И можно ли за это время подчистить его собственную стандартную, которая есть у Мамочки. Отбросив эту затею, он вздохнул и опустил взгляд.
Её рот был расслабленно открыт. Кончик языка лежал на зубах. Нейрочип старательно блокировал попытку откусить язык. По её щекам бежали дорожки слез. Во взгляде стояла стена агонизирующей безнадёжности.
Гривз присел на корточки и тихо сказал по-кипонски:
– Я хочу, чтобы ты жила.
Через несколько секунд нейрочип отключился. Её губы неуверенно шевельнулись.
– Почему? – еле слышно выдохнула она. Отчаянье в её взгляде медленно затухало, меняясь на страх. Страх непонимания, под которым плескалось полное безразличие к тому, быть или не быть. Гривз миг подумал, а потом плотоядно осклабился и утробно прорычал:
– Ну, я скажу самую темную часть правды. Ту, в которую ты легко поверишь. Я тебя хочу.
Она закрыла глаза. По её лицу растеклась смесь брезгливости и апатичного безразличия. Тело напряглось, выгибаясь дугой.
– Я пойду в рубку. Приходи. Будем говорить дальше, – прогудел Гривз, поднимаясь.
Она расслабилась. Гривз посмотрел на рубильник и буркнул:
– Приходи, а не пытайся убить себя. Может, потом.
Она напряглась, расслабилась и, не открывая глаз, медленно кивнула. Гривз шмыргнул носом и пошёл в рубку. На ходу он подумал, что сбои в нейроконтроллерах скомпоновались достаточно удачно.
Плюхнувшись в кресло, Гривз глянул на мониторы. До Сицилии оставалось два часа лёта. Три корабля конвоя летели рядом. Ещё пять, затерявшись среди десятков других кораблей, подтягивались к Сицилии. Гривз наклонился к борму и набрал серию команд. Через десяток секунд борм выплюнул три карты покупки. По очереди проверив их, Гривз сунул карты в карман и на несколько секунд призадумался над тем, как действовать дальше. Тихий шорох за спиной прервал его размышления.
Она, придерживаясь за стену, дошла до люка выхода на трап. Окинув мониторы мутным взглядом, она прислонилась к люку спиной и медленно сползла на пол. Гривз терпеливо ждал. Через несколько секунд она подняла голову. Сквозь чёлку на Гривза уставился мутный тёмно-серый глаз.
– Почему? – еле слышно прохрипела она.
Гривз с легкой заинтересованностью смотрел в глаз, в котором понемногу разгорался интерес, приправленный наркотическим возбуждением. Не дождавшись ответа, она спросила ещё раз:
– У тебя ещё два тела. У меня нет трехсот миллионов. И у меня нет ничего, что стоит триста миллионов. Почему?
Гривз молчал, пытаясь угадать, задаст она нужный вопрос или нет. Она ещё несколько секунд подождала ответа. Действие транспортного иммобилизатора стремительно проходило. Её нога вздрогнула и затряслась мелкой дрожью. Взгляд, на миг прояснившись, начал затуманиваться бешенством.
– Кого я тебе напоминаю? – почти прорычала она.
Гривз улыбнулся и тихо буркнул:
– Ответ. А кого – не важно.
Она опустила голову, истерично хихикнула, ещё раз, а потом зло расхохоталась, выгнув спину и задрав голову к потолку.
Гривз, не отводя от неё взгляда, извернул руку за спину и щёлкнул клавишей кухонного автомата.
Она, отсмеявшись, опустила на Гривза лицо, оскаленное хохотом, и прохохотала сквозь стиснутые зубы:
– Смешно. Бежать от того, что в каждом, кто к тебе прикасается, видеть призрак другого, и попасть в рабство к тому, кто увидит призрак в тебе.
– Ага. Смешно, – спокойно подтвердил Гривз и протянул ей кружку. – Выпей.
Она взглянула на кружку. Несколько секунд она смотрела на неё, осознавая, что это и зачем это. Потом подрагивающие скрюченные пальцы вцепились в тёмный пластик. Сделав над собой усилие, она заставила руки прекратить дрожать и донесла кружку до рта. Сделала пробный глоток. Потом приникла к кружке и несколькими жадными глотками опустошила её до дна. Подняв взгляд от кружки на Гривза, она протянула её обратно. Во взгляде её было неуверенное требование добавки.
Гривз хмыкнул, подставил кружку под разлив и запустил приготовление второй порции релакс-витаголя. Подумав, он снял с полки над кухней вторую кружку и поставил её под раздатчик кофе.
Через несколько секунд она перестала дрожать. Её взгляд, поблуждав по полу рубки, поднялся на Гривза.
– Тебя не смущает, что у нас будет групповуха? – хриплым голосом спросила она. Под хриплым цинизмом в голосе проскакивали нотки жестоко раненной нежности.
Гривз усмехнулся и насмешливо буркнул:
– А тебя?
Она опустила взгляд в пол. Через несколько секунд она тихо сказала:
– Я так не могу. Не хочу. Это нечестно.
Гривз расхохотался. Приступ громового хохота запрокинул его голову к потолку. Рука несколько раз стукнула о подлокотник. Через десяток секунд, когда от волны хохота осталась только улыбка, он вынул из автоматов кружки и протянул одну ей. Взгляд её был полон готовности обидиться. Она, помедлив, приняла кружку и сделала мелкий глоток.
– Нечестно – что? – гулко хохотнул он. – Видеть в другом созданную тобой иллюзию? Общаться с тем, кого так или иначе создал в своих мечтах, после чего жизнь притянула к тому, кто может в себе её воплотить?
Она закрыла глаза и согнулась, почти достав пола. Потом выпрямилась, устремила на него взгляд и враждебно, но с долей сомнения в голосе возразила:
– Это так. Но есть связь, которая вне материальной Вселенной. Та, которая напрямую. От души к душе, минуя даже эмоции. От внутреннего пространства одного к внутреннему пространству другого, минуя пространство материальной иллюзии. И это не обмануть.
Гривз улыбнулся. Наклонился к ней и тихо проурчал, медленно роняя слова прямо в её взгляд:
– А сколько существ носит в себе то бессмертное ничто, которым ты являешься? Сколько разных бытийностей живут в твоём внутреннем мире? И сколько их них – слепки тех, чей прах давно ушёл в корни деревьев? И как часто ты меняешь ту, которой будешь следующие несколько секунд или лет, потому что к тебе во внутренний мир постучался кто-то, кто на несколько секунд или лет стал ищущим ту, которой ты становишься? И ты, и я – дома призраков. Сотворённых нами или подхваченных по Пути. И мы становимся ими, чтобы быть друг с другом. Мы притворяемся ими. Эта игра и есть жизнь. Ты права – в ней нет Истины. Но это не причина для того, чтобы не играть в неё.
Улыбка Гривза стала шире, превратив его лицо в плотоядную хищную морду. Он весело рыкнул:
– Или ты думаешь, что я хочу, чтобы ты побыла кем-то, кто не заслуживает того, чтобы им быть? Или что мне будет неудобно быть тем, с кем хочешь быть ты?
Гривз хохотнул:
– Да, само собой, это будет групповуха. Вот только количество участников не три, и не четыре, а куда больше!
Она опять закрыла глаза и склонилась вперёд. Он отвернулся, давая ей время понять сказанное. Время подумать у неё ещё оставалось. Гривз успел ещё раз окинуть взглядом стратегическую карту, просмотреть записи передислокации сил на орбитах Сицилии и скинуть несколько заказов на Сицилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Её рот был расслабленно открыт. Кончик языка лежал на зубах. Нейрочип старательно блокировал попытку откусить язык. По её щекам бежали дорожки слез. Во взгляде стояла стена агонизирующей безнадёжности.
Гривз присел на корточки и тихо сказал по-кипонски:
– Я хочу, чтобы ты жила.
Через несколько секунд нейрочип отключился. Её губы неуверенно шевельнулись.
– Почему? – еле слышно выдохнула она. Отчаянье в её взгляде медленно затухало, меняясь на страх. Страх непонимания, под которым плескалось полное безразличие к тому, быть или не быть. Гривз миг подумал, а потом плотоядно осклабился и утробно прорычал:
– Ну, я скажу самую темную часть правды. Ту, в которую ты легко поверишь. Я тебя хочу.
Она закрыла глаза. По её лицу растеклась смесь брезгливости и апатичного безразличия. Тело напряглось, выгибаясь дугой.
– Я пойду в рубку. Приходи. Будем говорить дальше, – прогудел Гривз, поднимаясь.
Она расслабилась. Гривз посмотрел на рубильник и буркнул:
– Приходи, а не пытайся убить себя. Может, потом.
Она напряглась, расслабилась и, не открывая глаз, медленно кивнула. Гривз шмыргнул носом и пошёл в рубку. На ходу он подумал, что сбои в нейроконтроллерах скомпоновались достаточно удачно.
Плюхнувшись в кресло, Гривз глянул на мониторы. До Сицилии оставалось два часа лёта. Три корабля конвоя летели рядом. Ещё пять, затерявшись среди десятков других кораблей, подтягивались к Сицилии. Гривз наклонился к борму и набрал серию команд. Через десяток секунд борм выплюнул три карты покупки. По очереди проверив их, Гривз сунул карты в карман и на несколько секунд призадумался над тем, как действовать дальше. Тихий шорох за спиной прервал его размышления.
Она, придерживаясь за стену, дошла до люка выхода на трап. Окинув мониторы мутным взглядом, она прислонилась к люку спиной и медленно сползла на пол. Гривз терпеливо ждал. Через несколько секунд она подняла голову. Сквозь чёлку на Гривза уставился мутный тёмно-серый глаз.
– Почему? – еле слышно прохрипела она.
Гривз с легкой заинтересованностью смотрел в глаз, в котором понемногу разгорался интерес, приправленный наркотическим возбуждением. Не дождавшись ответа, она спросила ещё раз:
– У тебя ещё два тела. У меня нет трехсот миллионов. И у меня нет ничего, что стоит триста миллионов. Почему?
Гривз молчал, пытаясь угадать, задаст она нужный вопрос или нет. Она ещё несколько секунд подождала ответа. Действие транспортного иммобилизатора стремительно проходило. Её нога вздрогнула и затряслась мелкой дрожью. Взгляд, на миг прояснившись, начал затуманиваться бешенством.
– Кого я тебе напоминаю? – почти прорычала она.
Гривз улыбнулся и тихо буркнул:
– Ответ. А кого – не важно.
Она опустила голову, истерично хихикнула, ещё раз, а потом зло расхохоталась, выгнув спину и задрав голову к потолку.
Гривз, не отводя от неё взгляда, извернул руку за спину и щёлкнул клавишей кухонного автомата.
Она, отсмеявшись, опустила на Гривза лицо, оскаленное хохотом, и прохохотала сквозь стиснутые зубы:
– Смешно. Бежать от того, что в каждом, кто к тебе прикасается, видеть призрак другого, и попасть в рабство к тому, кто увидит призрак в тебе.
– Ага. Смешно, – спокойно подтвердил Гривз и протянул ей кружку. – Выпей.
Она взглянула на кружку. Несколько секунд она смотрела на неё, осознавая, что это и зачем это. Потом подрагивающие скрюченные пальцы вцепились в тёмный пластик. Сделав над собой усилие, она заставила руки прекратить дрожать и донесла кружку до рта. Сделала пробный глоток. Потом приникла к кружке и несколькими жадными глотками опустошила её до дна. Подняв взгляд от кружки на Гривза, она протянула её обратно. Во взгляде её было неуверенное требование добавки.
Гривз хмыкнул, подставил кружку под разлив и запустил приготовление второй порции релакс-витаголя. Подумав, он снял с полки над кухней вторую кружку и поставил её под раздатчик кофе.
Через несколько секунд она перестала дрожать. Её взгляд, поблуждав по полу рубки, поднялся на Гривза.
– Тебя не смущает, что у нас будет групповуха? – хриплым голосом спросила она. Под хриплым цинизмом в голосе проскакивали нотки жестоко раненной нежности.
Гривз усмехнулся и насмешливо буркнул:
– А тебя?
Она опустила взгляд в пол. Через несколько секунд она тихо сказала:
– Я так не могу. Не хочу. Это нечестно.
Гривз расхохотался. Приступ громового хохота запрокинул его голову к потолку. Рука несколько раз стукнула о подлокотник. Через десяток секунд, когда от волны хохота осталась только улыбка, он вынул из автоматов кружки и протянул одну ей. Взгляд её был полон готовности обидиться. Она, помедлив, приняла кружку и сделала мелкий глоток.
– Нечестно – что? – гулко хохотнул он. – Видеть в другом созданную тобой иллюзию? Общаться с тем, кого так или иначе создал в своих мечтах, после чего жизнь притянула к тому, кто может в себе её воплотить?
Она закрыла глаза и согнулась, почти достав пола. Потом выпрямилась, устремила на него взгляд и враждебно, но с долей сомнения в голосе возразила:
– Это так. Но есть связь, которая вне материальной Вселенной. Та, которая напрямую. От души к душе, минуя даже эмоции. От внутреннего пространства одного к внутреннему пространству другого, минуя пространство материальной иллюзии. И это не обмануть.
Гривз улыбнулся. Наклонился к ней и тихо проурчал, медленно роняя слова прямо в её взгляд:
– А сколько существ носит в себе то бессмертное ничто, которым ты являешься? Сколько разных бытийностей живут в твоём внутреннем мире? И сколько их них – слепки тех, чей прах давно ушёл в корни деревьев? И как часто ты меняешь ту, которой будешь следующие несколько секунд или лет, потому что к тебе во внутренний мир постучался кто-то, кто на несколько секунд или лет стал ищущим ту, которой ты становишься? И ты, и я – дома призраков. Сотворённых нами или подхваченных по Пути. И мы становимся ими, чтобы быть друг с другом. Мы притворяемся ими. Эта игра и есть жизнь. Ты права – в ней нет Истины. Но это не причина для того, чтобы не играть в неё.
Улыбка Гривза стала шире, превратив его лицо в плотоядную хищную морду. Он весело рыкнул:
– Или ты думаешь, что я хочу, чтобы ты побыла кем-то, кто не заслуживает того, чтобы им быть? Или что мне будет неудобно быть тем, с кем хочешь быть ты?
Гривз хохотнул:
– Да, само собой, это будет групповуха. Вот только количество участников не три, и не четыре, а куда больше!
Она опять закрыла глаза и склонилась вперёд. Он отвернулся, давая ей время понять сказанное. Время подумать у неё ещё оставалось. Гривз успел ещё раз окинуть взглядом стратегическую карту, просмотреть записи передислокации сил на орбитах Сицилии и скинуть несколько заказов на Сицилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77