убедить его сдаться властям. Теперь признаете сами, что остались с ним, чтобы помогать ему в террористической деятельности. Если вы лгали нам раньше, признайтесь хотя бы теперь, суд вам зачтет…
– Я не лгала. В Форт-Лами все говорили, что он ненавидит людей, что это человек отчаявшийся, мизантроп… Я в это поверила. Поверила, что он очень несчастен… Очень…
Очень одинок… И что, может быть, смогу…
– Изменить его взгляды?
– Да.
– Вы были в него влюблены?
– Не в том дело… При чем тут…
– Он вам был… ну, скажем, очень симпатичен?
– Да.
– Потом вы уже не пытались изменить его взгляды?
– То, что о нем говорили, не правда. Он не такой…
– Не такой?
– Он не отчаялся. И вовсе не ненавидел людей… Наоборот, он в них верил, он любит смеяться, веселый… Любит жизнь и природу, и…
– И как видно, слонов?
Она промолчала, но легкая улыбка была яснее всяких слов.
– И вы просто остались с ним?
Минна будто и не слышала вопроса. Ее взгляд и улыбка были обращены куда-то вдаль.
Но потом она быстро заговорила:
– Он не отчаивался, даже после провала конференции. Тут же сказал, что ничего, будет другая и там примут необходимые меры. Но надо и дальше протестовать, потому что сами собой такие вещи не делаются, надо драться, ведь повсюду царит инерция, а главное, потому, что в людей надо вселять бодрость, стараться все им объяснить. Вот почему для него было так важно продолжать борьбу; он хотел показать, что победить возможно, хотел пробудить людей, помешать им верить в самое худшее, в то, что все равно ничего не поделаешь, – ведь нельзя позволить, чтобы тебя лишили мужества…
В это время в зале произошел небольшой эпизод: Хаас, специально прибывший по такому случаю из своих тростниковых зарослей в Чаде, до того обрадовался известию, что Морель и не думает отказываться от защиты слонов, а, наоборот, решил до конца за них бороться, что поднялся на ноги и принялся изо всех сил колотить правым кулаком по левой ладони и кричать «браво!» – его тут же вывели из зала. (За восемь дней до этого Хаасу, тем не менее, удалось поймать троих слонят для зоопарка в Тадензее.) Сидевшему у дверей водителю грузовика Сандро никак не верилось, что это та самая девушка, с которой он спал полтора года назад.
Его это злило и слегка унижало в собственных глазах, хотя он и не понимал почему. У него возникло нелепое ощущение, будто он чего-то недобрал. И еще более неприятно от того, что он специально разоделся, – ведь все знали, что он с ней спал – ожидал, что на него будут смотреть, однако за все время суда никто не обратил на Сандро никакого внимания, и ему вдруг показалось, будто он никогда и не жил на свете.
– Значит, вы изменили свои намерения и решили ему помогать?
– Да чем же я могла ему помочь? Наоборот, была для него обузой… Камнем на шее…
Я просто хотела остаться с ним до конца.
– Вы знали, что его с минуты на минуту могут арестовать?
– Да… Нам сказали в Голе, что по той же дороге идет военный отряд, вышел с земель уле и движется нам навстречу.
– И тем не менее вы последовали за ним?
– Да.
– Вы были в него влюблены?
– Какое это имеет значение?
– Вы были его любовницей?
– Я же вам говорю, это не имеет никакого значения! – воскликнула Минна.
– Словом, вы были ему преданы… душой и телом?
– Да.
Председатель выдержал небольшую паузу.
– Верно ли то, что сообщают газеты, будто вы намерены после конца процесса, – как они выражаются… выйти замуж за майора Форсайта?
Форсайт приподнял голову.
– Да.
– Даже при том, что питаете к Морелю… такую глубокую привязанность, что, не колеблясь, остались с ним, несмотря на неизбежный арест?
– Да.
Филдс отлично понимал, к чему ведет почтенный судейский, на какой ноте он намерен кончить допрос. Судья с самого начала пытался создать вокруг этого дела определенную атмосферу. Показать, что на скамье подсудимых нигилисты, анархисты, лишенные определенной цели, беспринципная, аморальная, ни во что не верящая шайка, что такие девки, как эта, всегда примазываются к бандитам, спят то с одним, то с другим, переходя по мере надобности и обстоятельств от вожака к помощникам. Филдс и сам поначалу едва не впал в подобную ошибку: поэтому ему трудно было возмущаться. Тем не менее он испытывал безумное желание встать и дать по морде этому праведному судье. В обычных обстоятельствах он удовольствовался бы тем, что сделал бы с того снимок. Но так как аппарата при нем не было, защищаться было очень трудно.
– Это вам кажется совершенно естественным?
Она поглядела на судью с некоторым любопытством, задумалась, а потом добродушно сказала, словно желая вывести человека из затруднительного положения:
– У нас с майором Форсайтом… совместные воспоминания.
Она, вероятно, хотела сказать «общие воспоминания».
– Воспоминания – это очень важно… и мы будем вместе продолжать… Мы обещали месье Морелю, что непременно будем продолжать…
Она замолчала.
– Защищать слонов? – язвительно осведомился председатель.
…Она снова увидела то выражение лица – слегка самодовольное, которое у него иногда бывало: он прочно стоял на коротковатых ногах, с хитрым видом свертывая сигарету, – эта поза часто вызывала у людей раздражение. Казалось, она слышит его голос:
– Видишь ли, нас ведь даже в школах этому учили… есть животные, которых зовут «друзьями человека»… их надо защищать… даже необходимо. Друзья человека… Во всех учебниках зоологии про них написано… По крайней мере так было в мое время. И очень хорошо сказано…
Публика удивлялась, чему она улыбается.
– Что же! – сказал председатель. – Мне не полагается предвосхищать решение, которое вынесет суд, но я надеюсь, что на какое-то время вы лишитесь возможности нарушать общественный порядок…
Больше всего Минне, вероятно, помогала держаться и продолжать путь, особенно когда ветки деревьев начинали кружиться над головой и ей приходилось зажмуриваться, чтобы преодолеть дурноту, боязнь не понравиться Морелю, показаться не такой, какой была в его глазах. Всякий раз, когда он с беспокойством расспрашивал ее, а их лошади мерно шли бок о бок к горам, у нее хватало мужества отвечать с показной веселостью.
– Как дела?
– Не беспокойтесь обо мне, месье Морель… Я ведь немка, крепкая… крестьянских кровей…
– Через два часа доберемся до гор. В этой местности есть парочка пещер, в которых можно в случае чего укрыться… Очевидно, лекарств там нет… да и ничего вообще. Но ничего страшного, где-нибудь раздобудем.
– Не морочьте себе из-за меня голову.
Он уговаривал себя, что нуждается в ней только потому, что она немка и ее участие доказывает, будто и на этом народе нельзя ставить крест. Теперь их черед что-нибудь сделать для слонов. Им тоже приспело время показать свою любовь к природе, выступить в защиту человеческой свободы, отвоевать простор, который прогресс должен распахнуть как можно шире, чтобы хватило на всех, независимо от расы, нации и убеждений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– Я не лгала. В Форт-Лами все говорили, что он ненавидит людей, что это человек отчаявшийся, мизантроп… Я в это поверила. Поверила, что он очень несчастен… Очень…
Очень одинок… И что, может быть, смогу…
– Изменить его взгляды?
– Да.
– Вы были в него влюблены?
– Не в том дело… При чем тут…
– Он вам был… ну, скажем, очень симпатичен?
– Да.
– Потом вы уже не пытались изменить его взгляды?
– То, что о нем говорили, не правда. Он не такой…
– Не такой?
– Он не отчаялся. И вовсе не ненавидел людей… Наоборот, он в них верил, он любит смеяться, веселый… Любит жизнь и природу, и…
– И как видно, слонов?
Она промолчала, но легкая улыбка была яснее всяких слов.
– И вы просто остались с ним?
Минна будто и не слышала вопроса. Ее взгляд и улыбка были обращены куда-то вдаль.
Но потом она быстро заговорила:
– Он не отчаивался, даже после провала конференции. Тут же сказал, что ничего, будет другая и там примут необходимые меры. Но надо и дальше протестовать, потому что сами собой такие вещи не делаются, надо драться, ведь повсюду царит инерция, а главное, потому, что в людей надо вселять бодрость, стараться все им объяснить. Вот почему для него было так важно продолжать борьбу; он хотел показать, что победить возможно, хотел пробудить людей, помешать им верить в самое худшее, в то, что все равно ничего не поделаешь, – ведь нельзя позволить, чтобы тебя лишили мужества…
В это время в зале произошел небольшой эпизод: Хаас, специально прибывший по такому случаю из своих тростниковых зарослей в Чаде, до того обрадовался известию, что Морель и не думает отказываться от защиты слонов, а, наоборот, решил до конца за них бороться, что поднялся на ноги и принялся изо всех сил колотить правым кулаком по левой ладони и кричать «браво!» – его тут же вывели из зала. (За восемь дней до этого Хаасу, тем не менее, удалось поймать троих слонят для зоопарка в Тадензее.) Сидевшему у дверей водителю грузовика Сандро никак не верилось, что это та самая девушка, с которой он спал полтора года назад.
Его это злило и слегка унижало в собственных глазах, хотя он и не понимал почему. У него возникло нелепое ощущение, будто он чего-то недобрал. И еще более неприятно от того, что он специально разоделся, – ведь все знали, что он с ней спал – ожидал, что на него будут смотреть, однако за все время суда никто не обратил на Сандро никакого внимания, и ему вдруг показалось, будто он никогда и не жил на свете.
– Значит, вы изменили свои намерения и решили ему помогать?
– Да чем же я могла ему помочь? Наоборот, была для него обузой… Камнем на шее…
Я просто хотела остаться с ним до конца.
– Вы знали, что его с минуты на минуту могут арестовать?
– Да… Нам сказали в Голе, что по той же дороге идет военный отряд, вышел с земель уле и движется нам навстречу.
– И тем не менее вы последовали за ним?
– Да.
– Вы были в него влюблены?
– Какое это имеет значение?
– Вы были его любовницей?
– Я же вам говорю, это не имеет никакого значения! – воскликнула Минна.
– Словом, вы были ему преданы… душой и телом?
– Да.
Председатель выдержал небольшую паузу.
– Верно ли то, что сообщают газеты, будто вы намерены после конца процесса, – как они выражаются… выйти замуж за майора Форсайта?
Форсайт приподнял голову.
– Да.
– Даже при том, что питаете к Морелю… такую глубокую привязанность, что, не колеблясь, остались с ним, несмотря на неизбежный арест?
– Да.
Филдс отлично понимал, к чему ведет почтенный судейский, на какой ноте он намерен кончить допрос. Судья с самого начала пытался создать вокруг этого дела определенную атмосферу. Показать, что на скамье подсудимых нигилисты, анархисты, лишенные определенной цели, беспринципная, аморальная, ни во что не верящая шайка, что такие девки, как эта, всегда примазываются к бандитам, спят то с одним, то с другим, переходя по мере надобности и обстоятельств от вожака к помощникам. Филдс и сам поначалу едва не впал в подобную ошибку: поэтому ему трудно было возмущаться. Тем не менее он испытывал безумное желание встать и дать по морде этому праведному судье. В обычных обстоятельствах он удовольствовался бы тем, что сделал бы с того снимок. Но так как аппарата при нем не было, защищаться было очень трудно.
– Это вам кажется совершенно естественным?
Она поглядела на судью с некоторым любопытством, задумалась, а потом добродушно сказала, словно желая вывести человека из затруднительного положения:
– У нас с майором Форсайтом… совместные воспоминания.
Она, вероятно, хотела сказать «общие воспоминания».
– Воспоминания – это очень важно… и мы будем вместе продолжать… Мы обещали месье Морелю, что непременно будем продолжать…
Она замолчала.
– Защищать слонов? – язвительно осведомился председатель.
…Она снова увидела то выражение лица – слегка самодовольное, которое у него иногда бывало: он прочно стоял на коротковатых ногах, с хитрым видом свертывая сигарету, – эта поза часто вызывала у людей раздражение. Казалось, она слышит его голос:
– Видишь ли, нас ведь даже в школах этому учили… есть животные, которых зовут «друзьями человека»… их надо защищать… даже необходимо. Друзья человека… Во всех учебниках зоологии про них написано… По крайней мере так было в мое время. И очень хорошо сказано…
Публика удивлялась, чему она улыбается.
– Что же! – сказал председатель. – Мне не полагается предвосхищать решение, которое вынесет суд, но я надеюсь, что на какое-то время вы лишитесь возможности нарушать общественный порядок…
Больше всего Минне, вероятно, помогала держаться и продолжать путь, особенно когда ветки деревьев начинали кружиться над головой и ей приходилось зажмуриваться, чтобы преодолеть дурноту, боязнь не понравиться Морелю, показаться не такой, какой была в его глазах. Всякий раз, когда он с беспокойством расспрашивал ее, а их лошади мерно шли бок о бок к горам, у нее хватало мужества отвечать с показной веселостью.
– Как дела?
– Не беспокойтесь обо мне, месье Морель… Я ведь немка, крепкая… крестьянских кровей…
– Через два часа доберемся до гор. В этой местности есть парочка пещер, в которых можно в случае чего укрыться… Очевидно, лекарств там нет… да и ничего вообще. Но ничего страшного, где-нибудь раздобудем.
– Не морочьте себе из-за меня голову.
Он уговаривал себя, что нуждается в ней только потому, что она немка и ее участие доказывает, будто и на этом народе нельзя ставить крест. Теперь их черед что-нибудь сделать для слонов. Им тоже приспело время показать свою любовь к природе, выступить в защиту человеческой свободы, отвоевать простор, который прогресс должен распахнуть как можно шире, чтобы хватило на всех, независимо от расы, нации и убеждений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128