Кулябцы, все время советской власти, считавшие себя обойденными выходцами из Ленинабада, которых в этих краях с трудом признавали таджиками, пользуясь ослаблением центральной власти, попытались взять реванш силой оружия. В этот спор юга с севером, за передел сфер влияния и рынков собственности, вмешались националисты, желавшие очистить республику от русских и узбеков, которые, как им казалось, захватили все хлебные места в управленческом аппарате. Эта «домашняя» свара скоро вышла за пределы не только республики, но и границ Союза ССР. Исламские фундаменталисты, поначалу скрывавшиеся в тени властных, денежных и клановых интересов, быстро поняли, что если не начать активных действий, то можно вообще остаться ни с чем. Подталкиваемые, вооруженные и обученные на деньги пакистанских и саудовских единоверцев, они стремительно ворвались на поле гражданской войны и безжалостно принялись обращать местное население в свою веру…
Вот и сейчас Рахимов сидел за столом и, разглядывая карту республики, думал о страшной судьбе своего народа. Он был таджиком, но своим народом считал всех советских людей. Офицерская судьба поносила его по Союзу и он видел, что везде – в Средней Азии и на Камчатке, за Полярным кругом и на Украине, простые люди никогда не делились по национальности или цвету кожи. Это они – русские, украинцы, узбеки, татары и все, кто оказывался в этот момент рядом – в голоде, крови и непосильном труде возвели огромную державу. Это их руками убивали своих врагов, те, кто считал себя избранными и руководил страной. Это его народ, став рабом и выполняя волю своих правителей, превратил великую Россию в кровавого людоеда, ставшего пугалом всего мира.
А теперь, теперь Рахимов был нужен в другом качестве и другой генерации чиновников, решивших натянуть личины демократов и делавших вид, что заботится о благе страны, на деле разрушая ее своей некомпетентностью и непомерной жадностью. Но сейчас его больше всего волновало то, что, в спор его Московского и Душанбинского начальства за опий уже вмешалась третья сторона. Воспользовавшись тем, что две первые были заняты кровавым выснением отношений, кто-то, решительно ворвался на территорию Горного Бадахшана и, пользуясь тем, что Кремль почти забыл о пограничниках, проломил рубеж и погнал через республику тоннами опий. Рахимов попытался помешать этому, но его люди тут же нарвались на хорошо вооруженные и обученные отряды, охранявшие караваны с наркотиками. Полковник, отведя своих подчиненных, смог сделать только одно – натравить на чужаков уже появившиеся банды самих бадахшанцев. Они не могли причинить им ущутимого вреда, но некоторым образом тормозили передвижение грузов через свою территорию. По решительности и отточенности действий чужаков, он понял, что имеет дело с европейцами, которые не только прекрасно разбираются в местной обстановке, но и имеют связи с афганскими душманами. По его мнению это могли быть люди из Москвы или Ташкента…
Размышления офицера прервал длинный междугородний звонок.
– Рахимов, – в голосе его помощника было что-то такое, что полковник автоматически выдвинул ящик своего стола и достал из него пистолет, – они перерезали почти полгорода. Я никогда не видел такого ужаса и столько крови!
– Кто, где, откуда ты?
– Я в Турсун-Заде, звоню с КПП полка. Сегодня ночью отряды вахабистов, незаметно просочились в город и устроили резню в микрорайонах. Они убивали всех, кого не считали истинными мусульманами. Тут и русские, и таджики, и узбеки, – было слышно, что офицер сглотнул комок, застрявший в горле, – они убивали, не разбирая, ни пола, ни возраста. Я видел стариков и женщин, здоровенных мужиков и крошечных детей. На мой взгляд, за ночь убито больше десяти тысяч человек. Они даже не сопротивлялись…
– Ты сошел с ума, – закричал Рахимов, – такого не может быть!
– Это мир сошел с ума, – в голосе помощника звучала отрешенность человека, только что увидевшего столько горя, что полковник, собравшийся выругаться, сомкнул уста.
– Здесь, вокруг ограды полка собрались тысячи людей. Они просят помощи, защиты.
– Так помогите им.
– У меня всего два десятка человек. Мы несколько часов вели бой с вахабистами, я потерял троих и едва защитил одну многоэтажку.
– А что командир полка?
– Он доложил в штаб корпуса. Ему запретили вмешиваться в конфликт, назвав его внутритаджикским делом.
Рахимов выругался, потом, помедлив, приказал:
– Начни организовывать отряды самообороны, народное ополчение, черт побери, что угодно. Открой склад военкома, раздай людям оружие.
– Оно уже досталось вахабистам, – перебил его офицер.
– Конфискуй охотничьи ружья, делай пики, копья, сабли, смотри сам, на месте, – Рахимов кричал, понимая свое бессилие. – Продержись пару часов – я вышлю тебе ветолет с оружием. Встречай его на городской площади.
Когда офицер положил трубку, Рахимов некоторое время сидел, уставясь на свой пистолет, потом рывком подтянул к себе телефон без диска и поднял трубку:
– Соедини меня с «Гранитом». «Гранит»? Дай мне «Сыроежку». «Сыроежка»? Дай мне «Патефон». Полковник Рахимов, – бросил он, услышав голос телефониста, – найди мне командира полка!
– Васильев, – спокойный, окающий голос командира полка вызвал у полковника раздражение, но он, сдерживая себя, поздоровался и спросил, – ты можешь защитить горожан?
– Только тех, кто стоит за воротами и вокруг забора, – ответил командир, – я просил у командира корпуса разрешения вывести людей и очистить город от бандитов, но он приказал не вмешиваться.
– А когда мы с тобой в Афгане драпали из того ущелья, хотя у тебя и у меня был приказ драться до последнего солдата, ты о чем думал?!
– О своих бойцах, о матерях, которые их ждут, – выругался полковник, – а ты, Рахимов, мне на психику не дави. Привези приказ от командира корпуса или дивизии, я тебе мигом город очищу.
– А до этого будешь смотреть как на твоих глазах будут резать людей?
– Да, буду! – Закричал офицер, – у меня тоже дети и я не хочу оставить их сиротами и идти под трибунал, понял?! А твои, твои гебешники знаешь что сделали? Посадили свои семьи на машины, выставили у бортов охрану и укатились из города. Как ты это называешь, а?!
– Но ты-то не ушел и помощник мой, майор Кенджаев, не ушел.
– Был он только что у меня, кричал здесь, руками махал и грозил мне карами небесными.
– Дело разве в карах? Как ты после того, что произошло, будешь в глаза своим детям смотреть? Ты, офицер, защитник справедливости и чести!
– А у московского дерьма, у тех сук, которые нас с тобой посылали в Афган, а сейчас бросают, как кость, толпе, связав по рукам и ногам, есть честь?
– Ты от ответа не уходи, с этими подонками если не мы, так сами история разберется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84