От моей беспримерной усталости
не осталось и следа.
- Опусти меня, тебе тяжело, - шепнула она, впрочем, даже не
пытаясь высвободиться.
- Это тебе так кажется, - я распахнул дверь продетой под ее
колени левой рукой.
В комнате стояла непроглядная темень, однако зажигать свет я не
стал.
- Ну почему ты все делаешь не так, как я прошу? - лукаво
попеняла Янта, приникнув щекой к моему плечу.
- Сам не знаю, - я опустил ее на скрипнувший тюфяк из водорослей
и сознался. - У меня отвратительный характер.
Тугая пуговка на вороте бисерной блузки наконец выскользнула из
петельки, следующую Янта уже расстегнула сама.
- Как здорово. У меня тоже характер жуткий.
Не церемонясь, мы кидали снятую одежду на пол. Потом,
обнаженные, плотно приникли друг к другу.
И снова мы качались на океанских волнах, падали сквозь бездны
влажного пламени, задыхаясь в изумительном угаре. Мы были двумя
трепещущими скользкими рыбами, расплющенными толщей
глубоководного безмолвия. Мы впитывали судороги друг друга,
ввинчиваясь по спирали стона в недра пульсирующего сумасшествия,
тело Янты выгибалось радугой, мои мышцы изнемогали от блаженного
бешенства, искрящийся космос взрывался в тайниках плоти и
длился, и нарастал, и тихо гас, а в обрушившейся пустоте долго
теплилась благодарная нежность. Я поцеловал Янту между грудей и
перекатился на спину.
За мансардным окном шелестел дождик, мы лежали, растворяясь в
непроглядной тьме. Ночь сомкнулась черным шелестящим коконом
вокруг нас, единственных обитателей крошечного мироздания.
Насколько я люблю ночную пору, настолько терпеть не могу
междусолнечье, когда спать приходится за плотными занавесками.
Но сейчас темнота мешала мне любоваться Янтой.
- Месакун, ты опять не сделал так, как я просила - с тихим
укором проговорила она.
- Понимаешь, не могу. Не могу я так, и все. Разве тебе было
плохо со мной?
- Глупый. Мне было изумительно.
- Тогда в чем же дело?
- Не слушай меня, - она положила голову мне на плечо. - Я вообще
не знаю, чего хочу. А ты чудесный...
Вот теперь я уже точно вымотался до предела. Ее голос доносился
неразборчиво сквозь плотную толщу мрака. Я выскальзывал из
собственного тела и плыл в никуда, осязая лишь, как дыхание Янты
тлеет на моей щеке, и не было сил обнять ее, прижаться всем
телом, сказать, до чего я ее люблю, люблю...
Крик Янты вырвал меня из сна одним махом. Пронзительный,
сдавленный, нечленораздельный крик. Моя рука метнулась под
подушку и нашарила там пустоту.
За окошком лепетал дождик, стояла глубокая ночь, мы лежали одни
в темной комнате. Пистолет валялся вместе с одеждой на полу,
впрочем, я зря переполошился спросонок. Янте приснился кошмар,
только и всего.
Схватив девушку за плечи, я подул ей в лицо, так по старому
поверью отгоняют злых ночных духов. Колдун из меня никудышный,
впрочем, Янта обмякла и прерывисто вздохнула.
- Ох, милый, прости, я тебя разбудила...
Вздрагивая, она прильнула ко мне, уткнулась в грудь мокрым
лицом, совсем по-детски шмыгнула носом. Жуть внезапного
пробуждения отхлынула, сменившись трогательным затишьем. Я
баюкал ее, легонечко поглаживая вдоль спины, потом незаметно для
себя перешел к осторожным тягучим ласкам. Мы парили в
бесконечности теплого мрака, желание подкрадывалось, медленно
сгущалось. Янта подкралась губами к моему рту, ее пальцы
скользнули вниз по животу и цепко сжались. Сдавленно ахнув, она
откинулась навзничь, притягивая меня с жадной поспешностью,
щедро распахнулась подо мной. Исчез шум дождевых капель, исчезла
тьма, исчез поскрипывающий тюфяк, вообще все исчезло. Были
только мы, и больше ничего.
Самая дивная и невероятная ночь в моей жизни. Еще ни одна
женщина не дарила меня таким всепоглощающим самозабвением, ни с
одной не был я настолько неутомим, ни одна не впитала столько
моей нежной ярости, выплеснув не менее яростную нежность в
ответ.
А после мы лежали рядышком, держась за руки, переполненные друг
другом и опустошенные, не нуждаясь в словах. Все уже было
сказано молча, при посредстве осязания, которое неспособно
фальшивить. Однако Янта вдруг заговорила вполголоса, отчетливо и
сухо роняя фразы.
- Месакун, мне нужно тебе рассказать, что со мной случилось.
Хотя, может, лучше промолчать. Но ты имеешь право знать про меня
все.
- Хорошо, я слушаю тебя.
Немного помедлив, она продолжила.
- Месакун, я грязная тварь. Я ненавижу себя.
И снова сделала паузу. Ее истовое самобичевание казалось мне
чуточку несерьезным. Я надеялся, что за всем этим кроется наивно
раздутый сущий пустяк, что-нибудь вроде обыкновенной
подростковой мастурбации и неотделимых от нее терзаний из-за
собственной якобы уникальной, чудовищной порочности.
- Пожалуйста, не надо так...
- Я тебя недостойна.
- Да что ты такое говоришь, - изумился я.
- Ты просто не знаешь, - отрезала она. - Прости, придется тебе
рассказать. Это случилось почти год назад. Поздно вечером я
возвращалась от подруги. Та еще предлагала вызвать такси, но я
отказалась. Погода была прекрасная, хотелось прогуляться пешком.
До сих пор себя кляну за дурость.
Янта говорила отрывисто и быстро. Каждая фраза давалась ей почти
с физическим усилием.
- Я уже почти дошла до дома. В парке навстречу мне попались
двое. Типичные подонки. Пытались со мной заговорить, но я молча
прошла мимо. Тогда они сзади схватили меня за волосы. Зажали
рот... - она перевела дыхание, ее пальцы скрючились в моей
ладони. - Месакун, они меня изнасиловали.
Так вот оно что. Меня ожгла вспышка бесплодной ярости. Дорого бы
я дал, чтобы эти двое встретились на моем пути.
Повисло тяжкое беспросветное молчание. Лишь мириады дождевых
капель мягко шелестели в ночи. Янта скрипнула зубами. Осторожно
я разглаживал ее окостенелый от напряжения кулачок.
- Янта, милая...
- Что? - убитым голосом произнесла она.
- Даже не знаю, как сказать. Все в прошлом, понимаешь? Что бы ни
было, это прошло. А мы здесь.
Мои слова прозвучали убого, я не знал толком, что сказать, как
ее успокоить. Янта содрогнулась всем телом.
- Если бы ты только знал, как они надо мной куражились. Я
укусила одного за руку. Тогда он сдавил мне пальцами щеки,
раздвинул челюсти и, понимаешь... своим вонючим... я... я
задыхалась...
- Прошу тебя, перестань. Не надо. Успокойся.
Меня корежила нестерпимая мука. Ярость, жалость, бессилие перед
непоправимым прошлым, пронзительное сострадание, злоба на этот
уродливый паскудный мир, все перемешалось и разом навалилось
неподъемным грузом. Хотелось стрелять, бешено орать, на худой
конец разбить кулак о стенку. Но я сдержался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47