Чувствовалось, просьба была щекотливой, и ему трудно было решиться.
— Понимаешь, старик, — сказал он наконец, конспиративно понизив голос. — Есть небольшая журналистская халтурка. Только исполнитель должен быть талантливым, небрезгливым и, желательно, разбираться в литературе. Нет ли у тебя такого человечка на примете?
Я сделал вид, что глубоко задумался.
— Так-так… Талантливый… Небрезгливый… Стоп-стоп. Кажется, я знаю одного такого…
— Кто это? — жадно спросил Родин.
— Ты. Вполне соответствуешь.
Родин энергично замотал головой.
— В том-то и беда, что нет, — самым несчастным голосом произнес он. — Оказывается, я все-таки чересчур щепетилен. Сам от себя не ожидал. Попробовал и чувствую: не могу. Тошнит…
— А в чем дело? — поинтересовался я, несколько заинтригованный родинскими словами.
— Не в чем, а в ком, — объяснил мне Родин, снова понизив голос до шепота. — В господине Иринархове, не к ночи будь помянут. Мы же зависим все от его рекламы. Откажешь ему разок — и сиди без зарплаты. Пока на нашей территории книжники устраивали свои сделки, мы могли вообще наплевать на рекламу. А теперь вот считаем каждый рублик…
— Погоди-погоди, — перебил я своего приятеля. — Ты «ИВУ», что ли, предлагаешь рекламировать? Но это без тебя и так делают. Не очень, правда, талантливыми руками, зато абсолютно не брезгливыми. У них в «ИВЕ» наверняка в рекламном отделе человек сто сидят… Чего же господину Иринархову еще надо?
— Чего-чего! — с невеселой ухмылкой передразнил Родин. — Власти и славы, конечно. С удовольствием бы махнулся с ним имечком. Мое ему больше подойдет. Власть у него, как ты понял, будет в самое ближайшее время, зато слава требуется уже сейчас. Он, видите ли, еще и писатель.
— Да ну?! — поразился я.
— Именно! — развел руками Родин. — Сочинил том собственной биографии. Солидный такой кирпич, страниц на пятьсот. «Моя жизнь и мой бизнес» называется. Теперь нам дано указание раскрутить этот эпохальный труд до уровня бестселлера. Открыть, значит, широкую рекламную кампанию. Но чтобы все рецензии были не рекламными, а аналитическими. Солидными, без дешевых восторгов и гитарного перебора. Понимаешь?
— Пока не очень, — признался я. — Вы, по-моему, и не такое барахло раскручивали. И разве не ты, например, в какой-то статье называл нашего Изюмова русским Боккаччо?…
— Было дело, — с конфузливым видом покивал Слава. — Черт попутал. Плюс деньги-франки нужны были позарез… Но только книга Иринархова — дело совсем иное. Здесь все обстоит гораздо хуже.
— Что же, интересно, может быть хуже Изюмова? — полюбопытствовал я. — Разве что надписи на стенах мужских сортиров.
Родин перегнулся через стол и шепнул мне почти в самое ухо:
— Иринархов страшнее. Нет там, конечно, никакой похабщины, как у Фердика Изюмова. Там все чинно-благородно. Родился, учился, делал деньги. Почти как Карнеги или Яккока. Или сам Генри Форд… Улавливаешь?
— Не улавливаю, — ответил я не без раздражения. Терпеть не могу этот родинский конспиративный шепот, эти его тонкие намеки на толстые обстоятельства. Мало мне, что ли, казаков-разбойников?
— Ну и дурак, — тем же шепотом отозвался Слава. — Там все вранье. ВСЕ. Понимаешь, старик? Кроме года рождения, все остальное сплошная подтасовка. Я ради интереса проверил несколько фактов из книги. Не сходится. Он вообще человек ниоткуда. Ты хоть знаешь, КАКИМ бизнесом занимался господин Иринархов до 1992 года?
Я помотал головой.
— Правильно, — торжествующим шепотом согласился Родин. — И я не знаю. Зато я точно знаю, что вовсе не текстилем, как он пишет.
— Ты хочешь сказать, что господин Иринархов — из воров в законе? — спросил я, тоже машинально понизив голос. — Этого и следовало ожидать…
— Нет-нет, — помотал головой Слава. — Тут ты как раз ошибаешься. Я специально копнул в архивах МВД…
— Ну, и?…
— Ни одной судимости, — строго сказал Родин. — Ни единой. Четырежды против него открывали дело и четырежды закрывали. Не было улик. Его даже не арестовывали ни разу.
— Валюта? — предположил я. — Золото, наркотики? Подпольные цеха?
На лице у Славы возникла обиженная гримаса. Будто он проглотил какую-то гадость, вроде живой каракатицы, и уже не может сплюнуть.
— Ах, если бы… — пробормотал он. — Нет, это тебе не Рокотов. Убийства, мон шер. В духе Джека-Потрошителя. Двенадцать жертв, мужчин и женщин. Колотые и резаные раны. И никаких тебе свидетелей. И против Виталия Авдеевича никаких прямых улик. Косвенные — не в счет… Кстати, в книге, естественно, и следа нет всех этих подозрений. Ни полслова о тех уголовных делах. Даже в городах, где были найдены трупы, наш писатель сроду не был…
Я ошеломленно потряс головой, пытаясь сосредоточиться.
— Но ведь подозрения — не факт, — проговорил я. — Мало ли кто кого в чем подозревал.
— Не факт, — подтвердил Родин. — Вполне возможно, господин Иринархов чист, как младенец. И биографию себе придумал просто ради поэтического удовольствия. Как Черубина де Габриак. Только я почему-то никак не могу себя заставить взяться за раскрутку тома его великих мемуаров. Пусть за это берется кто-нибудь с более крепкими нервами. Я пас. Боюсь, что теперь я просто не смогу отделаться от мыслей, что мне надо отмыть для публики Потрошителя. Это тебе ведь не Фердика Изюмова с Боккаччо сравнивать. Я же не полное дерьмо, пойми…
— Я тоже пас, — задумчиво сказал я. — Лучше всего придумайте благовидный предлог и откажитесь. Тем более что господин Иринархов при желании найдет исполнителей и без тебя. Лагутина, скажем, из «Свободной газеты». Или Раппопорта оттуда же. Они за небольшие премиальные любого Джека-Потрошителя оформят как Марию Магдалену. И наоборот.
Лицо Родина просветлело. Видно было, что он, в конце концов, решился.
— Согласен, — произнес он. — К черту. Сегодня же пойду к нашему главному и посоветую ему отказаться. Не сошелся же свет клином на ивиной рекламе! А потом, есть надежда, что настанет мир среди книжников. И бизнес тогда вернется в наши коридоры. Я прав?
— Ты оптимист, Слава, — улыбнулся я. — Но, конечно, надежда всегда есть. Куда нам без надежды?
— Вот и прекрасно, — тоже улыбнулся Родин, переходя со своего шепота на нормальный тембр голоса. — Спасибо за бесплатный совет. А теперь скажи мне, старичок, какое У ТЕБЯ ко мне дело? Я ведь не поверю, что ты явился ко мне просто так, услышав мой телефонный зов. Обычно тебе приходится перезванивать и два, и три раза. И все время вместо тебя отвечает этот дурацкий механизм…
— Он не дурацкий, — коротко возразил я. — Он мой компаньон. Впрочем, дельце небольшое у меня к тебе и вправду есть. Вернее, вопросик.
— Всегда к твоим услугам, — с готовностью сказал Родин. — Валяй свой вопросик. Можешь хоть два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Понимаешь, старик, — сказал он наконец, конспиративно понизив голос. — Есть небольшая журналистская халтурка. Только исполнитель должен быть талантливым, небрезгливым и, желательно, разбираться в литературе. Нет ли у тебя такого человечка на примете?
Я сделал вид, что глубоко задумался.
— Так-так… Талантливый… Небрезгливый… Стоп-стоп. Кажется, я знаю одного такого…
— Кто это? — жадно спросил Родин.
— Ты. Вполне соответствуешь.
Родин энергично замотал головой.
— В том-то и беда, что нет, — самым несчастным голосом произнес он. — Оказывается, я все-таки чересчур щепетилен. Сам от себя не ожидал. Попробовал и чувствую: не могу. Тошнит…
— А в чем дело? — поинтересовался я, несколько заинтригованный родинскими словами.
— Не в чем, а в ком, — объяснил мне Родин, снова понизив голос до шепота. — В господине Иринархове, не к ночи будь помянут. Мы же зависим все от его рекламы. Откажешь ему разок — и сиди без зарплаты. Пока на нашей территории книжники устраивали свои сделки, мы могли вообще наплевать на рекламу. А теперь вот считаем каждый рублик…
— Погоди-погоди, — перебил я своего приятеля. — Ты «ИВУ», что ли, предлагаешь рекламировать? Но это без тебя и так делают. Не очень, правда, талантливыми руками, зато абсолютно не брезгливыми. У них в «ИВЕ» наверняка в рекламном отделе человек сто сидят… Чего же господину Иринархову еще надо?
— Чего-чего! — с невеселой ухмылкой передразнил Родин. — Власти и славы, конечно. С удовольствием бы махнулся с ним имечком. Мое ему больше подойдет. Власть у него, как ты понял, будет в самое ближайшее время, зато слава требуется уже сейчас. Он, видите ли, еще и писатель.
— Да ну?! — поразился я.
— Именно! — развел руками Родин. — Сочинил том собственной биографии. Солидный такой кирпич, страниц на пятьсот. «Моя жизнь и мой бизнес» называется. Теперь нам дано указание раскрутить этот эпохальный труд до уровня бестселлера. Открыть, значит, широкую рекламную кампанию. Но чтобы все рецензии были не рекламными, а аналитическими. Солидными, без дешевых восторгов и гитарного перебора. Понимаешь?
— Пока не очень, — признался я. — Вы, по-моему, и не такое барахло раскручивали. И разве не ты, например, в какой-то статье называл нашего Изюмова русским Боккаччо?…
— Было дело, — с конфузливым видом покивал Слава. — Черт попутал. Плюс деньги-франки нужны были позарез… Но только книга Иринархова — дело совсем иное. Здесь все обстоит гораздо хуже.
— Что же, интересно, может быть хуже Изюмова? — полюбопытствовал я. — Разве что надписи на стенах мужских сортиров.
Родин перегнулся через стол и шепнул мне почти в самое ухо:
— Иринархов страшнее. Нет там, конечно, никакой похабщины, как у Фердика Изюмова. Там все чинно-благородно. Родился, учился, делал деньги. Почти как Карнеги или Яккока. Или сам Генри Форд… Улавливаешь?
— Не улавливаю, — ответил я не без раздражения. Терпеть не могу этот родинский конспиративный шепот, эти его тонкие намеки на толстые обстоятельства. Мало мне, что ли, казаков-разбойников?
— Ну и дурак, — тем же шепотом отозвался Слава. — Там все вранье. ВСЕ. Понимаешь, старик? Кроме года рождения, все остальное сплошная подтасовка. Я ради интереса проверил несколько фактов из книги. Не сходится. Он вообще человек ниоткуда. Ты хоть знаешь, КАКИМ бизнесом занимался господин Иринархов до 1992 года?
Я помотал головой.
— Правильно, — торжествующим шепотом согласился Родин. — И я не знаю. Зато я точно знаю, что вовсе не текстилем, как он пишет.
— Ты хочешь сказать, что господин Иринархов — из воров в законе? — спросил я, тоже машинально понизив голос. — Этого и следовало ожидать…
— Нет-нет, — помотал головой Слава. — Тут ты как раз ошибаешься. Я специально копнул в архивах МВД…
— Ну, и?…
— Ни одной судимости, — строго сказал Родин. — Ни единой. Четырежды против него открывали дело и четырежды закрывали. Не было улик. Его даже не арестовывали ни разу.
— Валюта? — предположил я. — Золото, наркотики? Подпольные цеха?
На лице у Славы возникла обиженная гримаса. Будто он проглотил какую-то гадость, вроде живой каракатицы, и уже не может сплюнуть.
— Ах, если бы… — пробормотал он. — Нет, это тебе не Рокотов. Убийства, мон шер. В духе Джека-Потрошителя. Двенадцать жертв, мужчин и женщин. Колотые и резаные раны. И никаких тебе свидетелей. И против Виталия Авдеевича никаких прямых улик. Косвенные — не в счет… Кстати, в книге, естественно, и следа нет всех этих подозрений. Ни полслова о тех уголовных делах. Даже в городах, где были найдены трупы, наш писатель сроду не был…
Я ошеломленно потряс головой, пытаясь сосредоточиться.
— Но ведь подозрения — не факт, — проговорил я. — Мало ли кто кого в чем подозревал.
— Не факт, — подтвердил Родин. — Вполне возможно, господин Иринархов чист, как младенец. И биографию себе придумал просто ради поэтического удовольствия. Как Черубина де Габриак. Только я почему-то никак не могу себя заставить взяться за раскрутку тома его великих мемуаров. Пусть за это берется кто-нибудь с более крепкими нервами. Я пас. Боюсь, что теперь я просто не смогу отделаться от мыслей, что мне надо отмыть для публики Потрошителя. Это тебе ведь не Фердика Изюмова с Боккаччо сравнивать. Я же не полное дерьмо, пойми…
— Я тоже пас, — задумчиво сказал я. — Лучше всего придумайте благовидный предлог и откажитесь. Тем более что господин Иринархов при желании найдет исполнителей и без тебя. Лагутина, скажем, из «Свободной газеты». Или Раппопорта оттуда же. Они за небольшие премиальные любого Джека-Потрошителя оформят как Марию Магдалену. И наоборот.
Лицо Родина просветлело. Видно было, что он, в конце концов, решился.
— Согласен, — произнес он. — К черту. Сегодня же пойду к нашему главному и посоветую ему отказаться. Не сошелся же свет клином на ивиной рекламе! А потом, есть надежда, что настанет мир среди книжников. И бизнес тогда вернется в наши коридоры. Я прав?
— Ты оптимист, Слава, — улыбнулся я. — Но, конечно, надежда всегда есть. Куда нам без надежды?
— Вот и прекрасно, — тоже улыбнулся Родин, переходя со своего шепота на нормальный тембр голоса. — Спасибо за бесплатный совет. А теперь скажи мне, старичок, какое У ТЕБЯ ко мне дело? Я ведь не поверю, что ты явился ко мне просто так, услышав мой телефонный зов. Обычно тебе приходится перезванивать и два, и три раза. И все время вместо тебя отвечает этот дурацкий механизм…
— Он не дурацкий, — коротко возразил я. — Он мой компаньон. Впрочем, дельце небольшое у меня к тебе и вправду есть. Вернее, вопросик.
— Всегда к твоим услугам, — с готовностью сказал Родин. — Валяй свой вопросик. Можешь хоть два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101