В руках он держал поднос с чаем и плодами манго. Позади подростка стоял Эймос, надзирая своим ястребиным взором за каждым его движением. Их тихое пожелание доброго утра и шорох босых ног по плиткам пола, когда они открывали жалюзи и доставали Питеру одежду, звучали умиротворяюще. Небо за окном было ярко-зеленым, словно листва, и каждая птаха на Зенкали славила зарю. Питер спокойно поел, попил чаю и через полчаса уже плескался в благодатном море, рассматривая сквозь стекло маски чарующее подводное царство — стайки рыб, резвящихся в прозрачной, словно джин, воде. Он так залюбовался красками и формами этой таинственной жизни, что, как всякий счастливец, совершенно позабыл о времени. Вдруг он услышал, что кто-то зовет его по имени. Подняв голову, Питер увидел стоящую у кромки моря Од-ри. Он тут же резво поплыл назад и выскочил на берег.
– Прости,— сказал он, спешно растираясь полотенцем.— Я совсем потерял счет времени… Никогда не видел ничего более сказочного, чем этот кусок рифа.
– Ив самом деле прелесть,— согласилась Одри, усевшись рядом на песке.— До того удивительно, что никак к этому не привыкнешь. Каждый раз подплываешь туда и открываешь нечто новое. Боюсь, это для меня как наркотик. Мне частенько случалось опаздывать к обеду в Доме правительства: я так долго плавала и ныряла, что совершенно забывала о времени.
– По-моему, вполне уважительная причина,— сказал Питер.— А что, они на тебя обижаются за это?
– Да я вовсе не о том,— ответила Одри.— Просто мне так нравится обедать у губернатора! И его превосходительство, и его супруга — само очарование! Правда, у них немножечко не все дома, но в этом-то и вся прелесть! А какие истерики они закатывают во время обеда! Я столько теряю, когда пропускаю! Надеюсь, Ганнибал уже познакомил тебя с его превосходительством?
– Да, еще вчера пополудни. Это было нечто! Сколько я перевидал чопорных Домов правительства и губернаторов! А эти… Будто приходишь в гости к двум морским свинкам, живущим в кукольном домике.
– Ну, расскажи, расскажи,— с ехидцей попросила Одри.
Питер поведал о своих впечатлениях от обитателей Дома правительства, и его финальный штрих к портрету Изумрудной леди утонул в веселом смехе девушки.
– Да, премилая Изумрудная леди,— сказала Одри.— По-моему, она и впрямь с луны свалилась.
– Ну да,— сказал Питер.— Только я собрался объяснить, что я холостяк, как Ганнибал пронзил меня таким взглядом и так неодобрительно покачал головой, что я осекся.
– Да, она такая лапочка, такая симпатяга, хоть и блаженная,— сказала Одри.— Ее невозможно не полюбить! Кстати, ты встречался с адъютантом Диггори? Ганнибал называет его «австралийским бумерангом». Он примерно так же не в себе, как и его превосходительство, и ее милость. Вместе они составляют хорошенькое трио.
– Да нет, Бог миловал,— сказал Питер,— но боюсь, мне придается работать с ним при исполнении служебных обязанностей. А что, у вас тут, на Зенкали, все такие… с приветом?
– Ты имеешь в виду людей? — спросила Одри.
– Ну, естественно,— сказал Питер.— В конце концов, ни про Ганнибала, ни про Кинги, ни уж тем более про обитателей Дома правительства не скажешь, что у них все дома. Каждый по-своему с ума сходит.
– Да, конечно, они с приветом,— признала она,— но по здешним меркам это вполне приемлемо. По-моему, это такая болезнь, свойственная обитателям островов вообще и Зенкали в частности. Этакая «островная болезнь», когда любые выверты, причуды, заскоки и блажь раздуваются до небывалых размеров. Похоже, такие люди специально едут сюда, на Зенкали,— в здешнем климате все их странности расцветают пышным цветом, как в теплице. Поистине, чудаку и блаженному здесь полное раздолье!
Одри встала и отряхнула с ладоней крупицы песка.
– Сегодня я покажу тебе еще кое-кого из наших блаженных,— сказала она.— Впрочем, такими, как они, и живет наш остров.
– Так покажи скорее! — сказал Питер.— Ты еще обещала показать мне дерево омбу, я сгораю от нетерпения!
– Обязательно покажу,— сказала Одри.
Она приехала на видавшем виды, но еще вполне надежном «мини-моуке»; Питер увидел на заднем сиденье корзину с едой и портативный холодильник с напитками.
– Мы устроим неплохой пикник,— сказала Одри, показывая взятые в дорогу припасы. – Знаю одно чудесное местечко на Матакаме.
– Это что, возле той самой долины, которую прибрал к рукам Лужа?
– Именно так. Приятное местечко, возможно, одно из самых милых на всем Зенкали. Да вот беда: долину грозятся затопить, чтобы строить эту идиотскую электростанцию и аэропорт,— сердито добавила Одри.
– Так ты тоже против этой затеи?
– Еще бы! Жили себе простые, добрые, счастливые и в целом очень милые люди — и вдруг такое несчастье!
– Очень милые? И даже Лужа?
– В каждом эдеме найдется свой змей. Я не скажу, что на этом острове все святые, но все милые, все немножко не от мира сего — словом, все как дети. Затевать здесь строительство аэродрома — все равно что положить в ухоженной и благопристойной детской ящик с петардами и фейерверками, и коробок спичек в придачу. По-моему, Ганнибал прав. Понимает, старый дьявол, что к чему.
Впрочем, давай позабудем на время об этом дурацком аэродроме. Поехали кататься!
Они ехали по радующей глаз местности, а поскольку в Дзамандзаре в этот день была большая ярмарка, дорога была запружена местными жителями, везшими на продажу всякую всячину и гнавшими скот. Тут были почтенного возраста толстушки, завернутые в блестящий батик, с огромными корзинами манго, кокосовых орехов, ямса, ананасов и папайи, так ровно стоявшими у них на головах, будто они были приварены намертво; молодые люди, несшие длинные кипы золотого сахарного тростника или жерди с привязанными к ним рядком за ноги цыплятами, похожими на некие странные плоды с перьями. Деревянные повозки, запряженные горбатыми длиннорогими зебу, тащились с невообразимым грохотом и скрипом, поднимая облака розовой пыли. Еще бы им не греметь и не скрипеть, ведь их так тяжко нагрузили! Тут и корзины с фруктами, и сладкий картофель, и связки сахарного тростника, и мешки сахару и рису, и глиняные горшки. Седовласые старцы-пастухи, завернутые в алые одеяла, подгоняли палками стада коров и коз, а быстроногие мальцы, вооруженные палками, и стайки резвых голосистых палевых псов не давали животным свернуть с дороги и дерануть в кусты. Все вокруг кричали, рассказывали какие-то байки, смеялись и шутили. Многие пели веселые песни, а если руки у них не были заняты, играли на тонких дудочках из бамбука, бренчали на двенадцатиструнных валиа или били в небольшие пузатые барабанчики. Толстушки обменивались пошлыми остротами и хохотали так, что все жировые складки у них ходили ходуном. Стройные девушки ступали грациозно, словно газели, будто не замечая тяжелой поклажи у себя на голове;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Прости,— сказал он, спешно растираясь полотенцем.— Я совсем потерял счет времени… Никогда не видел ничего более сказочного, чем этот кусок рифа.
– Ив самом деле прелесть,— согласилась Одри, усевшись рядом на песке.— До того удивительно, что никак к этому не привыкнешь. Каждый раз подплываешь туда и открываешь нечто новое. Боюсь, это для меня как наркотик. Мне частенько случалось опаздывать к обеду в Доме правительства: я так долго плавала и ныряла, что совершенно забывала о времени.
– По-моему, вполне уважительная причина,— сказал Питер.— А что, они на тебя обижаются за это?
– Да я вовсе не о том,— ответила Одри.— Просто мне так нравится обедать у губернатора! И его превосходительство, и его супруга — само очарование! Правда, у них немножечко не все дома, но в этом-то и вся прелесть! А какие истерики они закатывают во время обеда! Я столько теряю, когда пропускаю! Надеюсь, Ганнибал уже познакомил тебя с его превосходительством?
– Да, еще вчера пополудни. Это было нечто! Сколько я перевидал чопорных Домов правительства и губернаторов! А эти… Будто приходишь в гости к двум морским свинкам, живущим в кукольном домике.
– Ну, расскажи, расскажи,— с ехидцей попросила Одри.
Питер поведал о своих впечатлениях от обитателей Дома правительства, и его финальный штрих к портрету Изумрудной леди утонул в веселом смехе девушки.
– Да, премилая Изумрудная леди,— сказала Одри.— По-моему, она и впрямь с луны свалилась.
– Ну да,— сказал Питер.— Только я собрался объяснить, что я холостяк, как Ганнибал пронзил меня таким взглядом и так неодобрительно покачал головой, что я осекся.
– Да, она такая лапочка, такая симпатяга, хоть и блаженная,— сказала Одри.— Ее невозможно не полюбить! Кстати, ты встречался с адъютантом Диггори? Ганнибал называет его «австралийским бумерангом». Он примерно так же не в себе, как и его превосходительство, и ее милость. Вместе они составляют хорошенькое трио.
– Да нет, Бог миловал,— сказал Питер,— но боюсь, мне придается работать с ним при исполнении служебных обязанностей. А что, у вас тут, на Зенкали, все такие… с приветом?
– Ты имеешь в виду людей? — спросила Одри.
– Ну, естественно,— сказал Питер.— В конце концов, ни про Ганнибала, ни про Кинги, ни уж тем более про обитателей Дома правительства не скажешь, что у них все дома. Каждый по-своему с ума сходит.
– Да, конечно, они с приветом,— признала она,— но по здешним меркам это вполне приемлемо. По-моему, это такая болезнь, свойственная обитателям островов вообще и Зенкали в частности. Этакая «островная болезнь», когда любые выверты, причуды, заскоки и блажь раздуваются до небывалых размеров. Похоже, такие люди специально едут сюда, на Зенкали,— в здешнем климате все их странности расцветают пышным цветом, как в теплице. Поистине, чудаку и блаженному здесь полное раздолье!
Одри встала и отряхнула с ладоней крупицы песка.
– Сегодня я покажу тебе еще кое-кого из наших блаженных,— сказала она.— Впрочем, такими, как они, и живет наш остров.
– Так покажи скорее! — сказал Питер.— Ты еще обещала показать мне дерево омбу, я сгораю от нетерпения!
– Обязательно покажу,— сказала Одри.
Она приехала на видавшем виды, но еще вполне надежном «мини-моуке»; Питер увидел на заднем сиденье корзину с едой и портативный холодильник с напитками.
– Мы устроим неплохой пикник,— сказала Одри, показывая взятые в дорогу припасы. – Знаю одно чудесное местечко на Матакаме.
– Это что, возле той самой долины, которую прибрал к рукам Лужа?
– Именно так. Приятное местечко, возможно, одно из самых милых на всем Зенкали. Да вот беда: долину грозятся затопить, чтобы строить эту идиотскую электростанцию и аэропорт,— сердито добавила Одри.
– Так ты тоже против этой затеи?
– Еще бы! Жили себе простые, добрые, счастливые и в целом очень милые люди — и вдруг такое несчастье!
– Очень милые? И даже Лужа?
– В каждом эдеме найдется свой змей. Я не скажу, что на этом острове все святые, но все милые, все немножко не от мира сего — словом, все как дети. Затевать здесь строительство аэродрома — все равно что положить в ухоженной и благопристойной детской ящик с петардами и фейерверками, и коробок спичек в придачу. По-моему, Ганнибал прав. Понимает, старый дьявол, что к чему.
Впрочем, давай позабудем на время об этом дурацком аэродроме. Поехали кататься!
Они ехали по радующей глаз местности, а поскольку в Дзамандзаре в этот день была большая ярмарка, дорога была запружена местными жителями, везшими на продажу всякую всячину и гнавшими скот. Тут были почтенного возраста толстушки, завернутые в блестящий батик, с огромными корзинами манго, кокосовых орехов, ямса, ананасов и папайи, так ровно стоявшими у них на головах, будто они были приварены намертво; молодые люди, несшие длинные кипы золотого сахарного тростника или жерди с привязанными к ним рядком за ноги цыплятами, похожими на некие странные плоды с перьями. Деревянные повозки, запряженные горбатыми длиннорогими зебу, тащились с невообразимым грохотом и скрипом, поднимая облака розовой пыли. Еще бы им не греметь и не скрипеть, ведь их так тяжко нагрузили! Тут и корзины с фруктами, и сладкий картофель, и связки сахарного тростника, и мешки сахару и рису, и глиняные горшки. Седовласые старцы-пастухи, завернутые в алые одеяла, подгоняли палками стада коров и коз, а быстроногие мальцы, вооруженные палками, и стайки резвых голосистых палевых псов не давали животным свернуть с дороги и дерануть в кусты. Все вокруг кричали, рассказывали какие-то байки, смеялись и шутили. Многие пели веселые песни, а если руки у них не были заняты, играли на тонких дудочках из бамбука, бренчали на двенадцатиструнных валиа или били в небольшие пузатые барабанчики. Толстушки обменивались пошлыми остротами и хохотали так, что все жировые складки у них ходили ходуном. Стройные девушки ступали грациозно, словно газели, будто не замечая тяжелой поклажи у себя на голове;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65