— не отставал Дима.
— Депутат? — Дама-делопроизводительница поджала губы. — Ну, он-то точно был такой, как всегда в телевизоре. Как будто в Думе своей выступал. Высокий такой, румяный и с женой своей говорил очень ласково. Сердцу, говорил, не прикажешь и все такое. Мне показалось, что на жену ему было наплевать и развод очень устраивал. Детей нет и хлопот нет. Расписались, потом перерасписались. Куда мы катимся? А вот еще позавчера одна пара пришла, так там муж — летчик-испытатель, и жена мне говорит…
— Спасибо-спасибо, — поспешно прервал я. — Вы нам очень помогли. — Я улыбнулся словоохотливой работнице ЗАГСа, и мы стремительно выкатились, чтобы не продолжать семейно-брачных дискуссий.
— Хорошо, что я не женат, — сказал мне задумчиво Баранов, когда мы с ним вновь оказались в машине. — Как представлю, что придется разводиться — всякая охота пропадает узаконивать свои отношения…
— А почему непременно разводиться? — полюбопытствовал я.
— Легкий я человек, — чистосердечно признался Баранов. — Разносторонний. В турецкие султаны я бы, наверное, пошел…
— Яворские, между прочим, разошлись не поэтому, — напомнил я. — Согласитесь, все точно укладывается мою версию. Обратите внимание, Дима. Из всех депутатов в нашем списке больше половины — холостяки, оставшиеся — иногородние, причем из тех, кто не спешит перевозить семью в Москву. Оставался только ОДИН женатый москвич, Яворский. И он-то как раз разводится при довольно-таки странных обстоятельствах.
— Подозрительно, — согласился Дима. — Но не более. Почему бы не предположить, что они действительно не сошлись характерами? Ну, а что она странно смотрела на него — так это, Яков Семенович, не криминал. Иногда наутро и мои подруги так на меня глядят, что впору провалиться сквозь землю… И что же, меня из-за этого прикажете тоже в доппели записывать?
— Вы правы, Дима, — признался я невесело. Каждый случай по отдельности и впрямь казался ерундой, анекдотом. Но вместе они все равно складывались в бомбу. В кумулятивный снаряд. Вопрос в том, сумеем ли мы убедить всех, что гром может вот-вот грянуть.
— Яков Семеныч, послушайте, — проговорил Дима. — В нашем списочке почти сотня имен. И почти с каждым из них, как я теперь понимаю, связана какая-нибудь мелкая странность. Костюмы, развод, забытый английский, родинка на шее…
— И всех, заметьте, связывает еще кое-что, — добавил я. — У всех них случился внезапный бзик на почве «ИВЫ». Вспомните хотя бы Крымова.
— Это тоже к делу не подошьешь, — возразил Баранов. — Человеку свойственно меняться. Вчера был демократом, сейчас вовсю болеет за державу. И наоборот: раньше был инструктором ЦК, а теперь несет коммунистов в хвост и в гриву… Что уж тут удивительного, что думцы разом возлюбили богатую суперкомпанию. В наше время…
Диму прервал резкий и неприятный звук зуммера. На приборной панели замигал красный глазок.
— Что это? — с недоумением поинтересовался Баранов. — Кто-то нас вызывает по рации?
— Это не нас, — обнадежил я журналиста Диму, — а тех милых ребят с винтовкой, которых я… в общем, которые сейчас находятся в другом месте.
Баранов мрачно покивал.
— Будем отвечать на вызов? — спросил он.
— А почему бы и нет? — Я пожал плечами. — Зачем людей разочаровывать? — И с этими словами я снял трубку.
— Восьмой-восьмой, я первый! — пробился сквозь шумы эфира далекий голос. — Почему не докладываете, прием.
— Первый, я восьмой! — проорал я в ответ не задумываясь. — Докладываю. Все идет в соответствии… — При такой слышимости я ничуть не рисковал. Шум и треск разрядов скрадывал индивидуальные особенности любого голоса. Разобрать можно было только слова, и импортная радиотехника была тут совершенно бессильна перед помехами промышленного мегаполиса. Да здравствует московский эфир — самый грязный эфир в мире! Ура.
— Восьмой-восьмой! — опять с натугой прорвался голос из динамика. — Немедленно, повторяю, немедленно доводите до конца работу по плану «Свердлов»!… Как поняли, прием.
— Первый, я восьмой! — отрапортовал я в микрофон. — Работа по плану «Свердлов» уже завершена. Занимаемся утилизацией объекта… Прием.
Из динамика послышались свист, треск, скрежет и чуть ли не вой мартовских котов. Сквозь завывания эфира донеслось короткое: …лодцы! — и я со спокойной совестью отключил рацию.
Дима поглядел на меня с любопытством. По всей видимости, моя наглость ему нравилась. Жаль, что он не видел меня в аэропорту или в образе монтера Скорлупкина. Увы, такие роли на бис уже не исполняются.
— А кто такой Свердлов? — поинтересовался Баранов. — И что такое довести до конца работу?…
— Полагаю, что Свердлов — ваш покорный слуга, — скромно пояснил я. — Хозяева бывших владельцев этой машины любят придумывать очень простенькие прозвища, чтобы все было понятно. Меня зовут как? Яков. Значит, буду Свердлов, для удобства…
— Погодите, Яков Семенович, — не дал мне договорить Баранов. — А какую-такую работу по вам нужно срочно завершить?
Я небрежно мотнул головой в сторону футляра с винтовкой.
— Помните, Дима, что я вам рассказывал о разговоре с бородачом? Вас прикончат либо ваши, либо наши. Как видно, они уже знают, что ребята из «ИВЫ» облажались, и вынуждены сами заштопывать брешь. Теперь я официально покойник, и я надеюсь побыть в этом качестве хотя бы сутки.
Баранов помрачнел:
— Да уж, попали мы в переплет…
— Вы еще можете сойти с этого поезда, — предложил я Диме. — Это действительно очень опасно. Не хочу специально вас подставлять. Еще есть время, подумайте… Я пойму и не буду в претензии.
Журналист Дима обиженно фыркнул:
— С ума сошли! Кто же по доброй воле от такого материала откажется? Раз уж вы меня втянули, то от меня не отвертитесь. В случае удачи — эксклюзив мой, имейте в виду. Я и ребятам своим то же самое скажу…
Я улыбнулся:
— Кушайте на здоровье. Только не подавитесь.
— Это они у нас подавятся, — серьезно произнес Баранов. — Ну, куда теперь? Рискнем в Думу?
— Почти, — ответил я. — В ветеринарную лечебницу. А по дороге заедем еще в одну похоронную контору. Не возражаете?
— Полный набор удовольствий, — пробормотал Дима. — А кладбище в нашу программу не входит?
— Как знать… — философски сказал я, заводя мотор. — Рано или поздно кладбища не избежать. Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Это, кажется, Экклезиаст.
— Спасибо, утешили, — кисло произнес Баранов. — Ну что, едем в морг?
Я свободной от руля правой рукой похлопал Диму по плечу:
— Всего лишь в погребальную фирму с хорошим названием «Норд». Для справки: норд — означает север. Ничего страшного.
— Вреден север для меня, — машинально отозвался Баранов. Кажется, и у него голова была набита цитатами на все случаи жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Депутат? — Дама-делопроизводительница поджала губы. — Ну, он-то точно был такой, как всегда в телевизоре. Как будто в Думе своей выступал. Высокий такой, румяный и с женой своей говорил очень ласково. Сердцу, говорил, не прикажешь и все такое. Мне показалось, что на жену ему было наплевать и развод очень устраивал. Детей нет и хлопот нет. Расписались, потом перерасписались. Куда мы катимся? А вот еще позавчера одна пара пришла, так там муж — летчик-испытатель, и жена мне говорит…
— Спасибо-спасибо, — поспешно прервал я. — Вы нам очень помогли. — Я улыбнулся словоохотливой работнице ЗАГСа, и мы стремительно выкатились, чтобы не продолжать семейно-брачных дискуссий.
— Хорошо, что я не женат, — сказал мне задумчиво Баранов, когда мы с ним вновь оказались в машине. — Как представлю, что придется разводиться — всякая охота пропадает узаконивать свои отношения…
— А почему непременно разводиться? — полюбопытствовал я.
— Легкий я человек, — чистосердечно признался Баранов. — Разносторонний. В турецкие султаны я бы, наверное, пошел…
— Яворские, между прочим, разошлись не поэтому, — напомнил я. — Согласитесь, все точно укладывается мою версию. Обратите внимание, Дима. Из всех депутатов в нашем списке больше половины — холостяки, оставшиеся — иногородние, причем из тех, кто не спешит перевозить семью в Москву. Оставался только ОДИН женатый москвич, Яворский. И он-то как раз разводится при довольно-таки странных обстоятельствах.
— Подозрительно, — согласился Дима. — Но не более. Почему бы не предположить, что они действительно не сошлись характерами? Ну, а что она странно смотрела на него — так это, Яков Семенович, не криминал. Иногда наутро и мои подруги так на меня глядят, что впору провалиться сквозь землю… И что же, меня из-за этого прикажете тоже в доппели записывать?
— Вы правы, Дима, — признался я невесело. Каждый случай по отдельности и впрямь казался ерундой, анекдотом. Но вместе они все равно складывались в бомбу. В кумулятивный снаряд. Вопрос в том, сумеем ли мы убедить всех, что гром может вот-вот грянуть.
— Яков Семеныч, послушайте, — проговорил Дима. — В нашем списочке почти сотня имен. И почти с каждым из них, как я теперь понимаю, связана какая-нибудь мелкая странность. Костюмы, развод, забытый английский, родинка на шее…
— И всех, заметьте, связывает еще кое-что, — добавил я. — У всех них случился внезапный бзик на почве «ИВЫ». Вспомните хотя бы Крымова.
— Это тоже к делу не подошьешь, — возразил Баранов. — Человеку свойственно меняться. Вчера был демократом, сейчас вовсю болеет за державу. И наоборот: раньше был инструктором ЦК, а теперь несет коммунистов в хвост и в гриву… Что уж тут удивительного, что думцы разом возлюбили богатую суперкомпанию. В наше время…
Диму прервал резкий и неприятный звук зуммера. На приборной панели замигал красный глазок.
— Что это? — с недоумением поинтересовался Баранов. — Кто-то нас вызывает по рации?
— Это не нас, — обнадежил я журналиста Диму, — а тех милых ребят с винтовкой, которых я… в общем, которые сейчас находятся в другом месте.
Баранов мрачно покивал.
— Будем отвечать на вызов? — спросил он.
— А почему бы и нет? — Я пожал плечами. — Зачем людей разочаровывать? — И с этими словами я снял трубку.
— Восьмой-восьмой, я первый! — пробился сквозь шумы эфира далекий голос. — Почему не докладываете, прием.
— Первый, я восьмой! — проорал я в ответ не задумываясь. — Докладываю. Все идет в соответствии… — При такой слышимости я ничуть не рисковал. Шум и треск разрядов скрадывал индивидуальные особенности любого голоса. Разобрать можно было только слова, и импортная радиотехника была тут совершенно бессильна перед помехами промышленного мегаполиса. Да здравствует московский эфир — самый грязный эфир в мире! Ура.
— Восьмой-восьмой! — опять с натугой прорвался голос из динамика. — Немедленно, повторяю, немедленно доводите до конца работу по плану «Свердлов»!… Как поняли, прием.
— Первый, я восьмой! — отрапортовал я в микрофон. — Работа по плану «Свердлов» уже завершена. Занимаемся утилизацией объекта… Прием.
Из динамика послышались свист, треск, скрежет и чуть ли не вой мартовских котов. Сквозь завывания эфира донеслось короткое: …лодцы! — и я со спокойной совестью отключил рацию.
Дима поглядел на меня с любопытством. По всей видимости, моя наглость ему нравилась. Жаль, что он не видел меня в аэропорту или в образе монтера Скорлупкина. Увы, такие роли на бис уже не исполняются.
— А кто такой Свердлов? — поинтересовался Баранов. — И что такое довести до конца работу?…
— Полагаю, что Свердлов — ваш покорный слуга, — скромно пояснил я. — Хозяева бывших владельцев этой машины любят придумывать очень простенькие прозвища, чтобы все было понятно. Меня зовут как? Яков. Значит, буду Свердлов, для удобства…
— Погодите, Яков Семенович, — не дал мне договорить Баранов. — А какую-такую работу по вам нужно срочно завершить?
Я небрежно мотнул головой в сторону футляра с винтовкой.
— Помните, Дима, что я вам рассказывал о разговоре с бородачом? Вас прикончат либо ваши, либо наши. Как видно, они уже знают, что ребята из «ИВЫ» облажались, и вынуждены сами заштопывать брешь. Теперь я официально покойник, и я надеюсь побыть в этом качестве хотя бы сутки.
Баранов помрачнел:
— Да уж, попали мы в переплет…
— Вы еще можете сойти с этого поезда, — предложил я Диме. — Это действительно очень опасно. Не хочу специально вас подставлять. Еще есть время, подумайте… Я пойму и не буду в претензии.
Журналист Дима обиженно фыркнул:
— С ума сошли! Кто же по доброй воле от такого материала откажется? Раз уж вы меня втянули, то от меня не отвертитесь. В случае удачи — эксклюзив мой, имейте в виду. Я и ребятам своим то же самое скажу…
Я улыбнулся:
— Кушайте на здоровье. Только не подавитесь.
— Это они у нас подавятся, — серьезно произнес Баранов. — Ну, куда теперь? Рискнем в Думу?
— Почти, — ответил я. — В ветеринарную лечебницу. А по дороге заедем еще в одну похоронную контору. Не возражаете?
— Полный набор удовольствий, — пробормотал Дима. — А кладбище в нашу программу не входит?
— Как знать… — философски сказал я, заводя мотор. — Рано или поздно кладбища не избежать. Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Это, кажется, Экклезиаст.
— Спасибо, утешили, — кисло произнес Баранов. — Ну что, едем в морг?
Я свободной от руля правой рукой похлопал Диму по плечу:
— Всего лишь в погребальную фирму с хорошим названием «Норд». Для справки: норд — означает север. Ничего страшного.
— Вреден север для меня, — машинально отозвался Баранов. Кажется, и у него голова была набита цитатами на все случаи жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101