А во-вторых, и это главное – после всех таких встреч, коротких ли или сравнительно долгих, когда наставало время прощанья, я почему-то в большинстве случаев чувствовал сожаление – расставаться не хотелось (как правило, это было взаимно) и… несмотря на такую большую разницу в уровне жизни, – жалость (!), желание чем-то помочь остающимся русским американцам, с которыми мы прощались навсегда.
Мне трудно объяснить происхождение этих чувств. Возможно, они сродни ощущениям игрока, который ведёт очень тяжёлую, но главную в его жизни игру, в противоположность другому игроку за соседним столом, срывающим неплохие куши в любых иных партиях… Но кроме этой, самой главной партии – её он уже сдал. И название всей этой игры – судьба…
Самая же экстраординарная моя встреча произошла в Калифорнии!
Супераэрошоу в местечке Салинас, недалеко от Сан-Франциско, было нашим самым последним перед отлётом домой. Мной овладевал сложный «коктейль» эмоций: ощущение великого авиационного праздника и, в то же время, чувство невероятной усталости от нескончаемой шумихи вокруг. Особенно досаждал преследовавший ажиотаж зрителей, рвущихся за автографами – где только не просили расписываться: на журналах, плакатах, майках, долларовых купюрах… А ещё было жаль улетать из такой необычной, богатой страны, и в то же время обострённо чувствовалась тоска по дому.
И вот однажды, когда я продирался сквозь иноязычную пёструю толпу в павильон еды на ланч, кто-то меня вдруг окликнул:
– Шурик, привет! Не узнаёшь?
В последующие несколько мгновений я был дважды шокирован. Во-первых, потому что я никак не мог взять в толк: кто этот стоящий передо мной здоровый симпатичный блондин, одетый в синий лётный комбинезон с множеством ярких нашивок на нём. А во-вторых, почему из американской толпы несётся ко мне то обращение, которое использовали лишь очень немногие из моих близких друзей.
И вдруг – о, Боже!…
… В ту зиму 1986/87 года у меня было наисчастливейшее время – огромной компанией мы вырвались на горнолыжные каникулы в Кавказские горы, собрались лётчики-испытатели всех поколений: от нас троих с Сергеем Мельниковым и Маратом Алыковым – самых молодых, до уважаемых ветеранов.
Как-то раз, в один из чудесных солнечных дней, съезжая с горы Чегет, я был остановлен одним из наших ветеранов, заместителем начальника Школы лётчиков-испытателей Александром Андреевичем Муравьёвым. Указывая лыжной палкой вверх по склону, он проговорил:
– Видишь вверху трёх парней? Это – строевые лётчики с МиГов-двадцать девятых, хотят поступать в нашу Школу. Раз ты у нас самый «свежий» слушатель, я им посоветовал по всем вопросам обращаться за консультацией к тебе: через какие нужно пройти формальности и как правильно готовиться к экзаменам. Кстати, они все армавирские выпускники и, кажется, тебя знают. Помоги им в любом случае, они сейчас служат в Закавказье, где прошла и моя служба.
Он понёсся дальше вниз, а мы с этими ребятами повстречались на склоне. Действительно, они меня неплохо знали. Ещё будучи курсантом, я стал инструктором-парашютистом и постоянно участвовал во всех парашютных прыжковых днях, помогая остальным укладывать парашюты, надевать и подгонять их – это было вроде моей отработки за возможность прыгать самому. Таким образом приходилось работать с большой частью курсантов младших курсов. Вот многие из них меня и запомнили, хотя я их всех, конечно же, упомнить не мог.
Всё остававшееся после нашей встречи в горах время мы провели вместе. Это было неслабое времечко!
Объективно, все они имели отличные шансы на поступление в Школу лётчиков-испытателей, уровень лётной подготовки у них был значительно выше, чем у среднестатистического лётчика ВВС: первый класс, наиболее современный тип самолёта, и всё это – при возрасте (что тоже было весьма немаловажно) лишь двадцать семь лет!
Субъективно, один из них – наиболее симпатичный, высокий светловолосый парень имел наилучшие шансы из-за явно выраженного упорства и даже, вероятно, целеустремлённости. После того чудного отдыха в горах он приезжал к нам в гости, в тогда ещё не очень открытый город Жуковский, и даже пожил недельку в «общаге» Школы лётчиков-испытателей. Там мы его детально консультировали, помогали подготовиться к поступлению. Но на следующий 1988 год набора не было, и ему приходилось рассчитывать лишь на будущий год.
Его звали Александр Зуев…
А ровно год спустя я был потрясён вестью: на турецкий аэродром Трабзон со стоянки дежурного звена на авиабазе ВВС близ грузинского города Миха-Цхакая был угнан истребитель МиГ-29 с полным боекомплектом. И ещё через пару дней по телевизору объявили: угонщик по фамилии Зуев – бывший лётчик этого полка, он ранен и находится под защитой международного Красного Креста. Вскоре ему было предоставлено политическое убежище в США.
Естественно, тогда я задрожал при мысли о возможных последствиях для себя. Не ожидая вызова, я «явился с повинной»… Но работники КГБ, к счастью, оказались не столь глупы, чтобы, услышав обо всём, взяться за меня. И когда я, много позже описываемых здесь событий, прочёл изданную в 1992 году в США его автобиографическую книгу «FULCRUM» (это слово имеет двойное значение: в буквальном переводе с английского оно означает «точка отсчёта», и им же в НАТО принято жаргонно называть наш истребитель МиГ-29), то был «тронут» её предисловием. В частности, там говорится, что он умышленно изменил в тексте имена некоторых своих знакомых, не желая нанести ущерба их карьере… Мне эта мера его предосторожности (ну, спасибо за заботу…) тогда уже показалась излишней.
… Там, в Калифорнии, передо мной стоял он!
На секунду я потерял дар речи… Потом выдавил вопрос:
– Зуич?… А ты… вроде размордел?
– Да-а… – начал он отвечать с напускным акцентом (и вторично меня удивила его, уже совсем отличная от той, что была перед тем, манера говорить), – что-то в последнее время содержание холестерина в крови стало выше нормы. Но я скоро его снижу.
– ?!…
Мы пошли вместе на ланч. Я всё время чувствовал напряжение, ощущая среди мельтешивших вокруг людей и наших, и их работников соответствующих служб (я был убеждён в их присутствии). По дороге мы непрерывно болтали о каких-то не откладывающихся в голове пустяках. Он всё время хвалился, какая с ним идёт симпатичная подружка: она живёт тут недалеко, в Сиэтле, штат Вашингтон, и он из Иллинойса к ней часто прилетает – вот и сюда они приехали вместе…
Я чувствовал себя в совершенно дурацком положении: меня и тяготил весь этот антураж, и одновременно мучило желание узнать хоть что-то, что помогло бы в моём представлении навести мосточек понимания через пропасть, отделявшую того Саню Зуева от нынешнего – но я даже примерно не мог представить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51