Абрамсон даже отодвинулся от стола.
— Значит, вам безразлично, кошерную курицу вы едите или нет?
— Послушайте, господа! — воскликнула Землячка с нескрываемым удивлением. — Вы же называете себя марксистами, материалистами, атеистами! Имеет ли значение, по какому ритуалу зарезана ваша курица?
Она видела, ее собеседники откровенно на нее сердятся. Они казались ей детьми, а себя она рядом с ними чувствовала взрослой. Педагогические наклонности побуждали ее помочь этим людям разобраться в своих ошибках, но она не обольщалась — вряд ли это удастся, думала она…
Национальная ограниченность — страшная болезнь, она уведет этих людей в лагерь врагов пролетарской революции, и с ними Землячке предстоит долгая и упорная борьба.
Рассказ о съезде
Давно ли брела она теплым августовским вечером по мрачным, запорошенным копотью тесным переулкам Восточного Лондона, выбираясь из Уайтчепля после не очень-то веселого обеда с двумя сердитыми и крикливыми бундовцами?…
И вот она уже в России, вот уже осень, брызжет ранний осенний дождик, и ей уже не до отвлеченных талмудистских споров — человек для субботы или суббота для человека.
Впереди — работа, одна лишь работа, тяжелая, неприметная и безмерно необходимая.
Местом пребывания Землячки намечен пока что Петербург, но по пути предстояло еще заехать в Москву, рассказать московским товарищам о только что состоявшемся съезде.
Она остановилась на Солянке, у фельдшерицы Полозовой. Та служила в Воспитательном доме и имела при нем казенную квартиру. В Воспитательном доме сотни сотрудников, всегда большое оживление, среди общей сутолоки легко избежать ненужного внимания. И хотя формально Полозова в партии не состояла и числилась лишь в «сочувствующих», она выполняла немало серьезных поручений, которые давали ей знакомые революционеры.
Сразу по приезде Землячка зашла в Московский комитет, явку ей дала сама Надежда Константиновна.
— Я только что со съезда.
— А мы ждем вас.
Договорились, что Землячка выступит у Гужона, в мастерских Московско-Казанской железной дороги и в типографии Кушнерева.
— Там есть проверенные большевики и немало сочувствующих.
Ближе к вечеру в квартиру Полозовой постучался незнакомый парень. Румяный, скуластый, со щелками вместо глаз. Лет двадцать, не больше.
— Скажите, у вас есть тюрьмометр? — спросил он с порога.
Было условлено: пришедший спросит термометр, а ему ответят, что могут измерить температуру. Однако парень не удержался, сострил — любил, должно быть, шутить по любому поводу.
— Если у вас поднялась температура, можем измерить, — точно ответила Полозова.
— А ведь здорово — тюрьмометр? — повторил парень и одиноко хохотнул, огорченный, что не оценили его остроумия.
Землячка не собиралась тратить время на пустые разговоры, сразу перешла к делу.
— Вы откуда? — деловито спросила она.
— Мы-то? — Парень так и не ответил на вопрос. — Мы за вами.
— Я спрашиваю, где вы работаете? — настойчиво повторила Землячка. — Куда мы пойдем?
— Несущественно, — по-прежнему уклонился парень от ответа. — Поручено доставить вас, ясно? На Казанку, промежду прочим.
В Московском комитете Землячке сказали, что от железнодорожников за ней придет провожатый, на которого она вполне может положиться, доставит куда надо и выручит в случае чего.
— Как зовут-то вас? — спросила она, чуть шевельнув улыбкой свои тонкие губы.
— Катей зовут, — сказал парень, хитро поглядев на собеседницу. — Так сподручнее. Катька пришла, Катька вызывает — девка и девка, никому ничего в голову не взбредет.
Молод-молод, одобрительно подумала Землячка, а конспирировать научился — и согласно кивнула:
— Катя так Катя.
Надела шляпку, купленную в Париже, ватерпруф, приобретенный в Лондоне, посмотрела в окно — стекло мутное, влажное — взяла зонтик.
— Что ж, я готова. Извините, два слова по хозяйству.
Парень деликатно отвернулся — и не говорил лишнего, и слышать лишнего не хотел.
Землячка отвела Полозову в сторону.
— Если постучится кто подозрительный — сверток у меня под подушкой, сразу в печь, и уж потом открывайте.
Под подушкой находилось самое важное, что было сейчас при ней, из-за этого она остановилась в Москве и с этим же собиралась в Петербург. Именно этот сверток и придавал ей уверенность, с какой шла она сейчас на Казанку.
В свертке были прокламации, брошюры и, самое главное, ее собственные записи о Втором съезде. Землячке предстояло много раз говорить и перед членами партии, и перед беспартийными рабочими о значении прошедшего съезда, и мысленно она всегда обращалась к зашифрованным ею для себя ленинским выступлениям.
Накануне Землячка выступала с докладом о съезде на заводе Гужона, одном из самых крупных машиностроительных заводов Москвы.
Шла она на завод от Рогожской заставы и все почему-то вспоминала однофамильца здешнего заводчика, известного скульптора XVI века. Она видела в Париже его знаменитые фонтаны. Кто знает, быть может, знаменитый Жан Гужон — один из предков московского капиталиста Юлия Петровича Гужона?
Вчера она говорила с рабочими о борьбе с эксплуататором Гужоном. А сегодня будет говорить о владельце Казанской железной дороги фон Меке.
Землячка и ее спутник вышли на Солянку.
— Хорошо бы извозчика, — посоветовал провожатый. — Спокойнее.
На всей улице стоял один-разъединственный извозчик. Опытным взглядом Землячка окинула улицу, слежки как будто не было. Ее провожатый быстро сторговался с извозчиком, и они сели в пролетку.
У Казанского вокзала смешались с толпой.
В конце перрона парень свернул к пакгаузам. Землячка еле поспевала за ним. Пошли через железнодорожные пути. Миновали водокачку.
Возле будки парень остановился.
— Пришли.
Перед дверью стоял стрелочник, пожилой мужичок с рыжей бородкой, держал в руке зажженный фонарь, за стеклом колебалось пламя свечи.
— Здорово, Василий Ефимович, — поздоровался с ним парень. — Собрались?
— Собрались, собрались, — скороговоркой ответил стрелочник. — Заходите, коль пришли в гости, я посторожу, будьте в надеже.
В будке тесно, накурено, вдоль стен на двух скамейках, а то и просто на корточках расположилось человек пятнадцать в спецовках, в куртках, в брезентовых пальто. В тусклом свете керосиновой лампы все собравшиеся казались Землячке на одно лицо.
— Здравствуйте, товарищи.
С нею нестройно поздоровались.
Приведший Землячку парень наклонился к черноусому железнодорожнику в форменном пальто с медными пуговицами и что-то шепнул.
— Здесь вся наша организация, — пояснил гостье черноусый. — Одиннадцать партийных и четверо беспартийных, но за них мы ручаемся.
Собравшиеся сгрудились еще теснее, откуда-то из угла выдвинули табуретку, и черноусый пригласил гостью сесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68