Один поплыл за рэкет на автостанции.
Урон команде был ощутимый. А сами виновники торжества схоронились на хате, которую держала команда на случай войн с конкурентами или необходимости скрываться от милиции. Художник с Хошей приехали на эту хату.
У сладкой парочки еще имелись в наличии былой кураж и нахальство, но уже подступал настоящий страх на грани паники. Впервые в жизни они поняли, что перебрали.
— И что дальше? — спросил Художник.
— Ментам живыми не дадимся, — бодро сообщил Башня.
— Лыжи вострить из города вам надо, — сказал Хоша. — Как можно дальше.
— Надо, — вздохнул Брюс. — Но как?
— Устроим, — пообещал Художник.
Когда он остался с Хошей наедине, то сказал:
— Надо их пока в деревне спрятать. А потом документы выправить и спровадить к такой-то матери. Согласен?
— Согласен. Вот же падлы. Ну, Брюс.
— Только сперва поучить вечером на природе. Чтобы не повадно было.
— Надо, — согласился Хоша.
Вечером беглецов усадили в хлебный фургон — пришлось арендовать по случаю. За фургоном на двух машинах ехал Хоша с двумя своими приближенными быками и Художник с Шайтаном. Из города выбрались без проблем — выбрали маршрут, чтобы не нарываться на посты ГАИ. В укромном месте свернули с дороги.
— Выходите, — сказал Художник, отворяя дверь фургона. Беглецы вылезли и озадаченно огляделись.
— Ты куда нас привез?
— Побеседовать, — Художник вынул пистолет, передернул затвор. — Вас, суки, валить за все ваши дела пора.
— Да тебя самого валить надо! — Башня обернулся к главарю. — Хоша, чего этот Леонардо недовинченный так раздухарился?
— Прав он, Башня, — ледяным тоном произнес главарь. — Вас валить надо.
— Ты чего, Хоша?
— Чего?! Вы конкретный переполох, падлы, в городе устроили! Столько братанов наших из-за вас на нарах парится! Сколько под ментовскую раздачу попало! За меньшее вилы бывают! — взвизгнул Хоша и ударил с размаху Башню по лицу. А Брюсу заехал с размаху ногой в живот, но тот выстоял, только крякнул. Хоша ударил их еще несколько раз. Те снесли все это. Только Брюс сказал:
— Хоша, мы поняли… Не повторится.
— Надеюсь. Дальше — болота, Художник правильно сказал, — Хоша махнул рукой. — По машинам.
— Нет, Хоша. За такое надо по справедливости отвечать, — Художник вскинул пистолет и выстрелил в Башню.
Башня рухнул на колени, удивленно глядя на него, но он не интересовал больше Художника. Тот выпустил две пули в Брюса.
— Ты что сделал? Ты что сделал, козел?! — воскликнул Хоша, отступая.
— А ты против?
— Да я тебя самого сейчас…
Художник пожал плечами и кивнул Шайтану. Тот широко улыбнулся, выхватил из-за пазухи пистолет-пулемет «кедр». И выпустил очередь. Хоша рухнул на землю, а вместе с ним и один из быков. Второй остался жив.
Художник был счастлив, как тогда, когда вогнал нож в пузо Бузы в темном парке и думал, что навсегда освободится от той тошноты и неудобства, которые возникают у него при виде подобных скотов. Но не избавился. А сегодня он наконец распрощался навсегда с Хошей. Со своим кровным корешем Хошей.
Художник слишком рано избавился от иллюзий и был благодарен жизни за этот подарок. Он слишком рано узнал, что в мире каждый человек изначально враг. Он слишком рано познал распутных женщин на малинах и убедился, что нет и не может быть в мире такого слова — любовь, что женщина — жадная, похотливая, продажная тварь. И рано узнал, как вредна химера дружбы. Нет в мире друзей. Есть кореша. Кореш — это, в общем-то, тот же враг, но только с которым ты волей обстоятельств плывешь в одну сторону, и у вас общие враги и общие интересы. Любая банда кончала внутренними разборами. Почему? Да потому, что, когда расходились интересы, всю эту трескотню о верности друг другу до могилы, все эти клятвы моментально волной смывало, а оставалась обнаженная простая истина — человек человеку волк. С Хошей их пути разошлись давно, и настало время ставить точку. Художник ненавидел Хошу. Как ненавидел других своих корешей. Это были твари, а не люди. И в этой ненависти была радость освобождения от иллюзий.
На ногах остался один из быков и шофер хлебного фургона. Художник знал, что эти двое были корешами не разлей вода. И что они были верными хошиными псами. И тут его погнала вперед какая-то упругая, веселая волна.
— Ну а с вами что делать? — подошел к шоферу. Тот начал ныть:
— Художник, не убивай… Я все сделаю, но не убивай.
— А зачем ты мне нужен?
— Не надо. Прошу тебя! Прошу!!! Художник повернулся к быку.
— Тоже жить хочешь?
— Хочу, — прохрипел он. Его держал на, мушке Шайтан, готовый в любой миг выпустить очередь.
— Вы с ним кореша, — кивнул в сторону шофера.
— Да.
— На, — Художник вытащил нож. — Убей его.
— Но…
— Своя жизнь дороже. Убей, или умрешь… Бык не решался. И Шайтан выстрелил ему под ноги. Тогда бык взял нож, подошел к своему другу. Постоял напротив него, не решаясь. Потом всхлипнул. Шофер стоял, не веря в происходящее, лишь широкими глазами смотрел на своего самого близкого друга.
— Извини, брат, — бык размахнулся и ударил его ножом в живот.
— Добей, — велел Художник.
— А! — заорал бык и начал наносить один удар за другим.
— Ну что, заработал ты жизнь, — кивнул Художник. — Давай, грузи трупы. Сбросим их в болото вместе с машиной…
ЧАСТЬ IV
ВОДОЧНЫЕ БИТВЫ
Вика лежала на диване в наушниках и слушала записи Битлов, которых хозяин квартиры собрал великое множество. Когда в комнате появился Влад, она удивленно глядела на его грязный костюм: Гурьянов крикнул ему «ложись» — тот и улегся прямо в лужу.
— Небольшая катастрофа. Вика, — сказал Влад.
— Давайте почищу, — она выключила проигрыватель и откинула наушники.
Он протянул ей пиджак, вытащил из шкафа спортивные брюки и переоделся. Тем временем Гурьянов разложил бутерброды, поджарил быстро свиные отбивные, от души присыпав их перцем, сервировал блюдо, украсив маринованными огурчиками, извлек из холодильника запотевшую бутылку водки. Быстро сервировал стол.
— Что за праздник? — спросила Вика.
— Самый главный праздник, — улыбнулся Гурьянов и поднял стопку водки. — Ну что, Влад, с днем рождения.
— Твоими молитвами уже которым по счету.
— У вас день рождения? — удивилась Вика.
— Скажем так: незапланированный день рождения, — засмеялся Гурьянов. — Молодец, Влад, хорошо рухнул.
— Как учили…
— Любопытно все же, кто это был? По нашему делу? Или по твоим старым?
— Это нам предстоит выяснить.
Закончив обед, Влад и Гурьянов уединились в комнате на небольшой военный совет. Вика уже была научена сидеть в таких случаях тихо в другой комнате и не высовывать носа, поскольку все эти подробности не для ее ушей.
Влад коротко изложил, что узнал об ахтумской бригаде.
— Твой Крошка действительно принесет что-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Урон команде был ощутимый. А сами виновники торжества схоронились на хате, которую держала команда на случай войн с конкурентами или необходимости скрываться от милиции. Художник с Хошей приехали на эту хату.
У сладкой парочки еще имелись в наличии былой кураж и нахальство, но уже подступал настоящий страх на грани паники. Впервые в жизни они поняли, что перебрали.
— И что дальше? — спросил Художник.
— Ментам живыми не дадимся, — бодро сообщил Башня.
— Лыжи вострить из города вам надо, — сказал Хоша. — Как можно дальше.
— Надо, — вздохнул Брюс. — Но как?
— Устроим, — пообещал Художник.
Когда он остался с Хошей наедине, то сказал:
— Надо их пока в деревне спрятать. А потом документы выправить и спровадить к такой-то матери. Согласен?
— Согласен. Вот же падлы. Ну, Брюс.
— Только сперва поучить вечером на природе. Чтобы не повадно было.
— Надо, — согласился Хоша.
Вечером беглецов усадили в хлебный фургон — пришлось арендовать по случаю. За фургоном на двух машинах ехал Хоша с двумя своими приближенными быками и Художник с Шайтаном. Из города выбрались без проблем — выбрали маршрут, чтобы не нарываться на посты ГАИ. В укромном месте свернули с дороги.
— Выходите, — сказал Художник, отворяя дверь фургона. Беглецы вылезли и озадаченно огляделись.
— Ты куда нас привез?
— Побеседовать, — Художник вынул пистолет, передернул затвор. — Вас, суки, валить за все ваши дела пора.
— Да тебя самого валить надо! — Башня обернулся к главарю. — Хоша, чего этот Леонардо недовинченный так раздухарился?
— Прав он, Башня, — ледяным тоном произнес главарь. — Вас валить надо.
— Ты чего, Хоша?
— Чего?! Вы конкретный переполох, падлы, в городе устроили! Столько братанов наших из-за вас на нарах парится! Сколько под ментовскую раздачу попало! За меньшее вилы бывают! — взвизгнул Хоша и ударил с размаху Башню по лицу. А Брюсу заехал с размаху ногой в живот, но тот выстоял, только крякнул. Хоша ударил их еще несколько раз. Те снесли все это. Только Брюс сказал:
— Хоша, мы поняли… Не повторится.
— Надеюсь. Дальше — болота, Художник правильно сказал, — Хоша махнул рукой. — По машинам.
— Нет, Хоша. За такое надо по справедливости отвечать, — Художник вскинул пистолет и выстрелил в Башню.
Башня рухнул на колени, удивленно глядя на него, но он не интересовал больше Художника. Тот выпустил две пули в Брюса.
— Ты что сделал? Ты что сделал, козел?! — воскликнул Хоша, отступая.
— А ты против?
— Да я тебя самого сейчас…
Художник пожал плечами и кивнул Шайтану. Тот широко улыбнулся, выхватил из-за пазухи пистолет-пулемет «кедр». И выпустил очередь. Хоша рухнул на землю, а вместе с ним и один из быков. Второй остался жив.
Художник был счастлив, как тогда, когда вогнал нож в пузо Бузы в темном парке и думал, что навсегда освободится от той тошноты и неудобства, которые возникают у него при виде подобных скотов. Но не избавился. А сегодня он наконец распрощался навсегда с Хошей. Со своим кровным корешем Хошей.
Художник слишком рано избавился от иллюзий и был благодарен жизни за этот подарок. Он слишком рано узнал, что в мире каждый человек изначально враг. Он слишком рано познал распутных женщин на малинах и убедился, что нет и не может быть в мире такого слова — любовь, что женщина — жадная, похотливая, продажная тварь. И рано узнал, как вредна химера дружбы. Нет в мире друзей. Есть кореша. Кореш — это, в общем-то, тот же враг, но только с которым ты волей обстоятельств плывешь в одну сторону, и у вас общие враги и общие интересы. Любая банда кончала внутренними разборами. Почему? Да потому, что, когда расходились интересы, всю эту трескотню о верности друг другу до могилы, все эти клятвы моментально волной смывало, а оставалась обнаженная простая истина — человек человеку волк. С Хошей их пути разошлись давно, и настало время ставить точку. Художник ненавидел Хошу. Как ненавидел других своих корешей. Это были твари, а не люди. И в этой ненависти была радость освобождения от иллюзий.
На ногах остался один из быков и шофер хлебного фургона. Художник знал, что эти двое были корешами не разлей вода. И что они были верными хошиными псами. И тут его погнала вперед какая-то упругая, веселая волна.
— Ну а с вами что делать? — подошел к шоферу. Тот начал ныть:
— Художник, не убивай… Я все сделаю, но не убивай.
— А зачем ты мне нужен?
— Не надо. Прошу тебя! Прошу!!! Художник повернулся к быку.
— Тоже жить хочешь?
— Хочу, — прохрипел он. Его держал на, мушке Шайтан, готовый в любой миг выпустить очередь.
— Вы с ним кореша, — кивнул в сторону шофера.
— Да.
— На, — Художник вытащил нож. — Убей его.
— Но…
— Своя жизнь дороже. Убей, или умрешь… Бык не решался. И Шайтан выстрелил ему под ноги. Тогда бык взял нож, подошел к своему другу. Постоял напротив него, не решаясь. Потом всхлипнул. Шофер стоял, не веря в происходящее, лишь широкими глазами смотрел на своего самого близкого друга.
— Извини, брат, — бык размахнулся и ударил его ножом в живот.
— Добей, — велел Художник.
— А! — заорал бык и начал наносить один удар за другим.
— Ну что, заработал ты жизнь, — кивнул Художник. — Давай, грузи трупы. Сбросим их в болото вместе с машиной…
ЧАСТЬ IV
ВОДОЧНЫЕ БИТВЫ
Вика лежала на диване в наушниках и слушала записи Битлов, которых хозяин квартиры собрал великое множество. Когда в комнате появился Влад, она удивленно глядела на его грязный костюм: Гурьянов крикнул ему «ложись» — тот и улегся прямо в лужу.
— Небольшая катастрофа. Вика, — сказал Влад.
— Давайте почищу, — она выключила проигрыватель и откинула наушники.
Он протянул ей пиджак, вытащил из шкафа спортивные брюки и переоделся. Тем временем Гурьянов разложил бутерброды, поджарил быстро свиные отбивные, от души присыпав их перцем, сервировал блюдо, украсив маринованными огурчиками, извлек из холодильника запотевшую бутылку водки. Быстро сервировал стол.
— Что за праздник? — спросила Вика.
— Самый главный праздник, — улыбнулся Гурьянов и поднял стопку водки. — Ну что, Влад, с днем рождения.
— Твоими молитвами уже которым по счету.
— У вас день рождения? — удивилась Вика.
— Скажем так: незапланированный день рождения, — засмеялся Гурьянов. — Молодец, Влад, хорошо рухнул.
— Как учили…
— Любопытно все же, кто это был? По нашему делу? Или по твоим старым?
— Это нам предстоит выяснить.
Закончив обед, Влад и Гурьянов уединились в комнате на небольшой военный совет. Вика уже была научена сидеть в таких случаях тихо в другой комнате и не высовывать носа, поскольку все эти подробности не для ее ушей.
Влад коротко изложил, что узнал об ахтумской бригаде.
— Твой Крошка действительно принесет что-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77