Стрела, рассекая лунный свет, вонзилась Блэку в ляжку. Пес вскочил на все четыре лапы и бросился в сторону, откуда прилетела стрела. Никого не обнаружив, с разъяренным рычанием закрутился на месте волчком. Потом уселся на задние лапы и зубами вырвал стрелу. Сначала он решил сорвать на ней свою злость, но, убедившись, что кусок железа ему не поддается, бросил стрелу и помчался к калитке. Не добежав до нее, вдруг припал на подстреленную лапу. Его зад занесло вбок. Сунул морду к ране.
Принялся зализывать. Попытался продолжить бег. Но потерял ориентацию и бессильно упал в рыхлый снег. Из сугроба торчали его прямые вытянутые лапы.
Лимон, держа сумку с видеокамерой и арбалет в одной руке, при помощи второй перевалился через забор. Окна горели — одно в нижем этаже и два наверху. Лимон сбоку заглянул внутрь. Это была кухня. Просторная кухня, обставленная дачной мебелью. Стулья с резными спинками, резьбой украшены полки и навесные шкафчики.
Из открытой двери кухни виднелся небольшой холл и дальше — тоже открытая дверь в ванную комнату. На разделочном кухонном столе лежали нарезанные для салата помидоры, огурцы, зелень. Рядом розовел кусок ветчины. Чуть поодаль на керамическом синем блюде лежал бок осетра. «На аппетит не жалуются», — проворчал Лимон и замер. В холле появилась жена заместителя вице-премьера. На ней были все те же широкие белые брюки и цвета хаки вельветовая мужская грубая рубашка. Она прошла на кухню, отрезала толстый ломоть ветчины, положила на него половинку помидора и запихнула в рот. Пальцы облизала и вытерла о край рубашки.
Вышла в холл. Там она сняла с себя одежду. Перед взором Лимона предстала крупная, отяжелевшая от жировых складок желтовато-розовая женская фигура. Она была приземиста. Казалось, ягодицы без особых изгибов переходят в икры. С трудом удерживая равновесие на одной ноге, она снимала просторные гипюровые трусы. Лимону пришло на ум, что подобный вид должен ублажать мужиков, любящих подсматривать в женских деревенских банях. Не потеряв равновесия благодаря широким ступням, жена заместителя справилась с трусами, понюхала их и исчезла в ванной комнате. Дверь туда закрылась. Лимон вздохнул с облегчением. Лица женщины он так и не увидел. Предположил, что уже немолодая. Пока она готовила себя к постели, он обошел дом, нашел лестницу, прислоненную боком к высокому кирпичному фундаменту. Перенес ее и подставил рядом со светящимся окном на втором этаже. Когда он забрался по лестнице, хлопнула открывшаяся форточка.
Лимон замер. Изнутри ее никто не закрыл. Тогда Лимон приник к наполненному апельсиновым светом окну. На арабской кровати под огромным старинным абажуром лежал тот самый широкоплечий мужчина в длинных синих трусах в белый горошек и курил сигарету. На вид ему было лет сорок, не больше. Тело спортивное. Мышцы длинные, недовольно рельефные. Пружинистый торс. На лицо Лимон не обратил внимания. «Наверное, ничего особенного», — подумал он, отодвинувшись от окна.
Кружевная занавеска, колебаемая воздушными потоками, то прилипала к стеклу, то бесстыдно отлетала. «Вдруг она сюда не придет?» — заволновался Лимон. Снова прильнул к форточке. Расслабленная, картинная поза, в которой лежал мужчина, красноречиво свидетельствовала, что они оба ждут ту, которая сейчас готовила свое тело в ванной. И она вошла. В полосатом махровом халате. С порога закричала:
«Очумел! Абажур от дыма пожелтеет!»
Мужчина лениво махнул рукой, разгоняя клубящийся над головой дым.
Женщина выхватила из его рта сигарету и выбросила в форточку. Лимон успел податься в сторону и чуть не загремел вместе с лестницей вниз. Когда он краем глаза снова приник к стеклу, женщина сидела на кровати и мазала кремом лицо.
Халат еще был на ней, но уже не скрывал полные продолговатые, как мячи для регби, груди с крупными сосками и большими розовыми кругами вокруг. Груди выглядели на удивление молодыми, холеными и сладострастными. Отделенные халатом от остального тела, они царственно покачивались.
«Надо же…» — отметил про себя Лимон и с трудом перевел взгляд на лицо женщины. Оно контрастировало с дородными формами фигуры своим истерично-измученным выражением. Узкий вздернутый носик, припухлые веки под болезненно изогнутыми тонкими бровями, непонятного цвета глаза и странно перекошенный рот. По наблюдениям Лимона, такой бывает обычно у женщин, когда они устраивают истерики или кончают. Лимон вспомнил, что пора доставать видеокамеру. Зажав арбалет между ног, он приступил к съемке. Рука лежащего Стаса подобралась из подмышки мажущейся женщины к ее грудям и принялась заигрывать с ними, подкидывая эти тяжелые мячи вверх. Какое-то время каждый занимался своим делом. Увлекшись игрой, Стас, видать, переусердствовал. Его партнерша взвизгнула от боли и демонстративно отвернулась. Но Стас далее ждать не желал. Со словами: «Светик, имей совесть, яйцо свело», — он, подавляя ее сопротивление, стянул махровый халат, как кожуру с банана. Вернее — с баобаба.
Больше Светик не сопротивлялась. Она упала на спину и с готовностью согнула ноги в коленях. Лимон видел лишь одну согнутую ногу, которая, соприкасаясь с бедром, перекрывала все. Чем там за ней занимался Стасик, объектив уловить не мог. Только иногда в сторону отваливалась правая грудь Светика с набрякшим соском. Вздохи и стоны напоминали урчание хищников в клетке. Несколько раз Светик командовала: «Тихо! Маринку разбудишь! Или очумел?» Лимон балансировал на ступеньке в надежде схватить лица. Но ничего, кроме растопыренных пальцев задранных ног и огромных грязных пяток Светика в объектив не лезло. Лимон совершенно забыл, что присутствует при интимном акте прелюбодеяния. Ему так и хотелось крикнуть: «Да погляди же ты в объектив, стерва!» Нет! Они пыхтели тело в тело, не поднимая голов. Лимон от злости перестал снимать. Тут, к его радости, Стасик спрыгнул на пол. Светик перевалилась на живот и встала на четвереньки. Когда Стае пристроился сзади. Лимону показалось, что мужик уселся за стол заседаний. Раздумывать дальше было неразумно. Он продолжил съемку.
Сначала общий план и задранный профиль Светика. После — ее висящую, колышущуюся в такт движениям грудь. Дальше — складки отвисшего еще ниже живота. Потом — необъятную полузадницу и воцарившегося над ней, как памятник, Стасика. Все.
Лимон сделал свое дело. Он не стал дожидаться, когда любовники сольются в экстазе. Вытащив зажатый между ногами арбалет, осторожно спустился вниз.
Положив на место лестницу. Лимон прошел мимо лежащего Блэка. Тот с трудом приподнялся, тявкнул, но на большее сил не хватило.
Лимон ехал по освещенной луной зимней неразъезженной дороге.
Чистый бледно-искрящийся снег, задумчивые сонные деревья, черные избы, припавшие белыми шапками к белой земле, легко и быстро стирали недавние видения дачного эдема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Принялся зализывать. Попытался продолжить бег. Но потерял ориентацию и бессильно упал в рыхлый снег. Из сугроба торчали его прямые вытянутые лапы.
Лимон, держа сумку с видеокамерой и арбалет в одной руке, при помощи второй перевалился через забор. Окна горели — одно в нижем этаже и два наверху. Лимон сбоку заглянул внутрь. Это была кухня. Просторная кухня, обставленная дачной мебелью. Стулья с резными спинками, резьбой украшены полки и навесные шкафчики.
Из открытой двери кухни виднелся небольшой холл и дальше — тоже открытая дверь в ванную комнату. На разделочном кухонном столе лежали нарезанные для салата помидоры, огурцы, зелень. Рядом розовел кусок ветчины. Чуть поодаль на керамическом синем блюде лежал бок осетра. «На аппетит не жалуются», — проворчал Лимон и замер. В холле появилась жена заместителя вице-премьера. На ней были все те же широкие белые брюки и цвета хаки вельветовая мужская грубая рубашка. Она прошла на кухню, отрезала толстый ломоть ветчины, положила на него половинку помидора и запихнула в рот. Пальцы облизала и вытерла о край рубашки.
Вышла в холл. Там она сняла с себя одежду. Перед взором Лимона предстала крупная, отяжелевшая от жировых складок желтовато-розовая женская фигура. Она была приземиста. Казалось, ягодицы без особых изгибов переходят в икры. С трудом удерживая равновесие на одной ноге, она снимала просторные гипюровые трусы. Лимону пришло на ум, что подобный вид должен ублажать мужиков, любящих подсматривать в женских деревенских банях. Не потеряв равновесия благодаря широким ступням, жена заместителя справилась с трусами, понюхала их и исчезла в ванной комнате. Дверь туда закрылась. Лимон вздохнул с облегчением. Лица женщины он так и не увидел. Предположил, что уже немолодая. Пока она готовила себя к постели, он обошел дом, нашел лестницу, прислоненную боком к высокому кирпичному фундаменту. Перенес ее и подставил рядом со светящимся окном на втором этаже. Когда он забрался по лестнице, хлопнула открывшаяся форточка.
Лимон замер. Изнутри ее никто не закрыл. Тогда Лимон приник к наполненному апельсиновым светом окну. На арабской кровати под огромным старинным абажуром лежал тот самый широкоплечий мужчина в длинных синих трусах в белый горошек и курил сигарету. На вид ему было лет сорок, не больше. Тело спортивное. Мышцы длинные, недовольно рельефные. Пружинистый торс. На лицо Лимон не обратил внимания. «Наверное, ничего особенного», — подумал он, отодвинувшись от окна.
Кружевная занавеска, колебаемая воздушными потоками, то прилипала к стеклу, то бесстыдно отлетала. «Вдруг она сюда не придет?» — заволновался Лимон. Снова прильнул к форточке. Расслабленная, картинная поза, в которой лежал мужчина, красноречиво свидетельствовала, что они оба ждут ту, которая сейчас готовила свое тело в ванной. И она вошла. В полосатом махровом халате. С порога закричала:
«Очумел! Абажур от дыма пожелтеет!»
Мужчина лениво махнул рукой, разгоняя клубящийся над головой дым.
Женщина выхватила из его рта сигарету и выбросила в форточку. Лимон успел податься в сторону и чуть не загремел вместе с лестницей вниз. Когда он краем глаза снова приник к стеклу, женщина сидела на кровати и мазала кремом лицо.
Халат еще был на ней, но уже не скрывал полные продолговатые, как мячи для регби, груди с крупными сосками и большими розовыми кругами вокруг. Груди выглядели на удивление молодыми, холеными и сладострастными. Отделенные халатом от остального тела, они царственно покачивались.
«Надо же…» — отметил про себя Лимон и с трудом перевел взгляд на лицо женщины. Оно контрастировало с дородными формами фигуры своим истерично-измученным выражением. Узкий вздернутый носик, припухлые веки под болезненно изогнутыми тонкими бровями, непонятного цвета глаза и странно перекошенный рот. По наблюдениям Лимона, такой бывает обычно у женщин, когда они устраивают истерики или кончают. Лимон вспомнил, что пора доставать видеокамеру. Зажав арбалет между ног, он приступил к съемке. Рука лежащего Стаса подобралась из подмышки мажущейся женщины к ее грудям и принялась заигрывать с ними, подкидывая эти тяжелые мячи вверх. Какое-то время каждый занимался своим делом. Увлекшись игрой, Стас, видать, переусердствовал. Его партнерша взвизгнула от боли и демонстративно отвернулась. Но Стас далее ждать не желал. Со словами: «Светик, имей совесть, яйцо свело», — он, подавляя ее сопротивление, стянул махровый халат, как кожуру с банана. Вернее — с баобаба.
Больше Светик не сопротивлялась. Она упала на спину и с готовностью согнула ноги в коленях. Лимон видел лишь одну согнутую ногу, которая, соприкасаясь с бедром, перекрывала все. Чем там за ней занимался Стасик, объектив уловить не мог. Только иногда в сторону отваливалась правая грудь Светика с набрякшим соском. Вздохи и стоны напоминали урчание хищников в клетке. Несколько раз Светик командовала: «Тихо! Маринку разбудишь! Или очумел?» Лимон балансировал на ступеньке в надежде схватить лица. Но ничего, кроме растопыренных пальцев задранных ног и огромных грязных пяток Светика в объектив не лезло. Лимон совершенно забыл, что присутствует при интимном акте прелюбодеяния. Ему так и хотелось крикнуть: «Да погляди же ты в объектив, стерва!» Нет! Они пыхтели тело в тело, не поднимая голов. Лимон от злости перестал снимать. Тут, к его радости, Стасик спрыгнул на пол. Светик перевалилась на живот и встала на четвереньки. Когда Стае пристроился сзади. Лимону показалось, что мужик уселся за стол заседаний. Раздумывать дальше было неразумно. Он продолжил съемку.
Сначала общий план и задранный профиль Светика. После — ее висящую, колышущуюся в такт движениям грудь. Дальше — складки отвисшего еще ниже живота. Потом — необъятную полузадницу и воцарившегося над ней, как памятник, Стасика. Все.
Лимон сделал свое дело. Он не стал дожидаться, когда любовники сольются в экстазе. Вытащив зажатый между ногами арбалет, осторожно спустился вниз.
Положив на место лестницу. Лимон прошел мимо лежащего Блэка. Тот с трудом приподнялся, тявкнул, но на большее сил не хватило.
Лимон ехал по освещенной луной зимней неразъезженной дороге.
Чистый бледно-искрящийся снег, задумчивые сонные деревья, черные избы, припавшие белыми шапками к белой земле, легко и быстро стирали недавние видения дачного эдема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62