В ту секунду, когда в зеркале кот нагнулся за мясом, рука перестала искать вслепую, с невероятной скоростью метнулась вперед, схватила его за хвост, и отчаянно вырывающийся Клер исчез за дверью. Как и в прошлый раз, рука почти сразу вернулась и медленно затворила дверь, оставив на дереве кровавые отпечатки пальцев.
Это была страшная картина, вдвойне ужасная из-за контраста между тем, с какой быстротой и свирепостью рука схватила жертву, и тем, как медленно, осторожно открывала и закрывала дверь. Клер вернулся с мясом к камину, чтобы спокойно перекусить, нисколько не страдая, как и Агриппа, оттого что перестал отражаться в зеркале. Я просидел перед зеркалом до полуночи, но рука больше не показывалась. Забрав своих подопечных, в первом часу отправился спать, твердо намеренный утром все-таки придумать способ заставить таинственную тварь выйти из-за двери.
Под вечер следующего дня я закончил предварительную перепись книг на первом этаже. На очереди была Длинная Галерея на втором этаже, где хранилась основная часть библиотеки. Работа утомила меня, в пять часов я решил прогуляться, подышать свежим воздухом. Какое там гуляние! Снегопад почти не прерывался, и высокие сугробы ограничивали мое продвижение. Чтобы выйти со двора и пересечь мост, пришлось бы рыть траншею в покрытом коркой слое снега толщиной около двух метров. Иные сосульки, свисающие с подоконников, желобов и лепнины, достигали полутора метров в длину.
Мои звери не пожелали меня сопровождать, и я один попытался выйти на белый холодный простор двора, где стояла глухая, как на дне колодца, тишина. Снег издавал протестующий писк под моими ногами, словно я наступал на мышей, я проваливался по колено и очень скоро вынужден был пробираться обратно к дому. С неба продолжали падать белые хлопья величиной с цветок одуванчика, наращивая корку на карнизах и двускатной крыше. Царило сопутствующее такому снегопаду полное безмолвие — ни птичьих голосов, ни воя ветра, немая тишина, как будто все живое было удушено белым шарфом.
Растирая замерзшие руки, я поспешил войти в дом, запер входную дверь и чуть не бегом спустился на кухню готовить себе ужин. Пока закипала вода, я успел затопить камин в голубом салоне, потом уже по привычке отнес туда приготовленные блюда, сопровождаемый собакой и котом. Я вновь вооружился крепкой тростью, это помогало мне чувствовать себя несколько увереннее.
Приступив к еде, я все время поглядывал в зеркало, однако рука не показывалась. Странно, куда она подевалась? Рыскает по комнатам в Зазеркалье за дверью? Или она вообще существует только тогда, когда я вижу ее отражение? Я размышлял дремотно перед теплым камином, а там и вовсе заснул, что отнюдь не входило в мои намерения. Должно быть, я проспал около часа, когда меня вдруг исторг из объятий сна тонкий хриплый голос, который напевал по-французски:
Под боком у милашки, Под боком у милашки Так спится хорошо… —
после чего прозвучал истерический гортанный смех.
Со сна я не сразу сообразил, что это Октавий пел и смеялся, и от испуга у меня бешено заколотилось сердце. Повернув голову, я убедился, что клетки с птичками и Октавием на своих местах. Затем я перевел взгляд на зеркало и окаменел. Мое желание исполнилось, таинственная тварь вышла из-за двери. И глядя на нее, я клял себя за то, что затеял этот эксперимент, что не запер голубой салон после первого же вечера, чтобы больше не входить в него.
Зазеркальная тварь — не могу же я употреблять тут слово «человек» — была маленькая, горбатая, закутанная в нечто вроде савана, желтоватую льняную ткань с пятнами грязи и плесени и с дырками в наиболее изношенных местах. Верхний конец савана был накинут на голову и обмотан вокруг шеи наподобие шарфа, так что я видел только кончики выцветших оранжевых волос над морщинистым лбом и два огромных, бесстрастных, светло-желтых глаза, которые почему-то напомнили мне надменный взгляд козы. Нижняя часть лица была закрыта тканью, придерживаемой бледной рукой с черными ногтями.
Тварь стояла сразу за большой клеткой с канарейками и вьюрками. Сама клетка была раздавлена и выпотрошена, будто лошадь на арене для боя быков. Изогнутые прутья были облеплены приставшими к свежей крови желтыми перышками. Несколько перьев торчали между пальцами хищной твари. На глазах у меня она медленно двинулась к соседнему столу, где стояла клетка с попугаем. Походка ее была какая-то скованная, словно тварь не столько шагала, сколько волочила ноги по полу. В зеркале я видел, как она подошла вплотную к клетке, где отражение Октавия покачивалось на жердочке.
Реальный попугай по-прежнему распевал, чередуя пение с кудахтающим смехом. В зеркале тварь уставилась на него свирепыми желтыми глазами. Внезапно рука метнулась вперед, и пальцы вцепились в прутья клетки, разламывая ее.
К первой руке присоединилась вторая, края ткани, закрывавшие лицо, раздвинулись, и моему взору предстало лицо, отвратительнее которого мне в жизни не доводилось видеть. Казалось, большая часть его ниже глаз поражена то ли гниением, то ли чем-то вроде проказы. На месте носа — только две черные дыры в обрамлении кожных лохмотьев. Одна щека совершенно отсутствовала, и было видно обе челюсти с плесенью на деснах и гнилыми зубами. Изо рта на саваи стекали струйки слюны. Остатки губ были сморщены так, словно их зашивали тонкими нитками.
Вся эта жуткая картина усугублялась тем, что один из безобразных пальцев твари украшал золотой перстень с опалом, который словно вспыхивал ярким пламенем среди ломаемых прутьев. Изящное изделие только подчеркивало всю мерзость облика этого ожившего трупа.
Тем временем тварь уже просунула руки внутрь клетки. Попугай в зеркале продолжал качаться на жердочке, реальный же Октавий пел и смеялся. Тварь схватила зазеркального попугая, и тот принялся отчаянно хлопать крыльями, а Октавий по-прежнему пел. Тварь вытащила птицу из клетки, поднесла к своему мерзкому рту и разгрызла череп попугая, словно орех. После чего принялась жадно высасывать мозг, выплевывая осколки черепа, так что они вместе с перьями и слюной ложились на саван.
От этого зрелища я ощутил такое отвращение и такое бешенство, что схватил трость, вскочил на ноги и, дрожа от ярости, шагнул к зеркалу. При этом я увидел в зеркале, что мое отражение приближается к твари со спины. И когда осталось сделать последний шаг, я поднял трость для удара.
Внезапно глаза на гниющем лице сверкнули, тварь прервала свою отвратительную трапезу, бросила птичий трупик на пол и повернулась к моему отражению так стремительно, что я замер на месте, застигнутый врасплох. А тварь, не мешкая ни секунды, метнулась вперед и своими тощими сильными руками стиснула шею мне в зеркале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Это была страшная картина, вдвойне ужасная из-за контраста между тем, с какой быстротой и свирепостью рука схватила жертву, и тем, как медленно, осторожно открывала и закрывала дверь. Клер вернулся с мясом к камину, чтобы спокойно перекусить, нисколько не страдая, как и Агриппа, оттого что перестал отражаться в зеркале. Я просидел перед зеркалом до полуночи, но рука больше не показывалась. Забрав своих подопечных, в первом часу отправился спать, твердо намеренный утром все-таки придумать способ заставить таинственную тварь выйти из-за двери.
Под вечер следующего дня я закончил предварительную перепись книг на первом этаже. На очереди была Длинная Галерея на втором этаже, где хранилась основная часть библиотеки. Работа утомила меня, в пять часов я решил прогуляться, подышать свежим воздухом. Какое там гуляние! Снегопад почти не прерывался, и высокие сугробы ограничивали мое продвижение. Чтобы выйти со двора и пересечь мост, пришлось бы рыть траншею в покрытом коркой слое снега толщиной около двух метров. Иные сосульки, свисающие с подоконников, желобов и лепнины, достигали полутора метров в длину.
Мои звери не пожелали меня сопровождать, и я один попытался выйти на белый холодный простор двора, где стояла глухая, как на дне колодца, тишина. Снег издавал протестующий писк под моими ногами, словно я наступал на мышей, я проваливался по колено и очень скоро вынужден был пробираться обратно к дому. С неба продолжали падать белые хлопья величиной с цветок одуванчика, наращивая корку на карнизах и двускатной крыше. Царило сопутствующее такому снегопаду полное безмолвие — ни птичьих голосов, ни воя ветра, немая тишина, как будто все живое было удушено белым шарфом.
Растирая замерзшие руки, я поспешил войти в дом, запер входную дверь и чуть не бегом спустился на кухню готовить себе ужин. Пока закипала вода, я успел затопить камин в голубом салоне, потом уже по привычке отнес туда приготовленные блюда, сопровождаемый собакой и котом. Я вновь вооружился крепкой тростью, это помогало мне чувствовать себя несколько увереннее.
Приступив к еде, я все время поглядывал в зеркало, однако рука не показывалась. Странно, куда она подевалась? Рыскает по комнатам в Зазеркалье за дверью? Или она вообще существует только тогда, когда я вижу ее отражение? Я размышлял дремотно перед теплым камином, а там и вовсе заснул, что отнюдь не входило в мои намерения. Должно быть, я проспал около часа, когда меня вдруг исторг из объятий сна тонкий хриплый голос, который напевал по-французски:
Под боком у милашки, Под боком у милашки Так спится хорошо… —
после чего прозвучал истерический гортанный смех.
Со сна я не сразу сообразил, что это Октавий пел и смеялся, и от испуга у меня бешено заколотилось сердце. Повернув голову, я убедился, что клетки с птичками и Октавием на своих местах. Затем я перевел взгляд на зеркало и окаменел. Мое желание исполнилось, таинственная тварь вышла из-за двери. И глядя на нее, я клял себя за то, что затеял этот эксперимент, что не запер голубой салон после первого же вечера, чтобы больше не входить в него.
Зазеркальная тварь — не могу же я употреблять тут слово «человек» — была маленькая, горбатая, закутанная в нечто вроде савана, желтоватую льняную ткань с пятнами грязи и плесени и с дырками в наиболее изношенных местах. Верхний конец савана был накинут на голову и обмотан вокруг шеи наподобие шарфа, так что я видел только кончики выцветших оранжевых волос над морщинистым лбом и два огромных, бесстрастных, светло-желтых глаза, которые почему-то напомнили мне надменный взгляд козы. Нижняя часть лица была закрыта тканью, придерживаемой бледной рукой с черными ногтями.
Тварь стояла сразу за большой клеткой с канарейками и вьюрками. Сама клетка была раздавлена и выпотрошена, будто лошадь на арене для боя быков. Изогнутые прутья были облеплены приставшими к свежей крови желтыми перышками. Несколько перьев торчали между пальцами хищной твари. На глазах у меня она медленно двинулась к соседнему столу, где стояла клетка с попугаем. Походка ее была какая-то скованная, словно тварь не столько шагала, сколько волочила ноги по полу. В зеркале я видел, как она подошла вплотную к клетке, где отражение Октавия покачивалось на жердочке.
Реальный попугай по-прежнему распевал, чередуя пение с кудахтающим смехом. В зеркале тварь уставилась на него свирепыми желтыми глазами. Внезапно рука метнулась вперед, и пальцы вцепились в прутья клетки, разламывая ее.
К первой руке присоединилась вторая, края ткани, закрывавшие лицо, раздвинулись, и моему взору предстало лицо, отвратительнее которого мне в жизни не доводилось видеть. Казалось, большая часть его ниже глаз поражена то ли гниением, то ли чем-то вроде проказы. На месте носа — только две черные дыры в обрамлении кожных лохмотьев. Одна щека совершенно отсутствовала, и было видно обе челюсти с плесенью на деснах и гнилыми зубами. Изо рта на саваи стекали струйки слюны. Остатки губ были сморщены так, словно их зашивали тонкими нитками.
Вся эта жуткая картина усугублялась тем, что один из безобразных пальцев твари украшал золотой перстень с опалом, который словно вспыхивал ярким пламенем среди ломаемых прутьев. Изящное изделие только подчеркивало всю мерзость облика этого ожившего трупа.
Тем временем тварь уже просунула руки внутрь клетки. Попугай в зеркале продолжал качаться на жердочке, реальный же Октавий пел и смеялся. Тварь схватила зазеркального попугая, и тот принялся отчаянно хлопать крыльями, а Октавий по-прежнему пел. Тварь вытащила птицу из клетки, поднесла к своему мерзкому рту и разгрызла череп попугая, словно орех. После чего принялась жадно высасывать мозг, выплевывая осколки черепа, так что они вместе с перьями и слюной ложились на саван.
От этого зрелища я ощутил такое отвращение и такое бешенство, что схватил трость, вскочил на ноги и, дрожа от ярости, шагнул к зеркалу. При этом я увидел в зеркале, что мое отражение приближается к твари со спины. И когда осталось сделать последний шаг, я поднял трость для удара.
Внезапно глаза на гниющем лице сверкнули, тварь прервала свою отвратительную трапезу, бросила птичий трупик на пол и повернулась к моему отражению так стремительно, что я замер на месте, застигнутый врасплох. А тварь, не мешкая ни секунды, метнулась вперед и своими тощими сильными руками стиснула шею мне в зеркале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49