— Поймите: плохих детей нет, есть плохие опекуны. Я еду к вам.
Она без промедления ехала в Севастополь.
Пакгауз… Толпа грязных шелудивых мальчишек. Темные чумазые лица. Сверкающие большие глаза. Недоверчивые ненавидящие взгляды. Взрывчатка!
Встретили Землячку криками и бранью.
— Не будем здесь сидеть! Начальница! Гони хлеба! Пожжем мы тут все…
Визгливый голос прокричал частушку:
Комиссар залез на тополь,
Испугался и залез -
Мы разграбим Севастополь,
Подадимся в Херсонес!
У входа валялся ящик, она поднялась на него, прикрикнула:
— Молчать!
Что за сила заключалась в этой сердитой хрупкой женщине?
Мальчишки смолкли.
— Хлеб надо заработать! Объявляю вас трудовым ремонтным отрядом. Поедете от Севастополя специальным поездом, будете восстанавливать железнодорожный путь, а по приезде в Москву явитесь с моим письмом к товарищу Дзержинскому. А сейчас идем за хлебом.
Как и в армии, она не обернулась, а прямо пошла к выходу.
Рядом с ней находился работник Севастопольской военной комендатуры.
— Где тут ближайшая пекарня? — негромко спросила она. — Ведите нас.
Она привела горланящую беспорядочную толпу к пекарне и приказала выдать каждому по фунту хлеба.
Потом повела их обратно, в пакгауз, твердо сказала, что в поезд их посадят не позже, чем через день или два, каждый день будут выдавать по фунту хлеба. Пока поезд с ребятами не отошел от Севастополя, кое-кто убежал, но большинство все-таки поехало в Москву.
Потом был звонок из Москвы. Звонила Стасова, старая большевичка, до недавнего времени секретарь ЦК, работающая сейчас в Коминтерне.
— К вам просьба, Розалия Самойловна. В Москву приехал товарищ Мюллер. Из Германии. Гамбургский металлист, спартаковец, активист компартии. Приехал по делам и захворал. Врачи определили чахотку. Надо его подлечить, советуют Ялту. Посылаем к вам, возьмите его под свое наблюдение.
Свой день Землячка заканчивает как обычно, к вечеру она просит подать к подъезду «бенц», старый латаный-перелатаный автомобиль, брошенный в Севастополе бежавшим за море врангелевским генералом.
Что может быть красивее серпантинов Южного Крыма?
Крутые обрывы, густые леса, низкорослые сосны, растущие на скалистых выступах, непролазные кустарники. Леса и скалы. Красиво.
Но взгляд Землячки проникал дальше.
Садовники. Виноградари. Виноделы. Рыбаки. Чабаны. А на восточной оконечности полуострова — металлурги. Всех надо обеспечить работой, создать сносные условия жизни…
В Ялте Землячка велела шоферу везти ее в горсовет.
— Зданий в городе пустует много? — осведомилась она.
— Хороших — много. — Председатель усмехнулся. — Вся буржуазия утекла.
— Пойдем посмотрим, — предложила Землячка. — Тем временем пусть соберут всех врачей, какие есть в городе.
В сопровождении председателя горсовета она придирчиво осматривала дом за домом, пока не остановила выбор на большом благоустроенном особняке.
Затем она встретилась с врачами — это были частнопрактикующие врачи, среди них оказались и владельцы санаториев.
Держались они непринужденно, но впечатление это было обманчиво, все были в тревоге, ходили слухи, что большевики собираются отправить врачей в Сибирь бороться с эпидемией сыпного тифа.
Землячка уловила это настроение и с первых же слов постаралась его развеять.
— Приношу извинения… — Она не знала, можно ли назвать их товарищами, чего доброго, еще обидятся. — У нас просто нет времени встречаться с каждым из вас на дому. Но у нас к вам просьба. Советская власть намерена превратить Крым во Всероссийскую здравницу. От имени Советской власти приглашаю вас поступить на государственную службу. Без учителей и врачей невозможно наладить нормальную жизнь.
Под конец она сказала:
— В ближайшие дин в Ялту приедет немецкий коммунист товарищ Мюллер. Помещение мы уже нашли — дом миллионера Костанди. На первое время нужны хотя бы два врача — кто возьмется? Будут еще больные. Нуждаются в лечении бойцы Красной Армии, пришло письмо из Горловки, оттуда пришлют шахтеров.
Врачи успокоились: их уважительно просят вернуться к своим обязанностям.
В эту ночь возник один из первых советских санаториев на Южном берегу Крыма.
Было поздно, когда председатель горсовета проводил Землячку на набережную, в «Ореанду», лучшую ялтинскую гостиницу, — возвращаться ночью в Симферополь было небезопасно, в горах еще бродили остатки врангелевской армии.
— Если что понадобится, звоните, — предупредили ее. — Но одна в город не выходите. Мало ли чего…
Ужин ей принесли в номер, она поужинала и легла.
Но голоса за окном, шарканье прохожих не дают Землячке заснуть.
Она встает с кровати, подходит к окну, отдергивает тяжелую штору, распахивает пошире рамы.
Ночь вливается в комнату.
Нет, не о делах, которыми ей предстоит завтра заниматься, думает Землячка, все ее текущие заботы отходят в сторону, она дышит ароматом цветущих каштанов, вслушивается в неумолкаемый шум волн.
Одевается, выходит в коридор, спускается по лестнице.
По мостовой прогуливаются девушки, молодые люди бренчат на гитарах, кто-то хохочет на пляже, кто-то купается в темноте, жизнь идет своим чередом, и никому из этих гуляк нет деда ни до филоксеры, ни до бандитов, ни до выпечки хлеба, за которым завтра эти гуляки устремятся в булочные.
И сама Землячка просто дышит морским воздухом, смотрит на звезды и думает о том, как бы хорошо сейчас плыть на пароходе и слушать музыку.
Она медленно идет вдоль набережной, доходит до мола, всматривается в темноту.
Море во мраке ночи сливается с небом, и только огонь маяка дрожит в воде золотыми каплями.
Как ни хорошо здесь, но утром все-таки придется вернуться в Симферополь.
Лениво идет она обратно вдоль темных домов.
Но что это? Дом как дом, не освещено ни одно окно, дом спит. Но откуда-то из-под земли, из забранных решетками выемок в тротуаре, сделанных для проникновения света в подвальные окна, просачивается тусклый свет.
Что там может происходить в этом подвале? Бандиты или сектанты? Она решительно входит во двор. Разыскивает вход в подвал. Чугунные перильца. Ступеньки…
Землячка спускается. Одна. Она всегда отличалась редким бесстрашием. Бесстрашием и настойчивостью.
Годы подполья научили ее преодолевать в себе всякий страх, иначе она не могла бы ни переходить границу, ни доставлять оружие, ни печатать нелегальную литературу. Рукой она нащупывает железную скобу и рывком распахивает дверь.
Две свечи… Какие-то подростки. Сидят прямо на каменных плитах. Землячка всматривается. Перед ними разбросаны карты. Минуту и Землячка, и те, что сидят на полу, безмолвно рассматривают друг друга.
— Что за сборище? — нарушает молчание Землячка. — Кто разрешил вам здесь собираться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Она без промедления ехала в Севастополь.
Пакгауз… Толпа грязных шелудивых мальчишек. Темные чумазые лица. Сверкающие большие глаза. Недоверчивые ненавидящие взгляды. Взрывчатка!
Встретили Землячку криками и бранью.
— Не будем здесь сидеть! Начальница! Гони хлеба! Пожжем мы тут все…
Визгливый голос прокричал частушку:
Комиссар залез на тополь,
Испугался и залез -
Мы разграбим Севастополь,
Подадимся в Херсонес!
У входа валялся ящик, она поднялась на него, прикрикнула:
— Молчать!
Что за сила заключалась в этой сердитой хрупкой женщине?
Мальчишки смолкли.
— Хлеб надо заработать! Объявляю вас трудовым ремонтным отрядом. Поедете от Севастополя специальным поездом, будете восстанавливать железнодорожный путь, а по приезде в Москву явитесь с моим письмом к товарищу Дзержинскому. А сейчас идем за хлебом.
Как и в армии, она не обернулась, а прямо пошла к выходу.
Рядом с ней находился работник Севастопольской военной комендатуры.
— Где тут ближайшая пекарня? — негромко спросила она. — Ведите нас.
Она привела горланящую беспорядочную толпу к пекарне и приказала выдать каждому по фунту хлеба.
Потом повела их обратно, в пакгауз, твердо сказала, что в поезд их посадят не позже, чем через день или два, каждый день будут выдавать по фунту хлеба. Пока поезд с ребятами не отошел от Севастополя, кое-кто убежал, но большинство все-таки поехало в Москву.
Потом был звонок из Москвы. Звонила Стасова, старая большевичка, до недавнего времени секретарь ЦК, работающая сейчас в Коминтерне.
— К вам просьба, Розалия Самойловна. В Москву приехал товарищ Мюллер. Из Германии. Гамбургский металлист, спартаковец, активист компартии. Приехал по делам и захворал. Врачи определили чахотку. Надо его подлечить, советуют Ялту. Посылаем к вам, возьмите его под свое наблюдение.
Свой день Землячка заканчивает как обычно, к вечеру она просит подать к подъезду «бенц», старый латаный-перелатаный автомобиль, брошенный в Севастополе бежавшим за море врангелевским генералом.
Что может быть красивее серпантинов Южного Крыма?
Крутые обрывы, густые леса, низкорослые сосны, растущие на скалистых выступах, непролазные кустарники. Леса и скалы. Красиво.
Но взгляд Землячки проникал дальше.
Садовники. Виноградари. Виноделы. Рыбаки. Чабаны. А на восточной оконечности полуострова — металлурги. Всех надо обеспечить работой, создать сносные условия жизни…
В Ялте Землячка велела шоферу везти ее в горсовет.
— Зданий в городе пустует много? — осведомилась она.
— Хороших — много. — Председатель усмехнулся. — Вся буржуазия утекла.
— Пойдем посмотрим, — предложила Землячка. — Тем временем пусть соберут всех врачей, какие есть в городе.
В сопровождении председателя горсовета она придирчиво осматривала дом за домом, пока не остановила выбор на большом благоустроенном особняке.
Затем она встретилась с врачами — это были частнопрактикующие врачи, среди них оказались и владельцы санаториев.
Держались они непринужденно, но впечатление это было обманчиво, все были в тревоге, ходили слухи, что большевики собираются отправить врачей в Сибирь бороться с эпидемией сыпного тифа.
Землячка уловила это настроение и с первых же слов постаралась его развеять.
— Приношу извинения… — Она не знала, можно ли назвать их товарищами, чего доброго, еще обидятся. — У нас просто нет времени встречаться с каждым из вас на дому. Но у нас к вам просьба. Советская власть намерена превратить Крым во Всероссийскую здравницу. От имени Советской власти приглашаю вас поступить на государственную службу. Без учителей и врачей невозможно наладить нормальную жизнь.
Под конец она сказала:
— В ближайшие дин в Ялту приедет немецкий коммунист товарищ Мюллер. Помещение мы уже нашли — дом миллионера Костанди. На первое время нужны хотя бы два врача — кто возьмется? Будут еще больные. Нуждаются в лечении бойцы Красной Армии, пришло письмо из Горловки, оттуда пришлют шахтеров.
Врачи успокоились: их уважительно просят вернуться к своим обязанностям.
В эту ночь возник один из первых советских санаториев на Южном берегу Крыма.
Было поздно, когда председатель горсовета проводил Землячку на набережную, в «Ореанду», лучшую ялтинскую гостиницу, — возвращаться ночью в Симферополь было небезопасно, в горах еще бродили остатки врангелевской армии.
— Если что понадобится, звоните, — предупредили ее. — Но одна в город не выходите. Мало ли чего…
Ужин ей принесли в номер, она поужинала и легла.
Но голоса за окном, шарканье прохожих не дают Землячке заснуть.
Она встает с кровати, подходит к окну, отдергивает тяжелую штору, распахивает пошире рамы.
Ночь вливается в комнату.
Нет, не о делах, которыми ей предстоит завтра заниматься, думает Землячка, все ее текущие заботы отходят в сторону, она дышит ароматом цветущих каштанов, вслушивается в неумолкаемый шум волн.
Одевается, выходит в коридор, спускается по лестнице.
По мостовой прогуливаются девушки, молодые люди бренчат на гитарах, кто-то хохочет на пляже, кто-то купается в темноте, жизнь идет своим чередом, и никому из этих гуляк нет деда ни до филоксеры, ни до бандитов, ни до выпечки хлеба, за которым завтра эти гуляки устремятся в булочные.
И сама Землячка просто дышит морским воздухом, смотрит на звезды и думает о том, как бы хорошо сейчас плыть на пароходе и слушать музыку.
Она медленно идет вдоль набережной, доходит до мола, всматривается в темноту.
Море во мраке ночи сливается с небом, и только огонь маяка дрожит в воде золотыми каплями.
Как ни хорошо здесь, но утром все-таки придется вернуться в Симферополь.
Лениво идет она обратно вдоль темных домов.
Но что это? Дом как дом, не освещено ни одно окно, дом спит. Но откуда-то из-под земли, из забранных решетками выемок в тротуаре, сделанных для проникновения света в подвальные окна, просачивается тусклый свет.
Что там может происходить в этом подвале? Бандиты или сектанты? Она решительно входит во двор. Разыскивает вход в подвал. Чугунные перильца. Ступеньки…
Землячка спускается. Одна. Она всегда отличалась редким бесстрашием. Бесстрашием и настойчивостью.
Годы подполья научили ее преодолевать в себе всякий страх, иначе она не могла бы ни переходить границу, ни доставлять оружие, ни печатать нелегальную литературу. Рукой она нащупывает железную скобу и рывком распахивает дверь.
Две свечи… Какие-то подростки. Сидят прямо на каменных плитах. Землячка всматривается. Перед ними разбросаны карты. Минуту и Землячка, и те, что сидят на полу, безмолвно рассматривают друг друга.
— Что за сборище? — нарушает молчание Землячка. — Кто разрешил вам здесь собираться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68