И отвечал себе: да никогда; ни словом, ни делом она его не отталкивала… Он попросту не дал ей случая выказать свои чувства — почем знать, может, и она томилась все эти нескончаемые годы? Ждала, когда он спросит… Это не может не быть правдой. В нем росла уверенность, что это правда. Выписывая вензеля по улице, он вдруг запел.
От двери отделился стражник, словно сгусток мрака, вооруженный куцей алебардой.
— С вами все в порядке, сэр?
Голос, донесшийся будто из дальней дали, приковал Джесса к месту. Он поперхнулся, закивал и заулыбался.
— Угу, угу, все отлично. — Большим пальцем он показал себе за спину: — Привез… это вот… поезд. Стрэндж. Из Дурноварии.
Стражник заковылял обратно. Казалось, вся его фигура с ясностью говорила: ох уж эти оборванцы! Вслух он бросил:
— Вы бы, сэр, убирались подобру поздорову, чтоб не попасть в кутузку. Нет охоты возиться с вами. Или не знаете, что уж давно за полночь?
— Ухожу, господин офицер, — сказал Джесс. — Уже ухожу… Пройдя десяток шагов, он обернулся:
— Господин офицер, а вы… ж-ж-женаты?
В ответ донеслось суровое: «Проваливайте, сэр.» И владелец голоса растворился в темноте.
Городишко спал. Иней поблескивал на крышах, лужи на дорогах задубели-замерзли, ставни всюду наглухо закрыты. Где-то ухала сова, а может, это дадеко-далеко пыхтел локомотив… В «Морской деве» была тишина, огни погашены. Джесс постучал дверным молотком. Нет ответа. Он постучал сильнее. В доме напротив мелькнул свет. У него сперло дыхание. Глупость сморозил, откроет не она. Кончится тем, что позовут стражников… Но она должна догадаться, кто стучит, должна, у женщин есть чутье. Объятый ужасом, он громче заколотил в дверь.
— Маргарет!..
Желтый проблеск света; дверь распахнулась так внезапно, что он растянулся на земле. Тяжело дыша, встал, потирая глаза. Перед ним стояла Маргарет — волосы взъерошены, рукой придерживает плед, наброшенный на плечи. Она подняла лампу повыше и ахнула:
— Ты?!. — Потом захлопнула с глухим стуком дверь, заложила засов, повернулась к нему и произнесла негромко, но сердито:
— Ты хоть соображаешь, что делаешь?
— Я… — попятившись, выдавил он, — я…
Тут он заметил, что выражение ее лица изменилось.
— Джесс, тебя не побили? Что случилось?
— Я… извини. Мне надо было повидаться с тобой, Маргарет. Лопнуло мое терпение…
— Тихо! — прошептала она. — Отца разбудишь, если уже не разбудил. О чем ты толкуешь?
Джесс оперся о стену, чтобы поменьше кружилась голова.
— Пять тысяч, — сказал он громким шепотом. — Это же ничто, Маргарет. Теперь это ничто. Маргарет, я… это… богат, слава Богу. Теперь это не играет роли.
— Что?
— На дорогах, — лепетал он, — буксировщики болтают. Они говорят, ты хочешь пять тысяч… Маргарет, я и десять достать могу…
На ее лице забрезжило понимание. И, видит Бог, она рассмеялась.
— Джесс Стрэндж, — произнесла она, покачивая головой, — к чему ты клонишь?
И он выложил все до конца. Само сказалось:
— Я люблю тебя, Маргарет. И, думаю, всегда любил. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Улыбка сбежала с ее лица. Маргарет замерла и полуприкрыла глаза, будто на нее навалилась внезапная усталость. Затем шагнула вперед, взяла его за руку и сказала:
— Пошли. Только ненадолго. Заходи и садись.
В темном зале пивной догорал камин. Она села поближе к огню, свернулась кошечкой и уставилась на него — в темноте ее глаза казались особенно большими. Джесс заговорил. Он высказал все — прежде и вообразить не мог, что способен произнести такое вслух. Рассказал, как тосковал по ней, как надеялся — зная, что надежды нет; как ждал столько лет, что уже позабыл то время, когда ее еще не было в его душе. Она слушала, не двигаясь, не выпуская его пальцев, поглаживая его ладонь своей ладонью, задумчивая, озадаченная. Он живописал, как она будет хозяйкой в его доме, своя роща, свой вишневый сад, террасы, усаженные розами, слуги, свой счет в банке; и, разумеется, Маргарет Стрэндж, его жена, трудиться не будет.
Джесс умолк, и наступила тишина, которая тянулась и тянулась, пока тиканье больших настенных часов не превратилось в гром. Маргарет запустила ступню в теплый пепел и шевелила пальцами ее щиколотку.
— Я люблю тебя, Маргарет. Действительно люблю…
Она была все так же спокойна, устремив затуманенный взор в никуда. Плед сполз с ее плеч; ему была видна ее грудь — соски проступали сквозь тонкий материал ночной рубашки. Маргарет нахмурила брови, поджала губы и перевела взгляд на него.
— Джесс, — сказала она, — обещай, что ты кое-что сделаешь для меня после того, как я закончу говорить. Обещаешь?
Его хмель внезапно как рукой сняло. Головокружение и внутреннее тепло пропали, теперь он дрожал. Ему почудилось, что где-то вдали снова заухал локомотив.
— Да, Маргарет, — сказал он. — Как велишь. Она привстала и села рядом с ним.
— Подвинься ближе, — прошептала она, — а то гудишь на всю комнату. — Тут Маргарет заметила, что Джесса колотит, и легонько погладила его. — Прекрати, не надо. Пожалуйста…
Приступ миновал; она отняла руку, поправила шаль, подобрала ночную рубашку вокруг колен.
— После того, как я скажу то, что скажу, ты обещаешь мне уйти? Тихо-тихо и… и без скандала? Бога ради, Джесс, ведь я могла тебя не впускать…
— Договорились. Не беспокойся, Маргарет, ничего не случится. Собственный голос казался ему чужим. На него вдруг снизошло понимание того, что такое последняя сигарета для приговоренного к повешению: каждая затяжка — лишняя секунда бытия.
Маргарет сцепила пальцы, остановившись взглядом на напольном ковре.
— Я… мне хочется подобрать правильные слова, — сказала она. — Такие слова, чтобы тебя не обидеть, Джесс. Ведь ты мне очень нравишься… Я, конечно же, все знала, знала с самого начала. Вот почему я тебя впустила… Потому как ты мне нравишься, Джесс, и мне не хочется тебя обидеть. Теперь ты видишь, как я… доверилась тебе, поэтому не огорчай меня. Я не могу выйти за тебя замуж, потому что не люблю тебя. И никогда не полюблю. Поймешь ли ты это? Это мука… вот так вот знать о твоем чувстве ко мне и все же говорить тебе то, что я говорю. Однако деваться некуда, у нас с тобой ничего не выйдет… Я знала, что это произойдет рано или поздно, и порой я лежала ночью без сна и все думала, все думала и думала про тебя, ей-же-ей, не вру; но без толку. Просто-напросто ничего не получится, и весь сказ. Стало быть… нет. Мне очень жаль, но… нет.
Отчего человек способен жизнь свою ставить в зависимость от мечты, отчего он так глуп? И как сможет он жить, когда мечта пойдет прахом…
Она заметила, как исказилось его лицо, и снова дотронулась до его руки.
— Джесс, умоляю… Это так здорово, что ты ждал все это время… А о деньгах я знаю и понимаю, почему ты заговорил о них, ты просто хотел, чтобы мне жилось легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
От двери отделился стражник, словно сгусток мрака, вооруженный куцей алебардой.
— С вами все в порядке, сэр?
Голос, донесшийся будто из дальней дали, приковал Джесса к месту. Он поперхнулся, закивал и заулыбался.
— Угу, угу, все отлично. — Большим пальцем он показал себе за спину: — Привез… это вот… поезд. Стрэндж. Из Дурноварии.
Стражник заковылял обратно. Казалось, вся его фигура с ясностью говорила: ох уж эти оборванцы! Вслух он бросил:
— Вы бы, сэр, убирались подобру поздорову, чтоб не попасть в кутузку. Нет охоты возиться с вами. Или не знаете, что уж давно за полночь?
— Ухожу, господин офицер, — сказал Джесс. — Уже ухожу… Пройдя десяток шагов, он обернулся:
— Господин офицер, а вы… ж-ж-женаты?
В ответ донеслось суровое: «Проваливайте, сэр.» И владелец голоса растворился в темноте.
Городишко спал. Иней поблескивал на крышах, лужи на дорогах задубели-замерзли, ставни всюду наглухо закрыты. Где-то ухала сова, а может, это дадеко-далеко пыхтел локомотив… В «Морской деве» была тишина, огни погашены. Джесс постучал дверным молотком. Нет ответа. Он постучал сильнее. В доме напротив мелькнул свет. У него сперло дыхание. Глупость сморозил, откроет не она. Кончится тем, что позовут стражников… Но она должна догадаться, кто стучит, должна, у женщин есть чутье. Объятый ужасом, он громче заколотил в дверь.
— Маргарет!..
Желтый проблеск света; дверь распахнулась так внезапно, что он растянулся на земле. Тяжело дыша, встал, потирая глаза. Перед ним стояла Маргарет — волосы взъерошены, рукой придерживает плед, наброшенный на плечи. Она подняла лампу повыше и ахнула:
— Ты?!. — Потом захлопнула с глухим стуком дверь, заложила засов, повернулась к нему и произнесла негромко, но сердито:
— Ты хоть соображаешь, что делаешь?
— Я… — попятившись, выдавил он, — я…
Тут он заметил, что выражение ее лица изменилось.
— Джесс, тебя не побили? Что случилось?
— Я… извини. Мне надо было повидаться с тобой, Маргарет. Лопнуло мое терпение…
— Тихо! — прошептала она. — Отца разбудишь, если уже не разбудил. О чем ты толкуешь?
Джесс оперся о стену, чтобы поменьше кружилась голова.
— Пять тысяч, — сказал он громким шепотом. — Это же ничто, Маргарет. Теперь это ничто. Маргарет, я… это… богат, слава Богу. Теперь это не играет роли.
— Что?
— На дорогах, — лепетал он, — буксировщики болтают. Они говорят, ты хочешь пять тысяч… Маргарет, я и десять достать могу…
На ее лице забрезжило понимание. И, видит Бог, она рассмеялась.
— Джесс Стрэндж, — произнесла она, покачивая головой, — к чему ты клонишь?
И он выложил все до конца. Само сказалось:
— Я люблю тебя, Маргарет. И, думаю, всегда любил. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Улыбка сбежала с ее лица. Маргарет замерла и полуприкрыла глаза, будто на нее навалилась внезапная усталость. Затем шагнула вперед, взяла его за руку и сказала:
— Пошли. Только ненадолго. Заходи и садись.
В темном зале пивной догорал камин. Она села поближе к огню, свернулась кошечкой и уставилась на него — в темноте ее глаза казались особенно большими. Джесс заговорил. Он высказал все — прежде и вообразить не мог, что способен произнести такое вслух. Рассказал, как тосковал по ней, как надеялся — зная, что надежды нет; как ждал столько лет, что уже позабыл то время, когда ее еще не было в его душе. Она слушала, не двигаясь, не выпуская его пальцев, поглаживая его ладонь своей ладонью, задумчивая, озадаченная. Он живописал, как она будет хозяйкой в его доме, своя роща, свой вишневый сад, террасы, усаженные розами, слуги, свой счет в банке; и, разумеется, Маргарет Стрэндж, его жена, трудиться не будет.
Джесс умолк, и наступила тишина, которая тянулась и тянулась, пока тиканье больших настенных часов не превратилось в гром. Маргарет запустила ступню в теплый пепел и шевелила пальцами ее щиколотку.
— Я люблю тебя, Маргарет. Действительно люблю…
Она была все так же спокойна, устремив затуманенный взор в никуда. Плед сполз с ее плеч; ему была видна ее грудь — соски проступали сквозь тонкий материал ночной рубашки. Маргарет нахмурила брови, поджала губы и перевела взгляд на него.
— Джесс, — сказала она, — обещай, что ты кое-что сделаешь для меня после того, как я закончу говорить. Обещаешь?
Его хмель внезапно как рукой сняло. Головокружение и внутреннее тепло пропали, теперь он дрожал. Ему почудилось, что где-то вдали снова заухал локомотив.
— Да, Маргарет, — сказал он. — Как велишь. Она привстала и села рядом с ним.
— Подвинься ближе, — прошептала она, — а то гудишь на всю комнату. — Тут Маргарет заметила, что Джесса колотит, и легонько погладила его. — Прекрати, не надо. Пожалуйста…
Приступ миновал; она отняла руку, поправила шаль, подобрала ночную рубашку вокруг колен.
— После того, как я скажу то, что скажу, ты обещаешь мне уйти? Тихо-тихо и… и без скандала? Бога ради, Джесс, ведь я могла тебя не впускать…
— Договорились. Не беспокойся, Маргарет, ничего не случится. Собственный голос казался ему чужим. На него вдруг снизошло понимание того, что такое последняя сигарета для приговоренного к повешению: каждая затяжка — лишняя секунда бытия.
Маргарет сцепила пальцы, остановившись взглядом на напольном ковре.
— Я… мне хочется подобрать правильные слова, — сказала она. — Такие слова, чтобы тебя не обидеть, Джесс. Ведь ты мне очень нравишься… Я, конечно же, все знала, знала с самого начала. Вот почему я тебя впустила… Потому как ты мне нравишься, Джесс, и мне не хочется тебя обидеть. Теперь ты видишь, как я… доверилась тебе, поэтому не огорчай меня. Я не могу выйти за тебя замуж, потому что не люблю тебя. И никогда не полюблю. Поймешь ли ты это? Это мука… вот так вот знать о твоем чувстве ко мне и все же говорить тебе то, что я говорю. Однако деваться некуда, у нас с тобой ничего не выйдет… Я знала, что это произойдет рано или поздно, и порой я лежала ночью без сна и все думала, все думала и думала про тебя, ей-же-ей, не вру; но без толку. Просто-напросто ничего не получится, и весь сказ. Стало быть… нет. Мне очень жаль, но… нет.
Отчего человек способен жизнь свою ставить в зависимость от мечты, отчего он так глуп? И как сможет он жить, когда мечта пойдет прахом…
Она заметила, как исказилось его лицо, и снова дотронулась до его руки.
— Джесс, умоляю… Это так здорово, что ты ждал все это время… А о деньгах я знаю и понимаю, почему ты заговорил о них, ты просто хотел, чтобы мне жилось легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74