– «У меня этого нет». – «Ну как нет? Я же у тебя был!» – «Стой, стой, стой, а ты где брился?» – «Вот в этом корпусе». – «Да ты в чужом номере брился! Я-то вон в том корпусе живу!»
Он вообще любил делать людям хорошее. Когда мой муж очень сильно болел, была поздняя-поздняя осень, даже снег ложился. А у него было высокая температура, и он попросил арбуз. Я отправилась искать. Стою, жду транспорта. Вдруг подъезжает Вацлав на своей машине. «Ты что стоишь?» – «Да вот хочу купить арбуз». Он говорит: «Давай на машине объездим все рынки». Мы их объездили, но арбуза не купили, кончился сезон. Я возвратилась в больницу. Прохожу мимо палаты, а там восточные люди навещают какого-то своего больного, и у них огромный арбуз уже открытый! Я не постеснялась, попросила у них кусочек и отдала Гусману. Потом позвонила Вацу. «Вац, я нашла арбуз для Гусмана в больнице!» Он очень увлекался подводным плаванием. У него было столько снаряжения: ласты, баллон с кислородом, маска. И вот эпизод, тоже в Крыму. Сидим мы с Гусманом на берегу, и вдруг из глубины кто-то подплывает. Выходит Вац весь в снаряжении для подводного плавания. Я говорю: «Вац (а мы его не видели, он не отдыхал там), ты откуда?!» – «Я приплыл из Ялты». Конечно, он приехал на машине, а переоделся, не доезжая до пляжа, чтобы всех разыграть. Но думаю, что если бы надо было, то Вацлав и из Ялты поплыл бы. Вацлав Янович всем на свете увлекался. Он и машину водил, и рыбаком был прекрасным.
Когда театр гастролировал в Вильнюсе, Дворжецкий был там на машине. Он предложил: «Лиля, ты белоруска. Все эти места знаешь. Я тебя приглашаю – давай вместе на машине доедем из Вильнюса до Минска». И мы поехали. Это была прекрасная поездка. Он все умел: и костер развести, и обед приготовить. По пути мы проезжали мимо какого-то старинного католического монастыря, а Вац ведь был католиком. Мы там остановились. Монастырь не был действующим, но вот костел, маленький, провинциальный, был открыт. Погода стояла солнечная. Зашли в костел, и голову Дворжецкого осветило солнце. Это было так красиво! Он молился, разговаривал с Богом. Может, о чем-то просил, может, благодарил за что-то. Я встала в сторонке и просто любовалась им. Он излучал такую духовность, такую красоту! Потом зашли в монастырский двор, посидели на скамеечке и поехали дальше. Мы были в костеле только вдвоем, больше никого, впечатление осталось незабываемое.
Еще одна история связана со спектаклем «На горах», где я играла Флёнушку, а Дворжецкий – Егорушку. Вацлав наклеивал себе в этой роли большие ресницы. Мы до сих пор вспоминаем, как он произносил, глядя на Дуню: «Останься как была!» – пожирая ее глазами под этими мохнатыми ресницами. Но это присказка, а вот и сама история.
У нас был знакомый по фамилии Тэн, второразрядный драматург. Его пьесы шли в Театре комедии. Но более известен он был как коллекционер. Мы (я и Гусман) с ним очень дружили, потому что долго жили в одной гостинице. А в Москве, когда были на гастролях, Тэн как-то зашел в театр, а мы с Дворжом в это время читали расписание. И Тэн пригласил нас к себе на квартиру. Дома у него никого не было. Квартира – настоящий музей. Столько картин я никогда не видала. Все стены закрыты русской классикой, западной классикой – богатейшая коллекция.
Потом Тэн показал нам картины Константина Коровина. Он сказал: «Коровина у нас в музеях очень мало. На выставки берут всегда у меня». Показал журнал «Огонек», где была статья о нем, о его картинах. А потом вынул из-за дивана свернутую в рулон картину «Послушницы» Нестерова. Это удивительная картина. Юные послушницы гуляли по лугу, плели венки. Все это перекликалось с темой спектакля «На горах» – старообрядцы, жизнь в скитах…
Квартира Тэна была напротив Бутырок. И он сказал: «Смотрите, моя квартира напротив тюрьмы. Как бы мне не оказаться напротив». И как в воду глядел. Он оказался в Бутырках из-за картин. Мы все долго потом вспоминали картину Нестерова, гадали, где она оказалась, у кого – я до сих пор не знаю ее судьбы.
Дворжецкий, кроме того что был прекрасным актером, был еще и прекрасным отцом. Очень переживал за своих детей. Как-то я встретилась с Вацем у театра. Рядом с ним стоял высокий молодой человек. Он попрощался и ушел. Я спросила: «Дворж, кто это?» – «Это мой сын. Из Омска едет на пробы. Конечно, он не пройдет. Ты посмотри, какая у него внешность. Он работает в Омске, в драме. Играет всяких червячков, паучков и прочее, и прочее. Радости никакой от этой жизни. Я ему говорил в свое время: занимайся медициной! Он окончил медицинское училище. Но вот, видишь, так у нас в крови, в роду, что нас всех привлекает искусство. Вот и он в театре. Трудно ему работается, и настроение всегда плохое. Сейчас пригласили на пробы на «Бег».
Но сын пошел по стопам отца и стал великим актером.
Я благодарна судьбе за дружбу с таким замечательным человеком и артистом. Не забуду его творческий вечер в Доме актера, когда он вышел на сцену весь в программках. Вацлав был горазд на выдумки. Талантливый человек, во всем талантливый. Вышел красивый, большой. Он никогда не был стариком. Уже ходил слепой, с палкой, а не был дряхлым. А тело какое красивое! Какие у него были руки! И ведь такую фигуру он приобрел не на тренажерах в спортивных залах. Тело ему сделал на рудниках и в лагерях наш диктатор. Судьба трудная, яркая. Но ведь не зря говорят: «Не пройдя того ужаса, я бы не был так обогащен». Люди, прошедшие тот ад, как правило, очень стойкие, умеющие ценить жизнь.
Одна из наших последних встреч с Вацлавом Яновичем произошла в троллейбусе. Он ехал в СТД. Я спросила: «Вац, как же ты?» – «С горем пополам добираюсь». – «Как ты живешь?» Он ответил: «Лиля, слепым быть интересно, – даже в этом состоянии, когда человек теряет зрение, он нашел что-то новое. – Ты знаешь, я сейчас в основном слушаю записи, классику. Различных чтецов. Так интересно! Всю жизнь, всю природу воспринимать только на слух. Как много нового я узнал!»
Таким сильным, мужественным был этот человек, который жизнь отдал искусству и театральную судьбу передал сыновьям.
Раиса Батурина
Вацлава Яновича пригласил в наш театр замечательный режиссер Мейер Абрамович Гершт. Но еще до этого мои друзья из Саратова писали мне: «Имей в виду, к вам едет чудесный артист, Вацлав Янович Дворжецкий. Мы очень жалеем, что он от нас уезжает, так как он прекрасный актер и человек. Обрати внимание».
И вот – наша первая встреча.
Выглядел он прекрасно: высокий, стройный, подтянутый, хорошая спортивная фигура. Я сразу подумала: вот, наверное, наш герой. Однако в нашем театре он начал не с главных ролей. Вацлав Янович был удивительный мастер эпизода. Даже в эпизоде было видно, что Дворжецкий большой актер.
Он вел себя очень скромно. Я знала, что его судьба была трагичной, что он пережил ГУЛАГ, но сам он никогда об этом не говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Он вообще любил делать людям хорошее. Когда мой муж очень сильно болел, была поздняя-поздняя осень, даже снег ложился. А у него было высокая температура, и он попросил арбуз. Я отправилась искать. Стою, жду транспорта. Вдруг подъезжает Вацлав на своей машине. «Ты что стоишь?» – «Да вот хочу купить арбуз». Он говорит: «Давай на машине объездим все рынки». Мы их объездили, но арбуза не купили, кончился сезон. Я возвратилась в больницу. Прохожу мимо палаты, а там восточные люди навещают какого-то своего больного, и у них огромный арбуз уже открытый! Я не постеснялась, попросила у них кусочек и отдала Гусману. Потом позвонила Вацу. «Вац, я нашла арбуз для Гусмана в больнице!» Он очень увлекался подводным плаванием. У него было столько снаряжения: ласты, баллон с кислородом, маска. И вот эпизод, тоже в Крыму. Сидим мы с Гусманом на берегу, и вдруг из глубины кто-то подплывает. Выходит Вац весь в снаряжении для подводного плавания. Я говорю: «Вац (а мы его не видели, он не отдыхал там), ты откуда?!» – «Я приплыл из Ялты». Конечно, он приехал на машине, а переоделся, не доезжая до пляжа, чтобы всех разыграть. Но думаю, что если бы надо было, то Вацлав и из Ялты поплыл бы. Вацлав Янович всем на свете увлекался. Он и машину водил, и рыбаком был прекрасным.
Когда театр гастролировал в Вильнюсе, Дворжецкий был там на машине. Он предложил: «Лиля, ты белоруска. Все эти места знаешь. Я тебя приглашаю – давай вместе на машине доедем из Вильнюса до Минска». И мы поехали. Это была прекрасная поездка. Он все умел: и костер развести, и обед приготовить. По пути мы проезжали мимо какого-то старинного католического монастыря, а Вац ведь был католиком. Мы там остановились. Монастырь не был действующим, но вот костел, маленький, провинциальный, был открыт. Погода стояла солнечная. Зашли в костел, и голову Дворжецкого осветило солнце. Это было так красиво! Он молился, разговаривал с Богом. Может, о чем-то просил, может, благодарил за что-то. Я встала в сторонке и просто любовалась им. Он излучал такую духовность, такую красоту! Потом зашли в монастырский двор, посидели на скамеечке и поехали дальше. Мы были в костеле только вдвоем, больше никого, впечатление осталось незабываемое.
Еще одна история связана со спектаклем «На горах», где я играла Флёнушку, а Дворжецкий – Егорушку. Вацлав наклеивал себе в этой роли большие ресницы. Мы до сих пор вспоминаем, как он произносил, глядя на Дуню: «Останься как была!» – пожирая ее глазами под этими мохнатыми ресницами. Но это присказка, а вот и сама история.
У нас был знакомый по фамилии Тэн, второразрядный драматург. Его пьесы шли в Театре комедии. Но более известен он был как коллекционер. Мы (я и Гусман) с ним очень дружили, потому что долго жили в одной гостинице. А в Москве, когда были на гастролях, Тэн как-то зашел в театр, а мы с Дворжом в это время читали расписание. И Тэн пригласил нас к себе на квартиру. Дома у него никого не было. Квартира – настоящий музей. Столько картин я никогда не видала. Все стены закрыты русской классикой, западной классикой – богатейшая коллекция.
Потом Тэн показал нам картины Константина Коровина. Он сказал: «Коровина у нас в музеях очень мало. На выставки берут всегда у меня». Показал журнал «Огонек», где была статья о нем, о его картинах. А потом вынул из-за дивана свернутую в рулон картину «Послушницы» Нестерова. Это удивительная картина. Юные послушницы гуляли по лугу, плели венки. Все это перекликалось с темой спектакля «На горах» – старообрядцы, жизнь в скитах…
Квартира Тэна была напротив Бутырок. И он сказал: «Смотрите, моя квартира напротив тюрьмы. Как бы мне не оказаться напротив». И как в воду глядел. Он оказался в Бутырках из-за картин. Мы все долго потом вспоминали картину Нестерова, гадали, где она оказалась, у кого – я до сих пор не знаю ее судьбы.
Дворжецкий, кроме того что был прекрасным актером, был еще и прекрасным отцом. Очень переживал за своих детей. Как-то я встретилась с Вацем у театра. Рядом с ним стоял высокий молодой человек. Он попрощался и ушел. Я спросила: «Дворж, кто это?» – «Это мой сын. Из Омска едет на пробы. Конечно, он не пройдет. Ты посмотри, какая у него внешность. Он работает в Омске, в драме. Играет всяких червячков, паучков и прочее, и прочее. Радости никакой от этой жизни. Я ему говорил в свое время: занимайся медициной! Он окончил медицинское училище. Но вот, видишь, так у нас в крови, в роду, что нас всех привлекает искусство. Вот и он в театре. Трудно ему работается, и настроение всегда плохое. Сейчас пригласили на пробы на «Бег».
Но сын пошел по стопам отца и стал великим актером.
Я благодарна судьбе за дружбу с таким замечательным человеком и артистом. Не забуду его творческий вечер в Доме актера, когда он вышел на сцену весь в программках. Вацлав был горазд на выдумки. Талантливый человек, во всем талантливый. Вышел красивый, большой. Он никогда не был стариком. Уже ходил слепой, с палкой, а не был дряхлым. А тело какое красивое! Какие у него были руки! И ведь такую фигуру он приобрел не на тренажерах в спортивных залах. Тело ему сделал на рудниках и в лагерях наш диктатор. Судьба трудная, яркая. Но ведь не зря говорят: «Не пройдя того ужаса, я бы не был так обогащен». Люди, прошедшие тот ад, как правило, очень стойкие, умеющие ценить жизнь.
Одна из наших последних встреч с Вацлавом Яновичем произошла в троллейбусе. Он ехал в СТД. Я спросила: «Вац, как же ты?» – «С горем пополам добираюсь». – «Как ты живешь?» Он ответил: «Лиля, слепым быть интересно, – даже в этом состоянии, когда человек теряет зрение, он нашел что-то новое. – Ты знаешь, я сейчас в основном слушаю записи, классику. Различных чтецов. Так интересно! Всю жизнь, всю природу воспринимать только на слух. Как много нового я узнал!»
Таким сильным, мужественным был этот человек, который жизнь отдал искусству и театральную судьбу передал сыновьям.
Раиса Батурина
Вацлава Яновича пригласил в наш театр замечательный режиссер Мейер Абрамович Гершт. Но еще до этого мои друзья из Саратова писали мне: «Имей в виду, к вам едет чудесный артист, Вацлав Янович Дворжецкий. Мы очень жалеем, что он от нас уезжает, так как он прекрасный актер и человек. Обрати внимание».
И вот – наша первая встреча.
Выглядел он прекрасно: высокий, стройный, подтянутый, хорошая спортивная фигура. Я сразу подумала: вот, наверное, наш герой. Однако в нашем театре он начал не с главных ролей. Вацлав Янович был удивительный мастер эпизода. Даже в эпизоде было видно, что Дворжецкий большой актер.
Он вел себя очень скромно. Я знала, что его судьба была трагичной, что он пережил ГУЛАГ, но сам он никогда об этом не говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93