Гортинский умер как личность задолго до своей физической смерти. На книжном развале лежат десятки новых Гортинских, которым тоже скоро придется отправиться на свалку.
На глаза Ляли накатились слезы.
— Он не такой, как все. Таких нет и не будет. Ты его просто не знала. Это был единственный мужчина, с которым я смогла бы прожить всю жизнь. Но судьба мне определила другую дорогу. Какая глупая смерть.
— Смерть не бывает ни умной, ни глупой. Это данность, и с этим надо свыкнуться. Ладно, утри слезы и расскажи мне о Швеции.
— Тихий рай по сравнению с Россией.
— И это все?
— А что еще?
— Ты была в банке, от которого у нас карточки?
— Да. Вход свободный. В зал индивидуальных сейфов можно пройти по карточке-коду. Дело об ограблении давно уже забыто. Но место, куда отвезли картины, я так и не нашла.
— Ничего. Я его найду. Хотела выбить показания у последней жертвы, и, думаю, мне это удалось бы с помощью некоторых медицинских средств, но подфартило совершенно случайно с той стороны, с которой не ждала. Впрочем, это неважно. Твой муж хорошо говорит по-русски?
— Как мы с тобой. Иначе, как бы я смогла заморочить ему голову? Сейчас я тебе покажу наши фотографии. Свадебные и так, на вилле. Жалела, что тебя там не было.
— Не преувеличивай, сестренка. Я не была ни на одной из трех твоих свадеб, и ты не сожалела об этом.
— Что ты себя накручиваешь?
— Не обращай внимания. Сама знаешь, сколько всего я здесь пережила.
Фотографии лишь усугубили переживания. Видеть радостные счастливые лица, хуже, чем трупы в крови. Впрочем, кровь врачей не пугает, да и видом трупа их не удивишь, а вот когда тебя уже тошнит от жизни, вид счастливого человека может довести до истерики.
Они прошли в спальню. Тая предложила сестре немного поспать после тяжелой дороги.
— Ладно. Сейчас выпьем еще по стаканчику, и спи. — Она ушла на кухню и вернулась с вином.
— Кстати, хотела тебя спросить, — беря в руки фужер, улыбнулась Ляля. — Где ты взяла это вино?
— В том самом кафе, где ты его пила с адвокатом. На бутылке штамп стоит. Я же помню, что оно тебе нравится.
— Нравится. Но разве я тебе об этом говорила?
— Ты все уже забыла. Они выпили.
— Боже мой, какая слабость. Я сейчас провалюсь в сон, — ставя бокал на тумбочку, тихо прошептала Ляля. — Даже язык вяжет.
— Да-да, я знаю. Это очень хорошее зелье.
— Зелье?
— Успокаивает и делает человека беспомощным. Правильно? Ты уже ответить не можешь. Ни руки, ни ноги не слушаются.
Ляля повалилась на кровать.
— Но голова соображает хорошо. Ты же все понимаешь, что я говорю.
Ляля слышала, но не понимала. Сестра несла какую-то околесицу. Тая потянулась к стене и выдернула кинжал из ножен. Замахнувшись, она посчитала:
— Один, два, три!
Но ничего не получилось. Сил не хватало. Сердце командовало мышцами, а не голова.
Тая вонзила кинжал в ножны, ушла в другую комнату и вернулась с револьвером.
Все, что могла сделать беспомощная Ольга, это плакать. Она все уже поняла.
Им никогда не стать счастливыми обеим. Или одной, или другой. Судьба склонила голову на плечо Таисии.
— Раз, два, три. — Тая закрыла глаза, и раздался выстрел.
***
На звонок в квартиру дверь открыла незнакомая женщина. Паша и двое его музыкантов-телохранителей открыли рты.
— Привет, мальчики. Нечего на меня пялиться. Это я, но в другом обличий.
— Ничего себе маскарад! — произнес один из добровольных охранников. — А глаза?
— Ну все, катись к чертовой бабушке. Мы с Пашей должны работать, я и так вся как на иголках. Наконец Паша и сам пришел в себя.
— Ну все, мальчики, пока. Придете за мной завтра в десять утра. Я обещал Инге поработать с ней. У нее завтра ответственный день.
Назаров вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Снимая пальто, он не сводил с девушки глаз.
— Ну а зачем все это? Блондинкой тебе лучше.
— Как ты не можешь понять, глаз режиссера по мне уже пристрелялся. Он замылен и уже не видит во мне перемен и моей игры. А когда я выйду в новом виде, то на меня и смотреть будут по-новому и роль прозвучит иначе.
— Остроумно.
— Надеюсь, ты есть не хочешь?
— Съел биг-мак в машине, зная твое нетерпение.
— Ладно. Выпей для храбрости.
Она взяла его за руку, отвела на кухню. На столе стояла бутылка с остатками вина и чистый фужер.
— Ладно. Выпить можно для снятия усталости. Он взял бутылку, налил себе вина и выпил. Они вернулись в комнату.
— Значит, так, — волновалась девушка. — Репетируем финал. Я не могу читать последний монолог над подушкой, мне нужно видеть лицо любимого.
— А, это после того, как он стреляется?
— Ну конечно же, ты сам все помнишь.
— А где же пистолет?
Тая подвела его к письменному столу и выдвинула ящик.
— Вот он лежит.
— Красивая игрушка.
Он потянул руку, но она задвинула ящик на место.
— В театре взяла до завтра. Еще наиграешься. Текст помнишь?
— А что там помнить, две фразы.
— Отлично. Говоришь, подходишь к столу, достаешь оружие, приставляешь к виску, нажимаешь курок и падаешь. Но только на спину, чтобы я видела твое лицо.
И умоляю тебя, Пашенька, сделай все по-серьезному. И не расколись, когда будешь изображать мертвого. Все испортишь. Знаешь, чего мне стоит начинать все сначала.
— Ну все, все. Я серьезен, как Смоктуновский в Гамлете.
— Вставай посреди комнаты, а я отойду к двери. Они заняли мизансцены, и Тая начала.
— Не все так просто, Джек! Это не измена. Я по-прежнему люблю тебя. Но ты теперь беден, а Ральф богат. Кто же виноват, что твой отец решил все состояние оставить твоему брату, а не тебе. Я ухожу к нему с болью в сердце.
— Значит, все дело в деньгах? Твоя любовь измеряется долларами? Женщина, которой я отдал свое сердце, уходит к моему родному брату? Вы не люди! Вы мерзопакостные корыстные животные.
Павел подошел к столу, выдвинул ящик, взял револьвер и взвел курок.
— Не смей, Джек! Только не это! — вскрикнула она.
— Мне больше нечего делать на этом свете.
Он приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Голова Павла качнулась, словно ее пнули ногой, и он свалился на пол.
Минуту Тая стояла на месте и смотрела, как льется кровь по лицу «любимого».
— Ты прав. На этом свете тебе делать нечего. Умничка, Паша! Переиграл Смоктуновского. Такой талант пропадал.
Спектакль закончился, и приходилось возвращаться к обычным делам. Можно бы и поплакать, но некогда.
Два трупа в квартире ее не смущали. Главное, ничего не упустить и соблюдать осторожность.
Она отправилась на кухню, не забыв при этом надеть перчатки. Бокал, из которого пила Ляля, присоединился на столе к Пашиному бокалу.
Действовала Таисия методично, не торопясь. Даже труп сестры не забыла обрызгать знаменитыми духами.
Через полчаса она уходила из дома в норковой шубке сестры и с ее сумочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
На глаза Ляли накатились слезы.
— Он не такой, как все. Таких нет и не будет. Ты его просто не знала. Это был единственный мужчина, с которым я смогла бы прожить всю жизнь. Но судьба мне определила другую дорогу. Какая глупая смерть.
— Смерть не бывает ни умной, ни глупой. Это данность, и с этим надо свыкнуться. Ладно, утри слезы и расскажи мне о Швеции.
— Тихий рай по сравнению с Россией.
— И это все?
— А что еще?
— Ты была в банке, от которого у нас карточки?
— Да. Вход свободный. В зал индивидуальных сейфов можно пройти по карточке-коду. Дело об ограблении давно уже забыто. Но место, куда отвезли картины, я так и не нашла.
— Ничего. Я его найду. Хотела выбить показания у последней жертвы, и, думаю, мне это удалось бы с помощью некоторых медицинских средств, но подфартило совершенно случайно с той стороны, с которой не ждала. Впрочем, это неважно. Твой муж хорошо говорит по-русски?
— Как мы с тобой. Иначе, как бы я смогла заморочить ему голову? Сейчас я тебе покажу наши фотографии. Свадебные и так, на вилле. Жалела, что тебя там не было.
— Не преувеличивай, сестренка. Я не была ни на одной из трех твоих свадеб, и ты не сожалела об этом.
— Что ты себя накручиваешь?
— Не обращай внимания. Сама знаешь, сколько всего я здесь пережила.
Фотографии лишь усугубили переживания. Видеть радостные счастливые лица, хуже, чем трупы в крови. Впрочем, кровь врачей не пугает, да и видом трупа их не удивишь, а вот когда тебя уже тошнит от жизни, вид счастливого человека может довести до истерики.
Они прошли в спальню. Тая предложила сестре немного поспать после тяжелой дороги.
— Ладно. Сейчас выпьем еще по стаканчику, и спи. — Она ушла на кухню и вернулась с вином.
— Кстати, хотела тебя спросить, — беря в руки фужер, улыбнулась Ляля. — Где ты взяла это вино?
— В том самом кафе, где ты его пила с адвокатом. На бутылке штамп стоит. Я же помню, что оно тебе нравится.
— Нравится. Но разве я тебе об этом говорила?
— Ты все уже забыла. Они выпили.
— Боже мой, какая слабость. Я сейчас провалюсь в сон, — ставя бокал на тумбочку, тихо прошептала Ляля. — Даже язык вяжет.
— Да-да, я знаю. Это очень хорошее зелье.
— Зелье?
— Успокаивает и делает человека беспомощным. Правильно? Ты уже ответить не можешь. Ни руки, ни ноги не слушаются.
Ляля повалилась на кровать.
— Но голова соображает хорошо. Ты же все понимаешь, что я говорю.
Ляля слышала, но не понимала. Сестра несла какую-то околесицу. Тая потянулась к стене и выдернула кинжал из ножен. Замахнувшись, она посчитала:
— Один, два, три!
Но ничего не получилось. Сил не хватало. Сердце командовало мышцами, а не голова.
Тая вонзила кинжал в ножны, ушла в другую комнату и вернулась с револьвером.
Все, что могла сделать беспомощная Ольга, это плакать. Она все уже поняла.
Им никогда не стать счастливыми обеим. Или одной, или другой. Судьба склонила голову на плечо Таисии.
— Раз, два, три. — Тая закрыла глаза, и раздался выстрел.
***
На звонок в квартиру дверь открыла незнакомая женщина. Паша и двое его музыкантов-телохранителей открыли рты.
— Привет, мальчики. Нечего на меня пялиться. Это я, но в другом обличий.
— Ничего себе маскарад! — произнес один из добровольных охранников. — А глаза?
— Ну все, катись к чертовой бабушке. Мы с Пашей должны работать, я и так вся как на иголках. Наконец Паша и сам пришел в себя.
— Ну все, мальчики, пока. Придете за мной завтра в десять утра. Я обещал Инге поработать с ней. У нее завтра ответственный день.
Назаров вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Снимая пальто, он не сводил с девушки глаз.
— Ну а зачем все это? Блондинкой тебе лучше.
— Как ты не можешь понять, глаз режиссера по мне уже пристрелялся. Он замылен и уже не видит во мне перемен и моей игры. А когда я выйду в новом виде, то на меня и смотреть будут по-новому и роль прозвучит иначе.
— Остроумно.
— Надеюсь, ты есть не хочешь?
— Съел биг-мак в машине, зная твое нетерпение.
— Ладно. Выпей для храбрости.
Она взяла его за руку, отвела на кухню. На столе стояла бутылка с остатками вина и чистый фужер.
— Ладно. Выпить можно для снятия усталости. Он взял бутылку, налил себе вина и выпил. Они вернулись в комнату.
— Значит, так, — волновалась девушка. — Репетируем финал. Я не могу читать последний монолог над подушкой, мне нужно видеть лицо любимого.
— А, это после того, как он стреляется?
— Ну конечно же, ты сам все помнишь.
— А где же пистолет?
Тая подвела его к письменному столу и выдвинула ящик.
— Вот он лежит.
— Красивая игрушка.
Он потянул руку, но она задвинула ящик на место.
— В театре взяла до завтра. Еще наиграешься. Текст помнишь?
— А что там помнить, две фразы.
— Отлично. Говоришь, подходишь к столу, достаешь оружие, приставляешь к виску, нажимаешь курок и падаешь. Но только на спину, чтобы я видела твое лицо.
И умоляю тебя, Пашенька, сделай все по-серьезному. И не расколись, когда будешь изображать мертвого. Все испортишь. Знаешь, чего мне стоит начинать все сначала.
— Ну все, все. Я серьезен, как Смоктуновский в Гамлете.
— Вставай посреди комнаты, а я отойду к двери. Они заняли мизансцены, и Тая начала.
— Не все так просто, Джек! Это не измена. Я по-прежнему люблю тебя. Но ты теперь беден, а Ральф богат. Кто же виноват, что твой отец решил все состояние оставить твоему брату, а не тебе. Я ухожу к нему с болью в сердце.
— Значит, все дело в деньгах? Твоя любовь измеряется долларами? Женщина, которой я отдал свое сердце, уходит к моему родному брату? Вы не люди! Вы мерзопакостные корыстные животные.
Павел подошел к столу, выдвинул ящик, взял револьвер и взвел курок.
— Не смей, Джек! Только не это! — вскрикнула она.
— Мне больше нечего делать на этом свете.
Он приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Голова Павла качнулась, словно ее пнули ногой, и он свалился на пол.
Минуту Тая стояла на месте и смотрела, как льется кровь по лицу «любимого».
— Ты прав. На этом свете тебе делать нечего. Умничка, Паша! Переиграл Смоктуновского. Такой талант пропадал.
Спектакль закончился, и приходилось возвращаться к обычным делам. Можно бы и поплакать, но некогда.
Два трупа в квартире ее не смущали. Главное, ничего не упустить и соблюдать осторожность.
Она отправилась на кухню, не забыв при этом надеть перчатки. Бокал, из которого пила Ляля, присоединился на столе к Пашиному бокалу.
Действовала Таисия методично, не торопясь. Даже труп сестры не забыла обрызгать знаменитыми духами.
Через полчаса она уходила из дома в норковой шубке сестры и с ее сумочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86