пламенем дом осветился багряным, и словно
Диких зверей раздалось свирепое вдруг завыванье.
405 Стали тут сестры в дому скрываться по дымным покоям,
Все по различным углам избегают огня и сиянья,
Все в закоулки спешат, — натянулись меж тем перепонки
Между суставов у них, и крылья связали им руки.
Как потеряли они свое былое обличье,
410 Мрак не дает угадать. От крыльев легче не стали.
Все же держались они на своих перепонках прозрачных.
А попытавшись сказать, ничтожный, сравнительно с телом,
Звук издают, выводя свои легкие жалобы свистом.
Милы им кровли, не лес. Боятся света, летают
415 Ночью и носят они в честь позднего вечера имя.178
Стала тогда уже всем действительно ведома Фивам
Вакха божественность. Всем о могуществе нового бога
Ино179 упорно твердит, что меж сестрами всеми одна лишь
Чуждой осталась беды, — кроме той, что ей сделали сестры.
420 И увидав, как гордилась она и царем Атамантом,
Мужем своим, и детьми, и богом-питомцем, Юнона
Гордости той не снесла и подумала: "Мог же блудницы
Сын изменить меонийских пловцов180 и сбросить в пучину,
Матери дать растерзать мог мясо ее же младенца,
425 Новыми мог он снабдить дочерей Миниэя крылами!
Что же, Юнона ужель лишь оплакивать может несчастье?
Это ль меня удовольствует? Власть моя в этом, и только?
Сам ты меня научил: у врага надлежит поучиться.
Сколь же безумия мощь велика, он Пенфея убийством
430 Сам сполна доказал. Нельзя ли ее подстрекнуть мне,
Чтоб по примеру родных предалась неистовству Ино?"
Есть по наклону тропа, затененная тисом зловещим,
К адским жилищам она по немому уводит безлюдью.
Медленный Стикс испаряет туман; и новые тени
435 Там спускаются вниз и призраки непогребенных.
Дикую местность зима охватила и бледность; прибывшим
Душам неведомо, как проникают к стигийскому граду,
Где и свирепый чертог обретается темного Дита181.
Тысячу входов и врат отовсюду открытых имеет
440 Этот вместительный град. Как море — земные все реки,
Так принимает и он все души; не может он тесным
Для населения стать, — прибавление толп не заметно.
Бродят бесплотные там и бескостные бледные тени,
Площадь избрали одни, те — сени царя преисподних,
445 Те занялись ремеслом, бытию подражая былому;
Неба покинув дворец, туда опуститься решилась, —
Столь была гнева полна, — Сатурново семя, Юнона.
Только вошла, и порог застонал, придавлен священным
Грузом, три пасти свои к ней вытянул Цербер и трижды
450 Кряду брехнул. А она призывает сестер,182 порожденных
Ночью, суровых богинь, милосердия чуждых от века.
Те у тюремных дверей, запертых адамантом183, сидели,
Гребнем черных гадюк все три из волос выбирали.
Только узнали ее меж теней в темноте преисподней,
455 Встали богини тотчас. То место зловещим зовется.
Титий свое подвергал нутро растерзанью, на девять
Пашен растянут он был. А ты не захватывал, Тантал,
Капли воды; к тебе наклонясь, отстранялися ветви.
На гору камень, Сизиф, толкаешь — он катится книзу.
460 Вертится там Иксион за собой, от себя убегая;184
И замышлявшие смерть двоюродных братьев Белиды
Возобновляют весь век — чтоб снова утратить их — струи.
После того как на них взглянула Сатурния злобным
Взором, раньше других увидав Иксиона и кинув
465 Взгляд на Сизифа опять, — "Почему лишь один он из братьев
Терпит бессрочную казнь, Атамант же надменный, — сказала, —
Знатным дворцом осенен? — а не он ли с женой презирали
Вечно меня?" Объясняет свой гнев и приход, открывает
И пожеланье свое. А желала, чтоб рушился Кадма
470 Царственный дом, чтобы в грех Атаманта впутали сестры.
Власть, обещанья, мольбы — все сливает она воедино
И убеждает богинь. Едва лишь сказала Юнона
Так, — Тисифона власы, неприбрана, тотчас встряхнула
Белые и ото рта нависших откинула гадин
475 И отвечала: "Тут нет нужды в околичностях долгих:
Все, что прикажешь, считай совершенным. Немилое царство
Брось же скорей и вернись в небесный прекраснейший воздух".
Радостно та в небеса возвратилась. Ее перед входом
Чистой росой Таумантова дочь, Ирида, умыла;
480 А Тисифона, тотчас — жестокая — смоченный кровью
Факел рукою зажав, и еще не просохший, кровавый
Плащ надела и вот, змеей извитой подвязавшись,
Из дому вышла. При ней Рыдание спутником было,
Смертный Ужас, и Страх, и Безумье с испуганным ликом.
485 Вот у порога она: косяки эолийские — молвят —
Затрепетали, бледны вдруг стали кленовые створы,
Солнце бежало тех мест. Чудесами испугана Ино,
В ужасе и Атамант. Готовились из дому выйти, —
Выход Эриния им заступила зловещей преградой:
490 Руки она развела, узлами гадюк обвитые,
Вскинула волосы, змей потревожила, те зашипели.
Часть их лежит на плечах, другие, спустившись по груди,
Свист издают, извергают свой яд, языками мелькают.
Из середины волос двух змей она вырвала тотчас
495 И, в смертоносной руке их зажав, метнула. У Ино
И Атаманта они по груди заползали обе,
Мрачные помыслы в них возбуждая. Но тела не ранят
Вовсе: одна лишь душа уколы жестокие чует.
Также с собой принесла и ужасного жидкого яду,
500 Пены из Цербера уст и отравы из пасти Ехидны,
И заблужденье ума, и слепого забывчивость духа,
И преступленье, и плач, и свирепость, и тягу к убийству.
Все это перетерев и свежею кровью разбавив,
В медном сварила котле, зеленой мешая цикутой.
505 Перепугались они, а богиня неистовый яд свой
В грудь им обоим влила и глубоко сердца возмутила.
Ровным движеньем потом раскачивать стала свой факел,
Двигая быстро его и огнями огни догоняя.
Так, исполнив приказ, с победой в пустынное царство
510 Дита она отошла и змею на себе развязала.
Миг, — и уже Эолид, в серединном беснуясь покое,
Кличет: "Эй, други, скорей растяните-ка по лесу сети!
Только что видел я тут при двух детенышах львицу!"
И, как за зверем, бежит по следам супруги, безумец,
515 И с материнской груди младенца Леарха, который
Ручки, смеясь, протянул, хватает; и дважды и трижды,
Словно пращу закрутив, разбивает, жестокий, о камень
Личико детское. Тут, наконец, и мать заметалась, —
Мука ль причиной была иль разлитие яда, но только
520 Взвыла она, вне себя, и, власы распустив, побежала.
И, унося, Меликерт, тебя на руках обнаженных, —
«Вакх, эвоэ!» — голосит. При имени Вакха Юнона
Захохотала: «Тебе пусть поможет, — сказала, — питомец!»
В море свисает скала; из-под низу ее размывают
525 Волны; она от дождей защищает прикрытую заводь;
Вверх выдается, челом протянувшись в открытое море.
Ино вбежала туда, — ей безумие придало силу, —
И со скалы в глубину, забыв о каком-либо страхе,
Бросилась с ношей своей. Сотрясенные вспенились воды.
530 Тронута внучки меж тем незаслуженным горем, Венера
К дяде ласкается так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Диких зверей раздалось свирепое вдруг завыванье.
405 Стали тут сестры в дому скрываться по дымным покоям,
Все по различным углам избегают огня и сиянья,
Все в закоулки спешат, — натянулись меж тем перепонки
Между суставов у них, и крылья связали им руки.
Как потеряли они свое былое обличье,
410 Мрак не дает угадать. От крыльев легче не стали.
Все же держались они на своих перепонках прозрачных.
А попытавшись сказать, ничтожный, сравнительно с телом,
Звук издают, выводя свои легкие жалобы свистом.
Милы им кровли, не лес. Боятся света, летают
415 Ночью и носят они в честь позднего вечера имя.178
Стала тогда уже всем действительно ведома Фивам
Вакха божественность. Всем о могуществе нового бога
Ино179 упорно твердит, что меж сестрами всеми одна лишь
Чуждой осталась беды, — кроме той, что ей сделали сестры.
420 И увидав, как гордилась она и царем Атамантом,
Мужем своим, и детьми, и богом-питомцем, Юнона
Гордости той не снесла и подумала: "Мог же блудницы
Сын изменить меонийских пловцов180 и сбросить в пучину,
Матери дать растерзать мог мясо ее же младенца,
425 Новыми мог он снабдить дочерей Миниэя крылами!
Что же, Юнона ужель лишь оплакивать может несчастье?
Это ль меня удовольствует? Власть моя в этом, и только?
Сам ты меня научил: у врага надлежит поучиться.
Сколь же безумия мощь велика, он Пенфея убийством
430 Сам сполна доказал. Нельзя ли ее подстрекнуть мне,
Чтоб по примеру родных предалась неистовству Ино?"
Есть по наклону тропа, затененная тисом зловещим,
К адским жилищам она по немому уводит безлюдью.
Медленный Стикс испаряет туман; и новые тени
435 Там спускаются вниз и призраки непогребенных.
Дикую местность зима охватила и бледность; прибывшим
Душам неведомо, как проникают к стигийскому граду,
Где и свирепый чертог обретается темного Дита181.
Тысячу входов и врат отовсюду открытых имеет
440 Этот вместительный град. Как море — земные все реки,
Так принимает и он все души; не может он тесным
Для населения стать, — прибавление толп не заметно.
Бродят бесплотные там и бескостные бледные тени,
Площадь избрали одни, те — сени царя преисподних,
445 Те занялись ремеслом, бытию подражая былому;
Неба покинув дворец, туда опуститься решилась, —
Столь была гнева полна, — Сатурново семя, Юнона.
Только вошла, и порог застонал, придавлен священным
Грузом, три пасти свои к ней вытянул Цербер и трижды
450 Кряду брехнул. А она призывает сестер,182 порожденных
Ночью, суровых богинь, милосердия чуждых от века.
Те у тюремных дверей, запертых адамантом183, сидели,
Гребнем черных гадюк все три из волос выбирали.
Только узнали ее меж теней в темноте преисподней,
455 Встали богини тотчас. То место зловещим зовется.
Титий свое подвергал нутро растерзанью, на девять
Пашен растянут он был. А ты не захватывал, Тантал,
Капли воды; к тебе наклонясь, отстранялися ветви.
На гору камень, Сизиф, толкаешь — он катится книзу.
460 Вертится там Иксион за собой, от себя убегая;184
И замышлявшие смерть двоюродных братьев Белиды
Возобновляют весь век — чтоб снова утратить их — струи.
После того как на них взглянула Сатурния злобным
Взором, раньше других увидав Иксиона и кинув
465 Взгляд на Сизифа опять, — "Почему лишь один он из братьев
Терпит бессрочную казнь, Атамант же надменный, — сказала, —
Знатным дворцом осенен? — а не он ли с женой презирали
Вечно меня?" Объясняет свой гнев и приход, открывает
И пожеланье свое. А желала, чтоб рушился Кадма
470 Царственный дом, чтобы в грех Атаманта впутали сестры.
Власть, обещанья, мольбы — все сливает она воедино
И убеждает богинь. Едва лишь сказала Юнона
Так, — Тисифона власы, неприбрана, тотчас встряхнула
Белые и ото рта нависших откинула гадин
475 И отвечала: "Тут нет нужды в околичностях долгих:
Все, что прикажешь, считай совершенным. Немилое царство
Брось же скорей и вернись в небесный прекраснейший воздух".
Радостно та в небеса возвратилась. Ее перед входом
Чистой росой Таумантова дочь, Ирида, умыла;
480 А Тисифона, тотчас — жестокая — смоченный кровью
Факел рукою зажав, и еще не просохший, кровавый
Плащ надела и вот, змеей извитой подвязавшись,
Из дому вышла. При ней Рыдание спутником было,
Смертный Ужас, и Страх, и Безумье с испуганным ликом.
485 Вот у порога она: косяки эолийские — молвят —
Затрепетали, бледны вдруг стали кленовые створы,
Солнце бежало тех мест. Чудесами испугана Ино,
В ужасе и Атамант. Готовились из дому выйти, —
Выход Эриния им заступила зловещей преградой:
490 Руки она развела, узлами гадюк обвитые,
Вскинула волосы, змей потревожила, те зашипели.
Часть их лежит на плечах, другие, спустившись по груди,
Свист издают, извергают свой яд, языками мелькают.
Из середины волос двух змей она вырвала тотчас
495 И, в смертоносной руке их зажав, метнула. У Ино
И Атаманта они по груди заползали обе,
Мрачные помыслы в них возбуждая. Но тела не ранят
Вовсе: одна лишь душа уколы жестокие чует.
Также с собой принесла и ужасного жидкого яду,
500 Пены из Цербера уст и отравы из пасти Ехидны,
И заблужденье ума, и слепого забывчивость духа,
И преступленье, и плач, и свирепость, и тягу к убийству.
Все это перетерев и свежею кровью разбавив,
В медном сварила котле, зеленой мешая цикутой.
505 Перепугались они, а богиня неистовый яд свой
В грудь им обоим влила и глубоко сердца возмутила.
Ровным движеньем потом раскачивать стала свой факел,
Двигая быстро его и огнями огни догоняя.
Так, исполнив приказ, с победой в пустынное царство
510 Дита она отошла и змею на себе развязала.
Миг, — и уже Эолид, в серединном беснуясь покое,
Кличет: "Эй, други, скорей растяните-ка по лесу сети!
Только что видел я тут при двух детенышах львицу!"
И, как за зверем, бежит по следам супруги, безумец,
515 И с материнской груди младенца Леарха, который
Ручки, смеясь, протянул, хватает; и дважды и трижды,
Словно пращу закрутив, разбивает, жестокий, о камень
Личико детское. Тут, наконец, и мать заметалась, —
Мука ль причиной была иль разлитие яда, но только
520 Взвыла она, вне себя, и, власы распустив, побежала.
И, унося, Меликерт, тебя на руках обнаженных, —
«Вакх, эвоэ!» — голосит. При имени Вакха Юнона
Захохотала: «Тебе пусть поможет, — сказала, — питомец!»
В море свисает скала; из-под низу ее размывают
525 Волны; она от дождей защищает прикрытую заводь;
Вверх выдается, челом протянувшись в открытое море.
Ино вбежала туда, — ей безумие придало силу, —
И со скалы в глубину, забыв о каком-либо страхе,
Бросилась с ношей своей. Сотрясенные вспенились воды.
530 Тронута внучки меж тем незаслуженным горем, Венера
К дяде ласкается так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110