Телепуз язвительно ухмыльнулся:
— Ну, что, блин, сама побежишь менять или тебе ускорение придать?
— А кто товар постережет? — вяло засопротивлялась продавщица, понимая, что бежать так и так придется.
— Мы и посторожим, — предложил Клюгенштейн.
Лоточница закатила глазенки, хлюпнула носом и засеменила к воротам зоопарка, всё время оглядываясь на застывшие у тележки с продуктом фигуры.
Телепуз присел на корточки возле тела сержанта и аккуратно перевернул того на спину.
— В хлам, — констатировал Глюк, поглядев на вывалившийся изо рта еще довольно молодого милиционера язык цвета свежераздавленной сапогом креветки и неравномерно разрумянившиеся щеки, выдававшие вторую стадию алкоголизма, открыл крышку лотка и извлек эскимо на палочке. — До вечера не очухается...
Отпрыски также сунули носы в разверзшиеся недра передвижного холодильника.
Телепуз поднялся во весь рост и окинул суровым взором окружающую действительность. Свидетелей, за исключением парочки печальных грифов, унылого горного козла и семейства зебр, не наблюдалось. Браток наклонился и осторожно стащил с плеча бесчувственного тела ремень АКС-74У.
Глюк заинтересованно посмотрел на коллегу.
Штукеншнайдер еще раз огляделся, широко взмахнул дланью и отправил сержантское оружие в полет через стену зоопарка. Давно нечищеный и изрядно поцарапанный автомат прошел по крутой дуге над кустами сирени, буквально в сантиметрах разминулся с нависшей над оградой ветвью старого тополя и плюхнулся аккурат посередине заросшего бурой ряской пруда.
Булькнуло...
— Пистолет не забудь, — посоветовал Аркадий, обдирая с эскимо золоченую фольгу.
Телепуз расстегнул у сержанта поясную кобуру, выдернул оттуда изрядно потертый «макаров», рукоятка которого была обмотана иссохшейся от старости синей изоляционной лентой, и зашвырнул его вслед за автоматом.
— Папа, а зачем ты у дяди мусора оружие забрал? — спросил Штукеншнайдер-младший.
— Видишь ли, сынок, — наставительно сказал Григорий, сделав упор на гуманистическую составляющую своего поступка, как ему рекомендовало делать светило детской психологии, чей курс воспитания для детей обеспеченных родителей Телепуз прослушал вместе со своей супругой. — Дядя пьяный, а вокруг — люди, животные... Он может случайно выстрелить и попасть в кого-нибудь.
— А как он потом его доставать будет? — не унимался малец.
— Пруд неглубокий, достанет, — отмахнулся Телепуз.
— Заодно, блин, и помоется, — хохотнул Глюк, откусывая мороженое.
Из-за поворота аллеи выскочила запыхавшаяся лоточница, зажимавшая в кулаке пачку мятых пятидесятирублевок.
— Вот! Я разменяла!
— Молодец! — похвалил Телепуз и отслюнявил «бизнесвумен» парочку бумажек. — Быстро смоталась... Сдачи не надо. Вот тебе еще столько же, — Штукеншнайдер ткнул пальцем в украшенный свастикой борт лотка, — но чтоб через полчаса этой гадости я тут больше не видел... Учти, блин, проверю...
Сияющая плохо припудренным фингалом и разбогатевшая на пару сотен продавщица осклабилась:
— Сейчас затру, не извольте беспокоиться...
— Ну, что? — Глюк потрепал отпрыска по курчавой шевелюре. — Пошли, на туканов посмотрим?
— Пошли! — радостно согласился Клюгенштейн-младший.
— Опять, блин, туканы, — проворчал Телепуз, разворачивая фольгу на брикете пломбира. — Как ни придем сюда — ты всегда к туканам идешь...
— Бегемота мы уже посмотрели, а к обезьянам мне что-то, блин, не хочется, — пожал плечами Глюк.
— Почему это? — с подозрением осведомился Штукеншнайдер, давно подметивший нежелание приятеля заходить в ту часть зоопарка, где расположены клетки с приматами.
— Не нравятся мне они, — коротко ответил Клюгенштейн, не вдаваясь в подробности.
Хотя история, приключившаяся на его глазах семь лет назад, была зело поучительна и, будучи рассказанной в коллективе, наверняка бы предупредила некоторые инциденты, случавшиеся с теми почтенными братанами, кто подумывал о содержании в домашних условиях крупных человекообразных обезьян...
Итак, Киевский зоопарк.
«Уважаемые киевляне» и «гости столицы», в числе которых был и приехавший по каким-то своим делам Клюгенштнейн, чинно бродили по аллеям, рассматривая живность и прохлаждаясь пивом. Некое особое оживление у посетителей вызывал вольер с гориллами. Вольер большой и крепкий, горилла под стать вольеру, но почему-то одна. На прутьях криво висела табличка с циничной надписью — «Обережно, горили кидають лайном».
Люди, в отличие от обезьян, читать умеют, что, собственно, и привлекало их внимание к данной клетке.
Тут и там были слышны возгласы «Какая хорошенькая обезьянка!», «Как можно вообще клеветать на такое милое животное!» и прочее в том же духе. Народ прибывал, а горилла олицетворяла собой нечто среднее между буддийским монахом и каменной глыбой.
Через четверть часа ожидания у клетки Глюку стало скучно, но его долготерпение было всё же вознаграждено...
В пору бесшабашной молодости, два года из которой он провел в отдании Родине конституционного долга по защите ее интересов во всех уголках земного шарика, Аркадий много раз видел, как вылетает ракета из переносного зенитно-ракетного комплекса «Игла». Сначала вроде как лениво, оставляя за собой шлейф белого дыма, она всё быстрее и быстрее уходит точно в цель, пущенная недрогнувшей рукой стрелка.
Свежий кусок отличнейшего горилльего «лайна» был чем-то похож на «Иглу».
Распространяя за собой невидимый шлейф «амбре», в доли секунды маленький снаряд достиг цели. Рука гориллы как всегда не дрогнула, подтверждая репутацию двухсотпятидесятикилограммовой обезьяны и надежды посторонних зрителей.
Ба-бах!!!
Target destroyed!
Стоявший в метре от Глюка вислоусый пузатый «target»-западенец, подбитый свежайшим гуано, грохнулся в пыль и начал кататься по дорожке, громогласно и на чистейшем русском языке объясняя рыдающим от хохота зрителям все тонкости своих сексуальных взаимоотношений как с гориллами, так и с руководством зоопарка, не удосужившегося натянуть перед клеткой мелкоячеистую сетку.
А горилла неподвижно остался ожидать следующих читателей злосчастной таблички...
— Ну, не нравятся, блин, — так не нравятся, — развел руками Штукеншнайдер, отложив выяснение непонятного поведения приятеля на потом. — Пошли к туканам... Только я, блин, по пути в одно место загляну.
* * *
Одна из двух кабинок платного туалета была занята, и Телепуз зашел в свободную. Не успел он присесть, как услышал вежливый голос справа:
— Здравствуй. Как дела?
Штукеншнайдер не был большим любителем болтать с незнакомцами, восседая на унитазе, однако, памятуя о правилах хорошего тона, не позволяющих игнорировать начинающееся с приветствия обращение, слегка смущенно ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30