Губан, неловко хихикнув, заглотнул фужер водки и удалился на другой конец стола.
Гости под музыку «Истамбула» запивали проглоченные таблетки кодеина.
Галка вдруг сообщила Севе на ухо планы об их радужном совместном существовании.
— Собиралась тебе звонить. Сразу после Нового года...
— Куда? Я там уже не живу.
— Ну и что? Ты же центровой — тебя в «Национале» каждый знает.
Губан со своего места внимательно, как может только пьянеющий человек, наблюдал за их разговором.
— Пойдешь ко мне на фабрику...
— Ты уже предлагала раньше — завклубом...
— Это в Шахтах, а здесь — выше. Культоргом дирекции.
— У меня интерес на киностудии...
— Ну... я помогу... твоему интересу, переезжай ко мне на квартиру. Поживем... понравится — распишемся?
Внезапно Сева оказался на полу, лежа на спинке своего опрокинутого стула. Над ним стоял Губан и хохотал:
— Будешь помнить, как лезть к чужим бабам!
Сева вскочил, бросился к Губану, но между ними возник быстро отваливший от компании кодеинщиков Андрей Коробов — боксер, чемпион «Спартака» в тяжелом весе.
— Только не здесь! А то мебель переломаете. И кровью зальете паркет. Раздевайтесь до пояса, чтобы рубашки остались в порядке…
Они разделись, побросав одежду на стулья.
— Пошли! — скомандовал Андрей.
Остальные гости не захотели участвовать в аттракционе. Только Галка провожала их взглядом, приподнимаясь со стула.
Медленно спустились с третьего этажа по старой литой лестнице. Губан первым, между ним и Севой — мощная фигура Андрея Коробова.
Вышли на заснеженную улицу.
На тротуаре он развел бойцов, отскочил к Сене и взмахнул рукой:
— Сходитесь!
Они ринулись друг на друга, принялись молотить кулаками носы, скулы, рты...
Пар валил из ноздрей.
Губан не выдержал — он, в отличие от Севы, курил, и дыхалки не хватило, — как был, голый по пояс, убежал домой в «Славянский базар», где жил тогда в огромной коммунальной квартире.
Сева смотрел ему вслед, но победного было мало в его окровавленном лице.
На Спасской башне ударили новогодние куранты.
Галка — «дама сердца» накинула на Севу принесенное пальто.
Он благодарно кивнул и слушал бой часов, успокаивая дыхание.
В простреле между Историческим и Музеем Ленина сияла звезда Спасской башни.
Он с Галкой расположился в «Национале» за уютным столиком у стены.
Мельхиоровый кофейник, такой же молочник, яблочный пай. В общем, то, что мог позволить на свою зарплату Сева.
— Ну и что ты так надолго исчез?
— Проклятое кино засасывает! — отшутился Сева.
— Смотри, не потони.
— Тебя позову спасать!
— Всегда готова. Я ведь не зря тебе тогда предлагала... Переезжай ко мне.
— Учту предложение...
— А я, пока тебя не было, новый гарнитур купила. Чешский — «У-300».
Севе от этой новости сразу стало скучно, и он не поддержал разговора, но Галка взяла инициативу на себя:
— Этот гарнитур продают только по записи, но за двести сверху мне быстро достали и даже сами привезли!
Сева по-прежнему молчал.
— Так что сегодня у меня обмоем покупку, — тарахтела она.
— У нас завтра с шести — съемка.
— Ну и что? Одну ночь не поспишь. Ничего с тобой не случится!
Сева, чтобы уйти от ответа, с видимым желанием проглотил кусок пая.
— Давай закажем еще... Ну, поесть чего-нибудь, — предложила Галка, заметив аппетит Севы.
— Ты хочешь есть? — уточнил Сева.
— Нет. Для тебя. У меня с деньгами порядок.
— У меня сегодня тоже.
— Тебе в кино стали много платить? — засмеялась Галка.
— Нет. Получил случайно. За один эпизод... как автор.
В этот миг официантка поставила на стол блюдце, на котором красовался фужер портвейна, а под ним — записка.
— От кого? — естественно поинтересовался Сева.
— Просили не говорить. — Официантка ушла.
Сева развернул записку и пробежал корявый нетрезвый почерк:
«Не вышло с начальственной дочкой — живешь альфонсом у бывшей проститутки! Вот и все твои принципы!»
Он поискал глазами Губана.
Тот был уже на выходе и, перехватив взгляд Севы, издевательски помахал рукой.
Пока Сева решал, где бить оскорбителя, Губан смылся.
Галка тоже прочитала послание.
— Ты расстроился?
— Приятного мало, когда тебя считают альфонсом.
— Да плевать, кто как считает. Главное, что ты сам знаешь про себя.
— Про себя я еще не все знаю, — с сожалением заключил Сева.
— Узнаешь, какие твои годы! — ободрила Галка.
Ночь он провел у Галки.
У разложенного широко дивана «У-300» стоял журнальный столик с бутылками шампанского.
Они с бокалами в руках, раздетые, лежали на смятых простынях и слушали армстронговское «Сесибо», подперев головы диванными подушками.
Популярная мелодия еще звучала в ушах, когда он вышел из подъезда и наткнулся на парня, сидевшего на объемистом фибровом чемодане.
Обошел было его, но что-то заставило обернуться...
У подъезда ждал кого-то Вася Завирюха, его флотский товарищ, из Запорожья. В темных очках.
— Завирюха?
«Флотский товарищ» поднялся. Снял очки.
— Севка, ты?
— Я. Ты что — не видишь?
— Никого не вижу.
— Как? — только теперь Сева обратил внимание на мутные зрачки Завирюхи.
— А вот так. Помнишь, как на флоте «стеол» из откатников пили?
— Еще бы.
— Ну вот, демобилизовался. А потом стал видеть плохо. Я же писал тебе... ты, правда, не ответил...
— Я... Не думал, что так серьезно... — пытался оправдаться Сева, — я тоже «стеол» пил... — Ему не нужно было напрягать память, чтобы вспомнить их флотские выпивки.
— Значит, мне больше досталось, — невесело усмехнулся Завирюха, — а теперь — потеря зрения 90 процентов на оба глаза.
— Лечиться приехал?
— Если получится... тут у вас какой-то Гельмгольц есть. По глазам. Но к нему мне самому не пробиться...
Сева молчал, понимая, что кореш ждет поддержки. А откуда ее взять, эту поддержку, когда у него с Давыдовичем...
Завирюха будто чуял направление его размышления и подтолкнул:
— Ты у знаменитости работаешь! У народного артиста. Может, он порадеет. Поможешь?
— Попытаюсь, — не сразу ответил Сева, — я... Попытаюсь... Как ты меня нашел?
— Ты же писал, что ходишь в «Националь». Ну, с вокзала меня туда вечером и подвезли. Швейцар дал адрес твоей бабы... Сказал: «Она у нас человек известный».
Сева помрачнел.
— Вась, ты с вечера здесь сидишь?.. — Он попытался замять возникшую неловкость.
— Ну да, а что вас ночью беспокоить...
— Поднялся бы...
— Я же знал, что ты с бабой...
— Сейчас я позвоню на студию. Скажу, что не буду сегодня. — Сева устремился в подъезд.
— Стой. Это тебе. В грелке — самогон, а здесь — сало, — Вася Завирюха протянул грелку и сало в белой тряпице, — все наше, запорожское!
Последний объект снимали в тюрьме.
В Пресненской пересылке.
Площадкой руководил Певзнер.
— Машины идут одна за другой, дистанция — максимум три метра!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91