Так все странно перевернулось… Тогда, в восемьдесят втором, он прощался со мною серьезно и навсегда, и после этого было целое десятилетие бодрой и вполне счастливой жизни. Но в девяносто третьем я понимал, что это уже действительно прощание… Поскольку Вацлав Янович жил не в Москве, а в Нижнем Новгороде и появлялся в моей жизни достаточно редко, то, когда он умер, я не ощутил его смерть – как смерть. Я и сегодня ощущаю, что он существует где-то недалеко, где-то рядом с нами и обязательно еще объявится в той или иной форме. Он стал для меня тем человеком, глядя на которого, слушая которого я понял самое главное: жизнь, несмотря ни на что, – это большое удовольствие. Когда мне совсем становится плохо, особенно в последнее время, поскольку жизнь сегодня нечасто радует удачами и победами, я вспоминаю Вацлава Яновича Дворжецкого – этого очень нежного и доброго старика, который все время звал меня куда-то на Волгу ловить рыбу…
Запись и литературная обработка Н. Васиной.
Георгий Демуров
СТРАНИЦЫ ИЗ ДНЕВНИКА
В 60-е годы я вел дневник. По тем временам в театре было заведено, чтобы молодые артисты выбирали себе наставника из старшего поколения. И я, испытывая к Вацлаву Яновичу всяческие симпатии и даже любовь, каждый раз выбирал его. Немало записей в дневнике посвящено моему наставнику.
РЕПЕТИЦИЯ
Репетируем, оставшись после спектакля. Время позднее, все злые, уставшие. У всех одна мысль – быстрее слинять. Вацлав Янович, ответственный за репетицию, старается разрядить обстановку, но тщетно. Помахав всем ручкой, оставляет меня и артистку. Щадя Марину, в основном долбает меня.
– Мастер! Пока вы не перестанете любоваться собой, ничего в этой роли не получится. Не бойся быть угловатым, неуклюжим, даже неряшливым! Голос у твоего персонажа бесцветный, тусклый. Не носись со своей внешностью и поставленным голосом! Ломай себя. Ведь можешь, когда других копируешь. Заруби на носу – ты острохарактерный актер. И выкинь из туфель эти каски! У тебя нормальный, хороший рост! Поверь, никому не нужно, чтоб ты был на полтора сантиметра выше! Они же мешают нормально передвигаться. А то ведь ходишь – как будто тебе трусы в одном месте натирают.
Тут я понял, что у меня есть все основания обидеться и отпроситься в курилку.
– Только не делай вид, что ты обиделся и ненавидишь меня! – кричал он мне в спину. – Я знаю, что всё наоборот!
И он был прав. Не помню, чтобы мне когда-нибудь удавалось по-настоящему на него обидеться.
ГАСТРОЛИ В ОДЕССЕ
Одесса, пляж Ланжерон. Жара нестерпимая. Сегодня Вацлав Янович узнал, что я не умею плавать, и был крайне возмущен, обозвав меня лодырем и размазней. Сам при акваланге, ластах, с кучей каких-то трубок и шлангов, с непромокаемыми часами выше локтя, играя мышцами, вприпрыжку несется к воде, кричит мне:
– Что, князь (в зависимости от обстоятельств обращается ко мне по прозвищам: дружочек, мастер, князь – есть в этом что-то лагерное), так и будешь сушить себя на песке? Ведь ты даже представить себе не можешь, что там (указывает на море).
Я говорю:
– Почему не могу? Рыба.
Делая вид, что оскорблен в лучших чувствах:
– Рыба в гастрономе! И та – минтай! А там – симфония красоты!
Что-то еще хотел рассказать про тайны морских глубин, но то ли споткнулся, то ли запутался ногами в ластах, упал, энергично вскочил, на лице одни глаза, все остальное – в песке. Очень смешно, все ржут, он – радостнее всех. Через мгновение только мы его и видели – сверкнув ластами, ушел под воду. А ведь вечером у него «На дне» – Лука, и щадить он себя не будет, не умеет. Играет он Луку чрезвычайно живо, неожиданно смешно, остро и горько. Никогда не думал, что в этой роли столько юмора. И вообще юмор является неотъемлемой частью его органики как в жизни, так и на сцене.
ГАСТРОЛИ В ВОРОНЕЖЕ
Едем на гастроли в Воронеж. В купе Вацлав Янович, я (мы на нижних местах) и еще двое посторонних. Он – прыщавый бугай с волосатыми плечами, пахнет вчерашним пивом. Она – с аппетитными икрами и совершенно плоским задом, сливающимся со спиной. Вацлав Янович, перехватив мой взгляд, негромко и назидательно:
– Это оттого, что часто прислоняют к стене.
Всю ночь они шумели дверью взад-вперед, взад-вперед. С каждым их возвращением дышать становилось все тяжелее. Вацлав Янович спит как младенец (что значит лагерная закалка), я же, взмокший больше от негодования, чем от жары, до рассвета ворочаюсь с боку на бок.
Утром Вацлав Янович бодр и свеж. Я же – вял и раздражителен. Вдруг обладатель волосатых плеч свесил еще более волосатые ноги с татуировками. На одной: «Они устали», на другой: «Им требуется покой». Вацлав Янович, играя желваками, сквозь зубы, но громко:
– От дурной головы ногам покоя нет.
Через мгновение, показавшееся мне вечностью, бугай осклабился и добродушно прогремел:
– Обижаешь, отец, мы старались по тихой все делать. Вацлав Янович:
– Да, настолько по тихой, что стука колес не было слышно. От этого бугай пришел в еще больший восторг, достал из-под матраца бутылку пива и торжественно предложил ею позавтракать. На что В. Я. ответил:
– Что вы, что вы, голубчик! С утра, натощак, желудок ничего, кроме мизансцен, не принимает!
И, не вставая с постели, начал делать дыхательные упражнения по системе йогов.
– Ну! – взревел бугай. – Тебе, отец, артистом надо быть!
СОЛНЦЕ
Едем на гастроли в Киев. В купе Дворж, супруги В. и я. Не спится. Встаю. На часах двадцать минут шестого утра. В девять должны быть на месте. Вацлава Яновича в купе нет. Супругам В. также не спится – таращатся в газеты. Нарушаю тишину, спрашиваю:
– А что, В. Я. передумал и сошел на предыдущей станции?
Зло отвечают:
– Мы бы не удивились. От него всего можно ожидать. Схватил фотоаппарат и вылетел, как умалишенный, фотографировать восход солнца, как будто из этого окна нельзя было.
Смотрю в окно. Говорю:
– Восход с той стороны.
Пропустили мимо ушей, зашуршали газетами, захрустели печеньем. Да, очень, чувствуется, «любят» Вацека! Оно понятно, артист-то хороший. Забрасываю в рот конфету, иду в тамбур курить, где и застаю сияющего от счастья Дворжецкого. Стараясь перекричать стук колес, обращается ко мне:
– Ты только взгляни, какой восход! Какое небо!
Смотрю. И действительно, не всегда увидишь такое!
– А лес? – продолжает кричать Вацлав Янович. – Смотри, смотри! Видишь, на горизонте макушки деревьев как стрелы вонзаются в кровавое солнце!
Вот уже в который раз в свои двадцать пять лет я чувствую себя стариком рядом с этим шестидесятилетним красивым человеком.
ПАЛЬТО
Зимний день сегодня солнечный, но ветреный и морозный, градусов под тридцать. Скорее бегу, чем иду. Навстречу так же энергично идет Вацлав Янович, улыбается. Спрашивает, куда держу путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Запись и литературная обработка Н. Васиной.
Георгий Демуров
СТРАНИЦЫ ИЗ ДНЕВНИКА
В 60-е годы я вел дневник. По тем временам в театре было заведено, чтобы молодые артисты выбирали себе наставника из старшего поколения. И я, испытывая к Вацлаву Яновичу всяческие симпатии и даже любовь, каждый раз выбирал его. Немало записей в дневнике посвящено моему наставнику.
РЕПЕТИЦИЯ
Репетируем, оставшись после спектакля. Время позднее, все злые, уставшие. У всех одна мысль – быстрее слинять. Вацлав Янович, ответственный за репетицию, старается разрядить обстановку, но тщетно. Помахав всем ручкой, оставляет меня и артистку. Щадя Марину, в основном долбает меня.
– Мастер! Пока вы не перестанете любоваться собой, ничего в этой роли не получится. Не бойся быть угловатым, неуклюжим, даже неряшливым! Голос у твоего персонажа бесцветный, тусклый. Не носись со своей внешностью и поставленным голосом! Ломай себя. Ведь можешь, когда других копируешь. Заруби на носу – ты острохарактерный актер. И выкинь из туфель эти каски! У тебя нормальный, хороший рост! Поверь, никому не нужно, чтоб ты был на полтора сантиметра выше! Они же мешают нормально передвигаться. А то ведь ходишь – как будто тебе трусы в одном месте натирают.
Тут я понял, что у меня есть все основания обидеться и отпроситься в курилку.
– Только не делай вид, что ты обиделся и ненавидишь меня! – кричал он мне в спину. – Я знаю, что всё наоборот!
И он был прав. Не помню, чтобы мне когда-нибудь удавалось по-настоящему на него обидеться.
ГАСТРОЛИ В ОДЕССЕ
Одесса, пляж Ланжерон. Жара нестерпимая. Сегодня Вацлав Янович узнал, что я не умею плавать, и был крайне возмущен, обозвав меня лодырем и размазней. Сам при акваланге, ластах, с кучей каких-то трубок и шлангов, с непромокаемыми часами выше локтя, играя мышцами, вприпрыжку несется к воде, кричит мне:
– Что, князь (в зависимости от обстоятельств обращается ко мне по прозвищам: дружочек, мастер, князь – есть в этом что-то лагерное), так и будешь сушить себя на песке? Ведь ты даже представить себе не можешь, что там (указывает на море).
Я говорю:
– Почему не могу? Рыба.
Делая вид, что оскорблен в лучших чувствах:
– Рыба в гастрономе! И та – минтай! А там – симфония красоты!
Что-то еще хотел рассказать про тайны морских глубин, но то ли споткнулся, то ли запутался ногами в ластах, упал, энергично вскочил, на лице одни глаза, все остальное – в песке. Очень смешно, все ржут, он – радостнее всех. Через мгновение только мы его и видели – сверкнув ластами, ушел под воду. А ведь вечером у него «На дне» – Лука, и щадить он себя не будет, не умеет. Играет он Луку чрезвычайно живо, неожиданно смешно, остро и горько. Никогда не думал, что в этой роли столько юмора. И вообще юмор является неотъемлемой частью его органики как в жизни, так и на сцене.
ГАСТРОЛИ В ВОРОНЕЖЕ
Едем на гастроли в Воронеж. В купе Вацлав Янович, я (мы на нижних местах) и еще двое посторонних. Он – прыщавый бугай с волосатыми плечами, пахнет вчерашним пивом. Она – с аппетитными икрами и совершенно плоским задом, сливающимся со спиной. Вацлав Янович, перехватив мой взгляд, негромко и назидательно:
– Это оттого, что часто прислоняют к стене.
Всю ночь они шумели дверью взад-вперед, взад-вперед. С каждым их возвращением дышать становилось все тяжелее. Вацлав Янович спит как младенец (что значит лагерная закалка), я же, взмокший больше от негодования, чем от жары, до рассвета ворочаюсь с боку на бок.
Утром Вацлав Янович бодр и свеж. Я же – вял и раздражителен. Вдруг обладатель волосатых плеч свесил еще более волосатые ноги с татуировками. На одной: «Они устали», на другой: «Им требуется покой». Вацлав Янович, играя желваками, сквозь зубы, но громко:
– От дурной головы ногам покоя нет.
Через мгновение, показавшееся мне вечностью, бугай осклабился и добродушно прогремел:
– Обижаешь, отец, мы старались по тихой все делать. Вацлав Янович:
– Да, настолько по тихой, что стука колес не было слышно. От этого бугай пришел в еще больший восторг, достал из-под матраца бутылку пива и торжественно предложил ею позавтракать. На что В. Я. ответил:
– Что вы, что вы, голубчик! С утра, натощак, желудок ничего, кроме мизансцен, не принимает!
И, не вставая с постели, начал делать дыхательные упражнения по системе йогов.
– Ну! – взревел бугай. – Тебе, отец, артистом надо быть!
СОЛНЦЕ
Едем на гастроли в Киев. В купе Дворж, супруги В. и я. Не спится. Встаю. На часах двадцать минут шестого утра. В девять должны быть на месте. Вацлава Яновича в купе нет. Супругам В. также не спится – таращатся в газеты. Нарушаю тишину, спрашиваю:
– А что, В. Я. передумал и сошел на предыдущей станции?
Зло отвечают:
– Мы бы не удивились. От него всего можно ожидать. Схватил фотоаппарат и вылетел, как умалишенный, фотографировать восход солнца, как будто из этого окна нельзя было.
Смотрю в окно. Говорю:
– Восход с той стороны.
Пропустили мимо ушей, зашуршали газетами, захрустели печеньем. Да, очень, чувствуется, «любят» Вацека! Оно понятно, артист-то хороший. Забрасываю в рот конфету, иду в тамбур курить, где и застаю сияющего от счастья Дворжецкого. Стараясь перекричать стук колес, обращается ко мне:
– Ты только взгляни, какой восход! Какое небо!
Смотрю. И действительно, не всегда увидишь такое!
– А лес? – продолжает кричать Вацлав Янович. – Смотри, смотри! Видишь, на горизонте макушки деревьев как стрелы вонзаются в кровавое солнце!
Вот уже в который раз в свои двадцать пять лет я чувствую себя стариком рядом с этим шестидесятилетним красивым человеком.
ПАЛЬТО
Зимний день сегодня солнечный, но ветреный и морозный, градусов под тридцать. Скорее бегу, чем иду. Навстречу так же энергично идет Вацлав Янович, улыбается. Спрашивает, куда держу путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93