинились лопатками навстречу потоку урановой руды, поступающей по конвейерам. И щелчки… То звонкие, как звук скрипки, то глухие, как пение контрабаса… «Каменную» мелодию исполняет пустая порода, та, в которой нет урана.
В одном из помещений я увидел совсем не то, к чему уже успел привыкнуть. Никаких лопаток. Гигантский конус, чем-то напоминающий монгольскую шапку. Он вертелся столь стремительно, что казалось, сейчас оторвется от пола и улетит. Конус обвивала змейка урановой руды…
– Это новая машина для отделения пустой породы, – сказал один из конструкторов, который занимался ео наладкой, – первые испытания уже прошли. По сравнению с прежними производительность в 2-3 раза выше.
– Кто ее создал?
– Наши, в ЦНИЛА проектировали и делали.
Что же это за ЦНИЛА – Центральная научно-исследовательская лаборатория, чье присутствие так чувствуется на комбинате?
Цепочка, по которой я шел – наземный комплекс, шахта, фабрика, – в конце концов должна привести к ЦНИЛА… Но сейчас предстояла новая встреча: с заводом, где обогащается урановая руда.
Владимир Филиппович Семенов, директор, задал вопрос:
– Хотите удивиться?
– А это разве трудно?
– Если вы работаете в атомной промышленности – трудно. Но если вы не видели наших предприятий, они вас поразят.
– Технологией?
– Не только… Впрочем, увидите… Однажды к нам приезжал крупный инженер по цветной металлургии.
Прошелся он по заводу и говорит: "Мне кажется, что я читаю фантастическую книгу. Настолько все необычно…"
Заинтригованный, я сел в машину и отправился на окраину города.
Завод утопает в зелени.
– У вас есть дети? – спросил Владимир Филиппович.
– Дочь. Маша. И сын – Алексей.
– Вы не замечали у них индивидуализма? Ну, "это мое", "никому не дам"…
– Бывает. Кое в чем жадность проявляется.
– Вот-вот… У внука то же самое. Рождаются, что ли, такими. Вот и приходится бороться, не только в детстве, а всю жизнь… Мы и сад общественный посадили для этого. Зачем нужен индивидуальный садик с забором? Глупость! Мы сообща обрабатываем большой, хороший сад. Для города… Для всех… В субботу и воскресенье десятки людей в нем отдыхают. Лучше не придумаешь… На заводе тоже сад есть. Маленький, но любят его. К сожалению, сейчас темно, не видно… Посмотрите?
– Обязательно.
Мы вошли в цех, Семенов, шагавший впереди, обернулся:
– А это уже "урановый сад"…
Я так и не понял, что он имел в виду: то ли горшки с цветами, которыми увешаны стены, то ли огромный аквариум, где среди водорослей мелькали золотистые караси, то ли причудливые сплетения труб, емкостей, колонн и установок – они действительно напоминали сказочный сад. И, как деревья, эти громоздкие сооружения из металла жили – слышалось легкое потрескивание, непонятные шорохи, далекий гул.
Мы стояли неподвижно. Необозримый зал, уходящие ввысь, словно корпуса ракет на старте, ионообменные колонны и крошечные фигурки людей у их основания. Это стояли мы, гости. Мы казались здесь лишними, ненужными, чужими – пришельцами из иного мира. А завод работал "сам по себе".
– Эффектно? – Главный технолог комбината Семен Григорьевич Михайлов говорит быстро, словно боясь, что не успеет рассказать обо всем. – Я и сам поражаюсь, когда прихожу сюда… Автоматика? Ох, как тяжко она нам досталась! Сутками, помню, не покидали завода…
Впрочем, и сейчас не все гладко, кое-что нам не нравится, вот постоянно и переделываем. Представьте, наш завод построен всего несколько лет назад, а сейчас от старого только коробка осталась, все остальное изменили.
Многие процессы у нас появились впервые, а потом уже их переняли другие предприятия атомной промышленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68