«Дело в том, — объясняла она, — что отец мой частенько рассказывал гостям про то, как он в один прекрасный день отправился на север за моей матерью. Когда отец, никому ни слова не говоря, ни с того ни с сего выбежал во двор, вскочил на коня и ускакал неизвестно куда, все присные решили, что он рехнулся, — но сам отец не уставал повторять, что это пустошный народ позвал его к ней, нарисовав пред ним столь соблазнительное видение, что он совершенно обезумел от желания». Обычно после этого рассказа на чело Эленор ложилась печаль, так как Маргарет Стрэндж скончалась при родах, — и дочь крайне остро переживала утрату матери, которую ей не довелось знать.
Отцу ее скорбь казалась несколько чрезмерной, хотя сам он больше не вступил в брак; Роберт много с грустью размышлял над склонностью дочери к фантазиям. Совсем маленькой она однажды ходила во сне. Случилось это в бурю, когда ветер неистовствовал в пяти милях от замка над Ла-Маншем, — в такие ночи все во дворце сидели по своим покоям и божились, что слышат хохот Древних Духов в порывах ветра, который ревел и стонал, накидываясь на толстые стены парбекского «острова». Нянька Эленор пошла было проверить, спокойно ли спится ее питомице, но вернулась в испуге: девочка пропала. Весь дворец был поднят на ноги, обыскали каждый угол. Эленор нашли у самого верха донжона — на древней лестнице, которую не использовали в течение десятилетий. Ее глаза были закрыты; подойдя ближе, люди услышали, что девочка кого-то зовет. «Матушка, — приговаривала она, — матушка, ты тут?..»
Слуги осторожно свели ее вниз, стараясь не напугать, ибо известно, что гуляющие по ночам находятся под чарами Древних Духов, которые могут запросто навсегда отнять их души при внезапном пробуждении. Казалось, что Эленор была в курсе происшедшего, но то было ложное впечатление. Через несколько дней она вдруг намекнула на случившееся, сказав няне во время одевания:
— А правда, что моя матушка была красавицей? — Потом она добавила задумчиво: — Она хотела поиграть со мной, но ей пришлось уйти…
Роберт нахмурился, когда ему передали ее слова, почесал бороду и ругнулся; в результате девочку отправили к родственникам во Францию, однако шестимесячное пребывание там мало ее изменило.
В нежном возрасте Эленор часто оставалась в одиночестве — в замке не было ее одногодок, кроме детей из простонародья, с которыми общаться ей не позволялось. Большую часть дня она проводила в обществе няни, а позже гувернера, который обучил ее нескольким бытующим на ее родине наречиям. У нее оказался живой и восприимчивый ум, она быстро усвоила норманнско-французский и латынь, на которых говорил весь культурный мир, и того быстрее — грубую речь мужланов. Роберту резало слух, что она так ловко лопочет на архаичном наречии простолюдинов, но это снискало ей особое почтение у всех людей низкого происхождения, с которыми ей приходилось иметь дело. Складывалось впечатление, что Эленор относит себя скорее к простым людям, населяющим этот край, нежели к аристократии; впрочем, это можно было объяснить тем, что она как-никак полукровка. Крестьяне жили, как и в незапамятные времена, сообразуясь с ходом луны и солнца, пахали землю, собирали урожай, растили детей, умирали; сердце Эленор лежало к старине, независимо от того, одобрял ли ее Рим или нет. Время от времени девочка отправлялась с няней и сенешалем отца играть на берег моря. Она зачарованно глядела на нескончаемое движение грохочущих волн и задавала сенешалю странные вопросы, к примеру: способен ли папа, сидючи в Риме на золотом престоле, повелевать волнами, которые омывают Англию? Он улыбался в ответ, отвечая на еретический вопрос такими осторожными обиняками, что Эленор начинала зевать и убегала за ракушками и окаменелостями. Она испытывала странную любовь к самой земле, к произведениям ее почвы; однажды ей случилось прижать к горлу обыкновенный кусок глинистого сланца, и она расплакалась от умиления. В тот день ей почудилось, что ее саму когда-то вырубили из этого камня, темного и крепкого, как скалы Киммериджа, — и потому ей на роду написано быть неукротимой, крепкой как камень.
Чудачества Эленор привели к тому, что ее услали в Лондониум. Когда ей стукнуло шестнадцать, отец застал ее с бейлифом — за изучением устройства двигателя машины; тот показывал, как управляться с ремнями коробки передач и одолевать подъемы и спуски внутреннего двора замка. Возможно, какой-то жест, особый поворот головы с болезненной отчетливостью напомнили Роберту о девушке, которая умерла много-много лет назад; он оттащил дочку от автомобиля, надрал ей уши и погнал ее в покои. Между ними произошла перепалка, уязвленное достоинство Эленор схлестнулось с переменчивым нравом отца, и она, мешая языки, наговорила ему таких резких слов, каких он и не слыхивал; Роберт схватился за ремень и так отхлестал ее, что несколько следов от пряжки остались у нее на всю жизнь.
Эленор была заперта на неделю в своей комнате, а когда дверь открыли, наотрез оказалась выходить… а две недели спустя отец застукал ее на том, что она у колодца вместе с солдатами стреляла в цель из арбалета. Он без промедления вызвал сенешаля. Пусть Эленор поживет при королевском дворе в Лондониуме — уж там-то ей некогда будет заниматься верховой ездой, соколиной охотой и копаться в автомобильных моторах. Пора ей осознать свое социальное положение и усвоить то, что должно уметь знатной девушке. Роберт дал сенешалю тайные инструкции, завершив их темпераментным восклицанием: сделайте из нее леди — или прирежьте. Через две недели ее увезли из замка, невзирая на рыдания и вопли. Отец провожал ее у ворот, но она не удостоила его даже взглядом. За это Эленор упрекала себя до скончания дней своих — ведь ей так больше и не довелось свидеться с отцом.
Несчастье случилось в один из церковных праздников, когда во внутреннем дворе замка были разбиты шатры акробатов, жонглеров и продавцов сладостей, посреди веселых криков, и хохота, и треска дубинок, которыми, меряясь силами, охаживали друг друга молодые парни из окрестных деревень. Конь Роберта оступился на мосту и сбросил хозяина; милорд ударился головой о камень и рухнул в глубокий ров, из которого была спущена вода. Все ярмарочные шумы тут же стихли; из Дурноварии доставили лучших докторов, однако у Роберта был пробит череп, и он, не приходя в сознание, скончался. Эленор оповестили посредством семафорного телеграфа уже через час, но как она ни спешила, отца живым уже не застала.
Она похоронила его в Уимборне в тамошнем старинном соборе в усыпальнице, которую он построил для своей жены; траурный кортеж — убранные черным крепом лошади и автомобили — медленно вернулся в Корф-Гейт под тяжелую дробь барабанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Отцу ее скорбь казалась несколько чрезмерной, хотя сам он больше не вступил в брак; Роберт много с грустью размышлял над склонностью дочери к фантазиям. Совсем маленькой она однажды ходила во сне. Случилось это в бурю, когда ветер неистовствовал в пяти милях от замка над Ла-Маншем, — в такие ночи все во дворце сидели по своим покоям и божились, что слышат хохот Древних Духов в порывах ветра, который ревел и стонал, накидываясь на толстые стены парбекского «острова». Нянька Эленор пошла было проверить, спокойно ли спится ее питомице, но вернулась в испуге: девочка пропала. Весь дворец был поднят на ноги, обыскали каждый угол. Эленор нашли у самого верха донжона — на древней лестнице, которую не использовали в течение десятилетий. Ее глаза были закрыты; подойдя ближе, люди услышали, что девочка кого-то зовет. «Матушка, — приговаривала она, — матушка, ты тут?..»
Слуги осторожно свели ее вниз, стараясь не напугать, ибо известно, что гуляющие по ночам находятся под чарами Древних Духов, которые могут запросто навсегда отнять их души при внезапном пробуждении. Казалось, что Эленор была в курсе происшедшего, но то было ложное впечатление. Через несколько дней она вдруг намекнула на случившееся, сказав няне во время одевания:
— А правда, что моя матушка была красавицей? — Потом она добавила задумчиво: — Она хотела поиграть со мной, но ей пришлось уйти…
Роберт нахмурился, когда ему передали ее слова, почесал бороду и ругнулся; в результате девочку отправили к родственникам во Францию, однако шестимесячное пребывание там мало ее изменило.
В нежном возрасте Эленор часто оставалась в одиночестве — в замке не было ее одногодок, кроме детей из простонародья, с которыми общаться ей не позволялось. Большую часть дня она проводила в обществе няни, а позже гувернера, который обучил ее нескольким бытующим на ее родине наречиям. У нее оказался живой и восприимчивый ум, она быстро усвоила норманнско-французский и латынь, на которых говорил весь культурный мир, и того быстрее — грубую речь мужланов. Роберту резало слух, что она так ловко лопочет на архаичном наречии простолюдинов, но это снискало ей особое почтение у всех людей низкого происхождения, с которыми ей приходилось иметь дело. Складывалось впечатление, что Эленор относит себя скорее к простым людям, населяющим этот край, нежели к аристократии; впрочем, это можно было объяснить тем, что она как-никак полукровка. Крестьяне жили, как и в незапамятные времена, сообразуясь с ходом луны и солнца, пахали землю, собирали урожай, растили детей, умирали; сердце Эленор лежало к старине, независимо от того, одобрял ли ее Рим или нет. Время от времени девочка отправлялась с няней и сенешалем отца играть на берег моря. Она зачарованно глядела на нескончаемое движение грохочущих волн и задавала сенешалю странные вопросы, к примеру: способен ли папа, сидючи в Риме на золотом престоле, повелевать волнами, которые омывают Англию? Он улыбался в ответ, отвечая на еретический вопрос такими осторожными обиняками, что Эленор начинала зевать и убегала за ракушками и окаменелостями. Она испытывала странную любовь к самой земле, к произведениям ее почвы; однажды ей случилось прижать к горлу обыкновенный кусок глинистого сланца, и она расплакалась от умиления. В тот день ей почудилось, что ее саму когда-то вырубили из этого камня, темного и крепкого, как скалы Киммериджа, — и потому ей на роду написано быть неукротимой, крепкой как камень.
Чудачества Эленор привели к тому, что ее услали в Лондониум. Когда ей стукнуло шестнадцать, отец застал ее с бейлифом — за изучением устройства двигателя машины; тот показывал, как управляться с ремнями коробки передач и одолевать подъемы и спуски внутреннего двора замка. Возможно, какой-то жест, особый поворот головы с болезненной отчетливостью напомнили Роберту о девушке, которая умерла много-много лет назад; он оттащил дочку от автомобиля, надрал ей уши и погнал ее в покои. Между ними произошла перепалка, уязвленное достоинство Эленор схлестнулось с переменчивым нравом отца, и она, мешая языки, наговорила ему таких резких слов, каких он и не слыхивал; Роберт схватился за ремень и так отхлестал ее, что несколько следов от пряжки остались у нее на всю жизнь.
Эленор была заперта на неделю в своей комнате, а когда дверь открыли, наотрез оказалась выходить… а две недели спустя отец застукал ее на том, что она у колодца вместе с солдатами стреляла в цель из арбалета. Он без промедления вызвал сенешаля. Пусть Эленор поживет при королевском дворе в Лондониуме — уж там-то ей некогда будет заниматься верховой ездой, соколиной охотой и копаться в автомобильных моторах. Пора ей осознать свое социальное положение и усвоить то, что должно уметь знатной девушке. Роберт дал сенешалю тайные инструкции, завершив их темпераментным восклицанием: сделайте из нее леди — или прирежьте. Через две недели ее увезли из замка, невзирая на рыдания и вопли. Отец провожал ее у ворот, но она не удостоила его даже взглядом. За это Эленор упрекала себя до скончания дней своих — ведь ей так больше и не довелось свидеться с отцом.
Несчастье случилось в один из церковных праздников, когда во внутреннем дворе замка были разбиты шатры акробатов, жонглеров и продавцов сладостей, посреди веселых криков, и хохота, и треска дубинок, которыми, меряясь силами, охаживали друг друга молодые парни из окрестных деревень. Конь Роберта оступился на мосту и сбросил хозяина; милорд ударился головой о камень и рухнул в глубокий ров, из которого была спущена вода. Все ярмарочные шумы тут же стихли; из Дурноварии доставили лучших докторов, однако у Роберта был пробит череп, и он, не приходя в сознание, скончался. Эленор оповестили посредством семафорного телеграфа уже через час, но как она ни спешила, отца живым уже не застала.
Она похоронила его в Уимборне в тамошнем старинном соборе в усыпальнице, которую он построил для своей жены; траурный кортеж — убранные черным крепом лошади и автомобили — медленно вернулся в Корф-Гейт под тяжелую дробь барабанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74