— Нет, — выдохнул связанный предприниматель.
В дверь кабинета постучали и на пороге материализовалась ослепительно улыбавшаяся блондинка-секретарь:
— Кофе готов.
— Молодец, Светочка, — кивнул Клюгенштейн. — Давай его сюда...
— На четверых или Моисей Львович не будет? — секретарь показала глазами на своего унылого шефа.
— Будешь? — грубый Ортопед ткнул банкира кулаком в бок.
— Буду, — Моисей Львович зло сверкнул глазами.
— На четверых, — распорядился Глюк. — Мы его, блин, с ложечки напоим...
Когда братки расселись у стола и поставили перед банкиром его чашку с дымящимся напитком, Аркадий вздохнул и с грустью посмотрел на связанного соплеменника:
— Знаешь, отчего нас, евреев, во всем мире не любят?
— Потому, что завидуют, — Моисей Львович шмыгнул свежеразбитым шнобелем.
— Не-ет, — браток с золотым могендоидом на груди покачал головой. — Вот я еврей, а разве кто-нибудь из пацанов про меня что плохое скажет?
— Да ни в жисть! — возмутился Ортопед.
— Без базара, — подтвердил Стоматолог.
— Не любят нас от того, — продолжил Клюгенштейн, наклоняясь к банкиру, — что среди нас есть такие уроды, как ты, и остальная ростовщическая сволочь... Кто лавэ, блин, на чем угодно хапает. И кто своих всегда подставляет... Думаешь, я не в курсах, чё, блин, вы на своих жидовских сборищах-конгрессах обсуждаете? С Индюшанскими, Березинскими и прочей кодлой?
Моисей Львович заерзал в кресле и недовольно засопел.
— Большинство евреев на такие тусовки не пускают, — Аркадий откинулся на спинку кресла и повернулся к коллегам-браткам. — Мы для них типа недочеловеки, недоиудеи... Нами, блин, можно всегда пожертвовать. И подставить, когда выгодно... А выгодно им это почти всегда.
Ортопед и Стоматолог согласно покивали бритыми головами.
— Вот этот пейсатый козел, — Глюк упер палец в грудь банкиру, — не далее, как неделю назад, предложил на оч-чень закрытом совещании перевести компенсационные выплаты Германии советским узникам концлагерей в свой банчок, а потом их заморозить. На пару годков, блин, чтоб дождаться, когда большинство из них умрет. Причем — что русские, что евреи, что татары, ему без разницы. Лишь бы бабульки обкручивать... Скажешь, не было?! — по кабинету разнесся звук мощной оплеухи, в результате которой Моисей Львович вместе с креслом упал на пол.
— Редкая сука, — недобро рыкнул Стоматолог, впервые услышавший о столь подлом поведении барыги, но тут же поддержавший игру Аркадия и сделавший вид, что именно по озвученной теме они и пришли, а перевод денег в Чечню был только поводом для нанесения визита.
— Договорился он об этом с экс-мэршей, безутешной вдовушкой гражданина Стульчака, — Клюгенштейн поднялся, подошел к лежавшему банкиру и смачно засадил тому носком ботинка под ребра. — На пару решили, блин, стариков обуть...
— Мочить за такое надо, — Ортопед сказал, как отрезал.
— Не-ет, так слишком просто, — на лице Аркадия появилась ухмылка, более похожая на волчий оскал. — Мы, блин, по-другому сделаем. Сейчас наш недообрезанный дружочек подпишет кое-какие бумаги. И переведет, блин, нажитое непосильным трудом на счета детских домов. А мы проконтролируем, чтобы лавэ потратили по назначению... Причем переведет не только свои сбережения, но и денежку мадам Стульчак. Список счетов я приготовил. А вот тогда, как любил говаривать видный стихийный революционер товарищ Карлсон, мы и повеселимся...
Моисей Львович застонал.
— Выбор у тебя небольшой, — Глюк рывком поднял банкира вместе с креслом и пихнул к столу. — Либо я тебя, блин, лично заплющу прямо здесь и сейчас, либо дам тебе сутки, чтобы ты успел смыться из страны. Кое-что у тебя за границей есть, так что не пропадешь. Твоё слово?
— Сутки, — Моисей Львович думал не больше секунды.
— А чё будем делать с бабками, что в Чечню ушли? — немного растерянно спросил Ортопед, не ожидавший от Аркадия столь лихого наезда на жуликоватого банкира и такого стремительного развития событий.
— Компенсируем имуществом банка, — просто ответил Клюгенштейн. — Наш подопечный сейчас передаст пост управляющего Светочке, а мы, блин, потом пришлем к ней нашего специалиста. Ведь так, Мойша Лейбович? — браток нежно взял банкира за ухо.
Тот мелко затряс головой.
— Ну, блин, ты даешь! — Ортопед восхищенно цокнул языком.
— Дык я ж тоже не зря звезду Давида ношу, — Аркадий коснулся пальцем золотого могендоида. — Со мной, блин, их жидовские штучки не проходят...
* * *
Сняв с головы высохшее за два часа бессмысленного, что, правда никак не отличалось от обычного его времяпрепровождения, сидения в кабинете полотенце, дознаватель Пугало прошелся по этажам РОВД и в результате сел на хвост компании оперов во главе с начальником ОУР майором Балаболко, отправлявшимся бухать на квартиру к старлею Самобытному. Старлей горестно разводил руками и кричал, что у него «из закуси один картофан», но это не смущало перемигивавшихся друг с другом ментов, для которых и этот корнеплод был роскошью в еде.
Распрощавшись с дежурной сменой, сплоченная кучка алкоголиков, тупиц и взяточников поймала попутный микроавтобус и прибыла на место.
Когда все пришли, сели и разлили по стаканам отобранное и изъятое за день спиртное, в захламленную комнатенку торжественно вошел Самобытный, несущий в руках тарелку с одной-единственной вареной картофелиной.
— Я же предупреждал, что у меня один картофан, — грустно сказал старший лейтенант, успевший всего за два года работы в РОВД обрести цирроз печени и начать страдать провалами в памяти.
Для полноты картины следует отметить, что синдром умственной отсталости, по причине которого он не поступил в Политехнический институт, но зато был с распростертыми объятиями принят в питерскую Школу Милиции, обнаружился у него еще в детстве.
— Фигня, прорвемся, — бодро выдохнул Балаболко и все накатили по первой...
Прорвались так, что на следующее утро в тридцать пятом РОВД наблюдалась острая нехватка личного состава.
А к полудню в отдел прибыли сразу трое полковников из Управления собственной безопасности Главка с известием о том, что одна группа районных стражей порядка, возглавляемая капитаном Опоросовым, задержана экипажем вневедомственной охраны при попытке сдать в пункт приема цветных металлов бронзовый памятник Пушкину, свернутый ими с постамента на площади перед Русским музеем.
Вторая же группа, более многочисленная и наглая, с вожаком в лице майора Балаболко, проникла на территорию ликеро-водочного завода «Ливиз», имитируя преследование опасного преступника — бисексуального маньяка, которого изображал дознаватель Палиндромов, и забаррикадировалась там в разливочном цехе, захватив в качестве заложников двух грузчиков из ночной смены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30