Дурочка! В твоем возрасте девчонки уже с мужиками живут. А ты только... Только целовалась. Ну, а что приятно-то было?”
— “Приятно” — промычала Наташа.
— Ну и хорошо! А вот то, что он мальчишкам рассказал — это очень нехорошо, некрасиво. Поэтому впредь знай, что не со всеми можно целоваться, а только с теми, кто тебя достоин, кто тебя любит, и кого ты любишь.
Началась лихорадка — скоро государственные экзамены. Почетная комиссия! Решение судеб! Готовились к защите диплома. Наташа, воспрянув от любовного фиаско, ушла с головой в работу. Жданов начал репетировать с Аринбасаровой дипломный номер — па-де-де из балета “Тщетная предосторожность”, партнером Наташи был Дюсенбек Накипов. Любовь Степановна, которая очень невзлюбила девушку с той злосчастной истории с хулиганской песенкой, злобно свистела: “И чего в тебе нашел Леонид Тимофеевич?! Он прямо на тебя не надышится!”.
Но на репетициях Леонид Тимофеевич превращался в безжалостного цербера. Он, кровожадно вращая глазами, орал: “Чтобы один раз хорошо станцевать вариацию на сцене — надо три раза подряд, без остановки станцевать ее в репетиционном зале. Если выдержишь по дыханию и хватит сил, тогда есть какая-то гарантия, что ты станцуешь номер один раз на сцене!”. Залы большие, пустые — эхо и резонанс создавали особую балетную противность голоса педагога. Леонид Тимофеевич гонял учеников до потери сознания, его лицо заливалось лиловым цветом.
Несмотря на адский труд, бесконечные издевки, для Натальи уроки Жданова были творческим отдохновением. Из всего класса у Наташи и Дюсенбека был самый большой и сложный номер — па-де-де, состоящий из адажио, двух вариаций и коды. Уже были напечатаны афиши выпускного концерта на сцене Большого театра. Выцветшую афишу со своей фамилией Наташа хранила всю жизнь, но, увы, станцевать в выпускном концерте ей так и не пришлось.
Иногда в училище захаживали кинематографисты. Работники кино всегда косматые, бородатые, противно пахнущие сигаретным дымом, но все равно от них исходила какая-то аура. Богема! Все училище взбудоражилось от известия, что на роль Наташи Ростовой пригласили балетную девочку — Людмилу Савельеву.
Аринбасаровой три человека предсказали, что она будет киноактрисой. Наталья посчитала эти предсказания абсурдом, ей казалось, что в кино могут сниматься только красавицы. На экранах страны блистали не женщины, а богини — Алла Ларионова, Тамара Макарова, Нинель Мышкова, Элина Быстрицкая., вдруг прославившаяся Настя Вертинская. Совсем не считая себя красивой, Наташа боялась даже помечтать о кино. В ответ на предсказания о своей артистической карьере она пренебрежительно фыркала, но где-то в самой глубине сердца молоденькой девушки теплилась надежда, что когда-нибудь она станет театральной актрисой. От этой мысли ей было страшно. Страшно, но сладостно.
В феврале в училище приехал молодой режиссер Андрей Кончаловский со своим вторым режиссером Изей Ольшанецким. Андрей Сергеевич пришел посмотреть девочек на роль Алтынай для своего дипломного фильма “Первый учитель” по повести Чингиза Айтматова. Его бывшая жена балерина Ирина Кандат посоветовала поискать Алтынай в хореографическом училище, где учились ребята из азиатских республик. Андрею Сергеевичу нужна была девочка лет двенадцати-тринадцати, но он понимал, что роль очень трудная и в таком возрасте девочка не справится с ролью, поэтому он и пришел в балетную школу, где девочки постарше, выглядят моложе своего возраста. Но в выпускной класс Натальи он даже не заходил.
Ах, эта проказница — судьба! Никогда-то мы не знаем, где нас подкараулит счастье. Первым делом Андрей Сергеевич направил свои благословенные стопы в замшевых ботинках в младшие классы. Обратил внимание на Раушан Байсеитову — миниатюрную девочку с пухлыми губами и с довольно характерной внешностью. Раушан — племянница знаменитой казахской певицы, Куляш Байсеитовой. По лбу Изи Ольшанецкого сползла усердная капля пота: “Мы ее пригласим на “Мосфильм””. Посмотрели заодно и мальчиков. Уехали. Как и полагается в романтических историях, забыли записать имя отобранной девочки.
Спустя несколько дней в интернат позвонили с “Мосфильма”: “У вас есть девочка из казахской группы — худенькая, симпатичная?”. Сие скромное описание не слишком облегчало поиск утерянной претендентки, в балете все худенькие, а симпатичность понятие весьма расплывчатое. Воспитательница озадаченно: “Это, наверно, Наташа Аринбасарова?”. “Да, да!” — воскликнули на другом конце провода. На удивление быстро в интернат приехал большой, дребезжащий автобус. Воспитательницы вытолкнули ничего не понимавшую Наталью: “Езжай, тебя приглашают на “Мосфильм”!”.
Конечно, знакомство с Андреем Сергеевичем было запоминающимся. Да разве могло быть по-другому! На девочке было огромное драповое пальто на вырост, цвета бордо или возможно близкого к этому изысканному колеру, невероятным украшением верхнего убранства служил цигейковый воротник, шапка-ушанка и большие суконные ботинки на крючках — “прощай молодость” являлись гармоничным завершением внешнего облика молоденькой прелестницы.
Когда Наташа, похожая на ночного сторожа, ввалилась в рабочий кабинет режиссера, от удивления глаза Андрея Сергеевича полезли из глазниц: “Не та, да к тому же не девочка, а чучело гороховое”. Наташа, как бабочка, избавилась от своего громоздкого кокона, заметив, что ее цигейковый воротник не был оценен по достоинству. Теперь посреди серой комнаты стояло нечто очень хорошенькое. Наталья была одета в зеленое немецкое платьице, добытое Симой Владимировной на базе, глаза Андрея Сергеевича вернулись на положенное место. Режиссер широко разулыбался. Девушку поразила широта его улыбки, казалось, что видны все тридцать два зуба.
Кончаловский, пытливо глядя на девушку сквозь очки, беспрерывно задавал вопросы: “Откуда ты? Сколько тебе лет? Любишь ли ты стихи?”. Спрашивал про учебу, друзей. Особенный режиссерский талант сразу же устанавливать доверительные отношения, Наталья, будучи очень застенчивой, зажатой, чувствовала себя с ним легко, непринужденно. В конце беседы Андрей Сергеевич осторожно спросил:
“А у вас есть еще девочки из Казахстана?”.
“Да, нас пять девочек-казашек. Приезжайте к нам в интернат, я вас со всеми познакомлю!”. Наташина балетная голова не догадалась, что такая откровенность ей совсем невыгодна — ведь это возможные конкурентки.
Она ушла, оставив в заложники Ерема Аманкулова — красивого, высокого мальчика тоже из Казахстана. Его хотели попробовать на роль Дюйшена. По возвращении в интернат, Наташа пытала Ерема: “Что сказал Кончаловский обо мне?”. Ерем небрежно бросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— “Приятно” — промычала Наташа.
— Ну и хорошо! А вот то, что он мальчишкам рассказал — это очень нехорошо, некрасиво. Поэтому впредь знай, что не со всеми можно целоваться, а только с теми, кто тебя достоин, кто тебя любит, и кого ты любишь.
Началась лихорадка — скоро государственные экзамены. Почетная комиссия! Решение судеб! Готовились к защите диплома. Наташа, воспрянув от любовного фиаско, ушла с головой в работу. Жданов начал репетировать с Аринбасаровой дипломный номер — па-де-де из балета “Тщетная предосторожность”, партнером Наташи был Дюсенбек Накипов. Любовь Степановна, которая очень невзлюбила девушку с той злосчастной истории с хулиганской песенкой, злобно свистела: “И чего в тебе нашел Леонид Тимофеевич?! Он прямо на тебя не надышится!”.
Но на репетициях Леонид Тимофеевич превращался в безжалостного цербера. Он, кровожадно вращая глазами, орал: “Чтобы один раз хорошо станцевать вариацию на сцене — надо три раза подряд, без остановки станцевать ее в репетиционном зале. Если выдержишь по дыханию и хватит сил, тогда есть какая-то гарантия, что ты станцуешь номер один раз на сцене!”. Залы большие, пустые — эхо и резонанс создавали особую балетную противность голоса педагога. Леонид Тимофеевич гонял учеников до потери сознания, его лицо заливалось лиловым цветом.
Несмотря на адский труд, бесконечные издевки, для Натальи уроки Жданова были творческим отдохновением. Из всего класса у Наташи и Дюсенбека был самый большой и сложный номер — па-де-де, состоящий из адажио, двух вариаций и коды. Уже были напечатаны афиши выпускного концерта на сцене Большого театра. Выцветшую афишу со своей фамилией Наташа хранила всю жизнь, но, увы, станцевать в выпускном концерте ей так и не пришлось.
Иногда в училище захаживали кинематографисты. Работники кино всегда косматые, бородатые, противно пахнущие сигаретным дымом, но все равно от них исходила какая-то аура. Богема! Все училище взбудоражилось от известия, что на роль Наташи Ростовой пригласили балетную девочку — Людмилу Савельеву.
Аринбасаровой три человека предсказали, что она будет киноактрисой. Наталья посчитала эти предсказания абсурдом, ей казалось, что в кино могут сниматься только красавицы. На экранах страны блистали не женщины, а богини — Алла Ларионова, Тамара Макарова, Нинель Мышкова, Элина Быстрицкая., вдруг прославившаяся Настя Вертинская. Совсем не считая себя красивой, Наташа боялась даже помечтать о кино. В ответ на предсказания о своей артистической карьере она пренебрежительно фыркала, но где-то в самой глубине сердца молоденькой девушки теплилась надежда, что когда-нибудь она станет театральной актрисой. От этой мысли ей было страшно. Страшно, но сладостно.
В феврале в училище приехал молодой режиссер Андрей Кончаловский со своим вторым режиссером Изей Ольшанецким. Андрей Сергеевич пришел посмотреть девочек на роль Алтынай для своего дипломного фильма “Первый учитель” по повести Чингиза Айтматова. Его бывшая жена балерина Ирина Кандат посоветовала поискать Алтынай в хореографическом училище, где учились ребята из азиатских республик. Андрею Сергеевичу нужна была девочка лет двенадцати-тринадцати, но он понимал, что роль очень трудная и в таком возрасте девочка не справится с ролью, поэтому он и пришел в балетную школу, где девочки постарше, выглядят моложе своего возраста. Но в выпускной класс Натальи он даже не заходил.
Ах, эта проказница — судьба! Никогда-то мы не знаем, где нас подкараулит счастье. Первым делом Андрей Сергеевич направил свои благословенные стопы в замшевых ботинках в младшие классы. Обратил внимание на Раушан Байсеитову — миниатюрную девочку с пухлыми губами и с довольно характерной внешностью. Раушан — племянница знаменитой казахской певицы, Куляш Байсеитовой. По лбу Изи Ольшанецкого сползла усердная капля пота: “Мы ее пригласим на “Мосфильм””. Посмотрели заодно и мальчиков. Уехали. Как и полагается в романтических историях, забыли записать имя отобранной девочки.
Спустя несколько дней в интернат позвонили с “Мосфильма”: “У вас есть девочка из казахской группы — худенькая, симпатичная?”. Сие скромное описание не слишком облегчало поиск утерянной претендентки, в балете все худенькие, а симпатичность понятие весьма расплывчатое. Воспитательница озадаченно: “Это, наверно, Наташа Аринбасарова?”. “Да, да!” — воскликнули на другом конце провода. На удивление быстро в интернат приехал большой, дребезжащий автобус. Воспитательницы вытолкнули ничего не понимавшую Наталью: “Езжай, тебя приглашают на “Мосфильм”!”.
Конечно, знакомство с Андреем Сергеевичем было запоминающимся. Да разве могло быть по-другому! На девочке было огромное драповое пальто на вырост, цвета бордо или возможно близкого к этому изысканному колеру, невероятным украшением верхнего убранства служил цигейковый воротник, шапка-ушанка и большие суконные ботинки на крючках — “прощай молодость” являлись гармоничным завершением внешнего облика молоденькой прелестницы.
Когда Наташа, похожая на ночного сторожа, ввалилась в рабочий кабинет режиссера, от удивления глаза Андрея Сергеевича полезли из глазниц: “Не та, да к тому же не девочка, а чучело гороховое”. Наташа, как бабочка, избавилась от своего громоздкого кокона, заметив, что ее цигейковый воротник не был оценен по достоинству. Теперь посреди серой комнаты стояло нечто очень хорошенькое. Наталья была одета в зеленое немецкое платьице, добытое Симой Владимировной на базе, глаза Андрея Сергеевича вернулись на положенное место. Режиссер широко разулыбался. Девушку поразила широта его улыбки, казалось, что видны все тридцать два зуба.
Кончаловский, пытливо глядя на девушку сквозь очки, беспрерывно задавал вопросы: “Откуда ты? Сколько тебе лет? Любишь ли ты стихи?”. Спрашивал про учебу, друзей. Особенный режиссерский талант сразу же устанавливать доверительные отношения, Наталья, будучи очень застенчивой, зажатой, чувствовала себя с ним легко, непринужденно. В конце беседы Андрей Сергеевич осторожно спросил:
“А у вас есть еще девочки из Казахстана?”.
“Да, нас пять девочек-казашек. Приезжайте к нам в интернат, я вас со всеми познакомлю!”. Наташина балетная голова не догадалась, что такая откровенность ей совсем невыгодна — ведь это возможные конкурентки.
Она ушла, оставив в заложники Ерема Аманкулова — красивого, высокого мальчика тоже из Казахстана. Его хотели попробовать на роль Дюйшена. По возвращении в интернат, Наташа пытала Ерема: “Что сказал Кончаловский обо мне?”. Ерем небрежно бросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66