Сам я почти не спал — всю ночь проворочался, кипя от злости.
Ровно в 9.30 прозвонил будильник. Мне показалось, что звонит он громче обычного. Я тут же встал, но обе подруги спали как убитые. Я толкал их, пихал, стягивал с кроватей — все без толку, бегал как сумасшедший от одной к другой, шлепал, сдергивал одеяла, ругал на чем свет стоит, грозил отстегать ремнем, но они даже не шевелились.
Потребовалось около получаса, чтобы заставить женщин подняться, но они плохо держались на ногах и все норовили на меня завалиться.
— Мигом под душ! — орал я. — Скорей! Я сварю кофе.
— Как можно быть таким жестоким? — простонала Стася.
— Почему бы тебе не позвонить и не сказать, что мы придем только к ужину? — взмолилась Мона.
— Не могу! — кричал я. — И не стану. Они ждут нас к обеду, а не к ужину.
— Скажи, что я заболела, — просила Мона.
— Нет и еще раз нет! Ты пойдешь туда — даже если мне придется тебя тащить.
За кофе женщины рассказали, какие купили для всех подарки. Именно из-за них они и надрались. Как это случилось? Ну, чтобы раздобыть на подарки деньги, им пришлось ходить по пятам за одним щедрым, но надоедливым идиотом, который уже третий день не просыхает. В результате они тоже основательно нагрузились, хотя совсем этого не хотели. Они рассчитывали отделаться от идиота сразу же, как он расплатится за подарки, но тот оказался не так уж прост и не отпустил их. Хорошо, что они вообще домой попали, закончили рассказ подруги.
Неплохая выдумка. Возможно, отчасти даже правдивая. Я проглотил рассказ, запив кофе.
— А теперь скажите мне, что собирается надеть Стася? — спросил я.
Стася выглядела такой беспомощной и смущенной, что с языка у меня чуть не сорвалось: «Да надевай ты что хочешь!»
— Заботу о ней предоставь мне, — сказала Мона. — И ни о чем не волнуйся. А сейчас оставь нас ненадолго одних.
— Хорошо, — согласился я. — Даю вам на все про все час — ни минутой больше.
Я решил, что сейчас для меня самое лучшее — немного прогуляться. Меньше чем за час Стасю в приличный вид не привести. Да и мне хотелось глотнуть свежего воздуха.
— Запомните, — сказал я, стоя на пороге, — у вас в распоряжении только час. Не будете готовы — пойдете в том виде, в каком вас застану.
Утро было прохладным и ясным. Выпавший ночью снежок припорошил все вокруг — картина была самая рождественская. На улицах почти никого не было.
Я неторопливо побрел к пристани, чтобы полюбоваться видом океанских лайнеров, стоящих в ряд, словно собаки в упряжке. Снег, укутавший пушистой шерстью спасти, ярко сверкал на солнце. Что-то магическое было в этой картине.
Направляясь в сторону Хайтс , я забрел в квартал иммигрантов. Здесь атмосфера была не столько магическая, сколько трагическая. Даже светлый дух Рождества не смог скрасить вид этих бедных хижин и лачуг, придать им облик человеческого жилья, А кому это надо? Ведь здесь жили преимущественно иноверцы — грязные арабы, косоглазые чинки , индусы, ниггеры… Навстречу мне шел мужчина, по виду араб, одетый в легкие брюки из хлопчатобумажной материи. На голове — вязаная шапочка, на ногах — заношенные ковровые тапочки. «Хвала Аллаху!» — шепнул я, поравнявшись с ним. Немного дальше я наткнулся на двух дерущихся мексиканцев — оба были слишком пьяны, чтобы наносить прицельные удары. Их окружила ребятня — маленькие оборвыши, они криками подзадоривали пьяниц. «Врежь ему! Дай ему в морду!» А из боковой двери ближайшего бара на залитую солнцем улицу, в сверкающую, белизну рождественского утра вышли, пошатываясь, две такие потасканные шлюхи, каких еще поискать! Вот одна наклоняется, поправляя чулок, и, не удержав равновесия, падает плашмя, а вторая смотрит на нее бараньим взглядом, словно не веря глазам, и, споткнувшись, теряет одну туфлю. Пытаясь сохранять достоинство — в ее понимании, — девушка семенит дальше, мурлыча пьяную песенку.
Да, денек отменный! Воздух свежий, бодрящий! Жаль только, что сегодня Рождество. Интересно, готовы ли мои дамы? Я вновь обретал надежду. Ничего, выдержу, успокаивал я себя, только бы женщины не подвели. В голове закрутились всякие байки, которыми я собирался потчевать родных: придется многое присочинить, чтобы их успокоить, — они вечно волновались за нас. Например, всегда спрашивали: «Как ты сейчас, пишешь?» А я отвечал: «Конечно. Опубликовал уже с десяток рассказов». И Моной интересовались. «Моне нравится ее работа?» (Я не помнил, знают ли они, где она работает. Что я говорил в прошлый раз?) А как представить Стасю? Что сказать? Знакомьтесь, это давняя подруга Моны? Она вполне могла учиться с ней в школе. Художница.
Дома я застал Стасю в слезах, она изо всех сил старалась втиснуть ноги в туфли на высоких каблуках. Голая до пояса, в белой, неизвестно где взятой нижней юбке, резинки от пояса болтаются, волосы взлохмачены.
— Мне ни за что их не надеть, — стонала она. — Почему мне надо туда идти?
Мону, похоже, все это веселило. Одежда, гребни и заколки были разбросаны по всему полу.
— Идти тебе не придется, — повторяла она снова и снова. — Мы возьмем такси.
— Шляпу тоже надевать?
— Посмотрим, дорогая.
Я пытался помочь, но сделал только хуже.
— Оставь нас в покое, — потребовали женщины.
Сев в углу, я наблюдал за происходящим. И поглядывал на часы. Было уже почти двенадцать.
— Послушай, — сказал я Моне. — Не надо лезть из кожи вон. Подколи ей волосы и дай нормальную юбку.
Мона заставляла Стасю примерять разные серьги и браслеты.
— Хватит! — заорал я. — Она похожа на рождественскую елку.
Около половины первого мы неторопливо вышли из дома и огляделись — не видно ли такси? Естественно, не видно. Пошли пешком. Стася хромает. Вместо шляпы она надела берет и выглядит почти как все. Но мне больно смотреть на нее. Для нее этот поход — большое испытание. Наконец мы ловим такси.
— Слава Богу, опоздаем всего на несколько минут, — бормочу я.
В такси Стася сбрасывает туфли. Женщины весело хихикают. Мона уговаривает Стасю слегка подкрасить губы, чтобы выглядеть более женственно.
— Женственнее — нельзя, могут подумать, что она не настоящая, — предупреждаю я.
— Сколько нам нужно там пробыть? — спрашивает Стася.
— Не могу сказать. Улизнем сразу, когда можно будет. Надеюсь, в семь-восемь.
— Вечера?
— Ну конечно, вечера. Не утра же.
— Господи! — присвистывает она. — Мне столько не выдержать.
Мы приближаемся к месту назначения, и я прошу водителя остановиться на углу, не подъезжая к дому.
— Почему? — недоумевает Мона.
— Потому.
Такси подкатывает к тротуару, и мы выходим. Стася — в чулках, держа туфли в руке.
— А ну-ка надевай! — кричу я.
На углу, рядом с похоронным бюро, стоит большой сосновый гроб.
— Садись сюда и надевай туфли, — командую я.
Стася повинуется мне, как ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102