— Знаешь, наверное, мир не случайно устроен так, что люди не знают предстоящие события. Если я расскажу тебе, то ты станешь человеком, который нарушит законы мироздания одним фактом того, что узнает будущее.
— Но ведь мы попали сюда, уже зная, что будет.
— И сразу принялись убивать. Другого способа изменить историю не нашлось. Положим, Крапивин пристрелил Распутина. Через полгода при дворе появился блаженный Федор, и все пошло своим чередом. Но Сталин не Распутин, ты одну из ключевых фигур двадцатого века убрал. Это уже более серьезные изменения.
— Какие?
— Я же сказал, что не скажу, если ты не уйдешь отсюда.
— Что значит уйду?
— Если ты немедленно покинешь этот мир и пройдешь по коридору, который закроет тебе доступ в текущее время этого мира.
— Но сами вы сможете сюда возвращаться?
— Да.
— Почему?
— Потому что я не пытаюсь его изменить.
— Я вас не понимаю.
— Пока подумай над тем, почему так устроено. Как только найдешь ответ, сразу поймешь, почему с тобой происходит то, что происходит. Можешь считать это домашним заданием.
— Если я останусь здесь, я смогу ответить на этот вопрос?
— Разумеется.
— А если я пойду с вами, я сразу получу ответ?
— Нет. Вне пределов этого мира ответов на блюдечке тоже никто не подает.
— Почему вы не хотите объяснить мне?
— Объяснить я могу хоть сейчас. Более того, ты наверняка уже неоднократно слышал то, что я мог бы тебе сказать. Но ты не готов услышать. Есть вопросы, ответы на которые надо искать самому.
— Так зачем вы вообще пришли?! — воскликнул Янек.
— Чтобы предложить тебе выход. Ты хотел изменить историю. Ты ее изменил. Твоя миссия в этом мире выполнена. Можешь идти в следующий… если еще не надоело.
— Я хочу знать, насколько изменилась история Польши, — потребовал Янек. — Я пришел сюда, чтобы дать свободу полякам.
— Ты знаешь, что они обретут свободу и без тебя.
— А потом потеряют. Из-за Сталина.
— Вообще-то я всегда считал, что в тридцать девятом первой на Польшу напала Германия.
— А Советы ударили в спину. Если бы не Сталин, мы могли бы еще сопротивляться. К пятнадцатому сентября тридцать девятого фронт стабилизировался…
— Положим. Хотя я все равно сомневаюсь, что Польша могла выиграть ту войну. Но вот сейчас ты убил Сталина. Опасность, что он организует нападение, снята. Ты свободен.
— Нет, — отчаянно замотал головой Янек. — Есть ещё Гитлер.
— Значит, надо убить Гитлера, — заключил Басов. — Да, я его пристрелю.
— Я смотрю, ты пристрастился к оружию.
— Да, испытываю необъяснимую любовь ко всему, что стреляет, колет и режет, — с вызовом проговорил Янек и любовно погладил свою двустволку.
— Это потому, что ты слаб, — спокойно ответил Басов. — Люди любят то, что делает их сильнее: быстрых коней, мощные автомобили, оружие, деньги, высокие должности. Этим они компенсируют свое несовершенство. Если ты силен духом, никакие предметы силы тебе не требуются. Впрочем, вернемся к нашему разговору. Твой расстрельный список растет. Тебе это не напоминает нелюбимых тобой большевиков? Неужели, чтобы привести треть человечества к счастью, надо треть расстрелять, а вторую треть посадить?
— Нет. Я ведь говорю только о двух тиранах.
— Все революционеры обычно начинают с одного-двух тиранов. А потом почему-то затевается всеобщая резня. Лиха беда начало. Ну, положим, Гитлера убрать не сложно. Ты считаешь, что это снимет угрозу для Польши?
— Нет, конечно! — вскинулся Янек. — Русские и немцы всегда зарились на нашу страну. Они все равно нападут.
— Уже теплее, малыш, — мягко улыбнулся Басов. — Ни одна диктатура не удержится на штыках, если ее не будет поддерживать хотя бы треть населения. Ни один тиран не сможет бросить войска на другое государство, если его народ не захочет войны.
— Вы хотите сказать, что стрелять этих подонков бесполезно?
— Отчего же, можно и пострелять, если тебе так нравится оружие. История, безусловно, изменится. Правда, не факт, что станет лучше. Ну а уничтожать треть населения, согласись, — это уже геноцид. Кроме того, вряд ли люди так спокойно дадут себя перебить. Когда берешь в руки винтовку, надо быть готовым, что по тебе откроют ответный огонь.
— Я к этому готов.
— Не сомневаюсь. Только подумай еще о том, что треть народа не может быть поголовно садистами и убийцами. Большинство людей просто заблуждаются. Они искренне считают, что диктаторы ведут их к счастью. О концлагерях и расстрелах они не знают и знать не хотят. Просто не верят. Помнишь, я говорил тебе, что любая проблема имеет простое, доступное для понимания неправильное решение. Вот они это решение и принимают. Эффект массового самообмана. Не зря Христос сказал на Голгофе: «Господи, прости им, ибо не ведают что творят». Это не всепрощение, это понимание людей.
— Но если убить диктаторов, которые обманывают их…
— То они найдут себе других. Они хотят простых и быстрых решений. Значит, их путь — диктатура и рабство.
— Вы хотите сказать, что теперь, когда я убил Сталина, на его место придет другой, такой же. А если я убью Гитлера, в Германии все равно победит фашизм? И сколько бы я ни убивал диктаторов, всегда найдется новый, который сделает то же самое?
— Народ всегда получает то, к чему стремится, со всеми плюсами и минусами.
— Но ведь оставшиеся две трети не виноваты?
— Может, и не виноваты. А может, виноваты в том, что не сопротивлялись. В любом случае ничто не случайно. Когда ты ответишь на вопрос, который я тебе задал, поймешь почему.
— Значит, Россия и Германия все равно нападут на Польшу и порвут ее на куски?
Басов кивнул, прикрыв глаза.
— О, несчастная Польша! Она снова пострадает Невинно.
— Невинно не страдает никто, — возразил Басов.
— Но Польша не совершала ничего против тех, кто нападет на нее!
— Ты хочешь сказать, не совершит, — поправил его Басов. — Не забывай, мы с тобой в сентябре тысяча девятьсот пятнадцатого года. Против СССР и Германии, пожалуй, не совершала. Кишка тонка. Но вот за год до начала Второй мировой войны она вместе с Германией и Венгрией отторгнет у беззащитной Чехословакии приличный кусок территории. Не очень похоже на безгрешного агнца, не правда ли? Но не в этом суть. В двадцатом веке Польша упустила блистательный шанс сохранить свою независимость да еще помочь ближайшим соседям. Она даже могла стать куда более влиятельным государством, чем это произошло в нашем мире. Помешали, как обычно, чрезмерная жадность и тщеславие.
— Что вы хотите сказать? — встрепенулся Янек. — У Польши был шанс?
Басов загадочно улыбнулся и отвел глаза в сторону.
— Какой? Когда? — не унимался Янек. — Скажите мне, мы еще можем это исправить? Я сам много думал об этом. Но перед войной, даже если бы мы объединились с Чехословакией и дали отпор Гитлеру, Сталин бы все равно ударил нам в спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92