— Смотри, что за морда!
Сопредседатель фонда помощи бездомным детям твердил о проблемах детской беспризорности. О необходимости быть добрее в наше нелегкое время. О дефиците человечности. И перечислял конкретные дела фонда — сколько детей они спасли от голодной смерти.
— Ух ты, Политик! — воскликнул Художник.
— Он.
— Интересно, он по-прежнему под торгуевцами?
— Те его не упустят.
— Да, — кивнул Художник.
И забыл о Политике на четыре месяца. Но однажды прямо у Петровки, 38 торгуевский главарь Зеленый назначил стрелку чеченцам, надеясь, что около здания ГУВД на него никто не покусится. А его цинично застрелили чуть ли не под окнами у начальника московской милиции. Так начался крупный разбор, а крупные разборы, как практика показывает, не доводят до добра никого. Ствол на ствол. Отчаяние на отчаяние. Ненависть на ненависть. И в конце — одни пепелища.
Схема обычная. В ответ торгуевские расстреляли троих чеченских боевиков. Те в долгу не остались. Тут включился РУБОП и розыск. Прошли широкой волной аресты.
— Все, торгуевская команда перестала существовать, — подвел итог на совете стаи Художник. — Остались быки. Но у них нет ни мозгов, ни связей — ничего. Всех, кто хоть что-то представлял из себя, выбили.
— А нам что? — спросил Армен.
— Сейчас будут наследство делить, — сказал Художник.
— Нам вряд ли что обломится, покачал головой Армен. — Там других голодных полно.
— А это мы еще увидим.
На следующее утро, наведя соответствующие справки, Художник приоделся получше и отправился в офис фирмы «Ак-Раме» на Тверской. С некоторым трудом он прорвался в помещение. Его провожал один из охранников.
— Как вас представить? — спросила его секретарша;
— Андрей Викторович.
— Вам Георгий Николаевич назначал?
— Нет. Но он будет рад нас видеть.
— Вы уверены? — с сомнением произнесла секретарша.
— Да. Вы только скажите — тот самый Андрей. Любитель детского кино. Мы с ним на даче виделись.
Секретарша нажала на кнопку телефона и передала все так, как сказал Художник.
Когда он зашел в кабинет Политика, тот глядел затравленно, попытался улыбнуться, но губы его тряслись.
— Помнишь меня, детолюб?
— Помню, — кивнул Политик. — Как же. Хорошо помню.
— Люблю людей с хорошей памятью. А то некоторые быстро забывают. Приходится напоминать.
— Столько лет прошло.
— Не так уж и много. Но жизнь быстро течет. Все меняется. Тяжелая жизнь. Люди уходят. Вон, телевизор смотрел. Зеленый погиб.
— А мне что?
— У скольких контор крышу унесло.
— Знаешь, сколько ко мне уже приходило с предложениями о крыше? — нервно произнес хозяин офиса.
— Сколько?
— Приходили.
— И ты отказал?
— Я сказал, что подумаю.
— Серьезные люди приходили?
— С Реутово. Под Зеленым работали. У них такой смуглый зверь старший. Гибоном кличут.
— Наследники из Калькутты, — насмешливо произнес Художник.
— Они говорят, что да.
— А ты что думаешь?
— А я с людьми советуюсь.
— Кому упасть в объятия — вопрос нешуточный. Очень важный вопрос. Только выхода-то у тебя, детолюб, нет. Наша скромная благотворительная организация — тебе по духу самая близкая.
— Это почему?
— А ты не знаешь? — ласково улыбнулся Художник. — по тому что у меня богатая коллекция видеозаписей.
— Этого достаточно?
— Ты справки-то наведи насчет нас. Мы в узких кругах юли широко известные. Короче, всех отсылай к нам. Стрела нужна — будет стрела… Телефончик возьми. Пригодится.
Ждать пришлось недолго; Самозваные наследники покойного Зеленого завалились к Политику опять. А потом позвонили Художнику.
— Знаешь, пацан, — глухой рык принадлежал тому самому Гибону. — Есть такая поговорка — будем считать, что я вас тут не видел.
— Зато я вас вижу, — сказал Художник. — Только видеть можно по-разному. В красных розах. В гробу… Отвалите, братаны, тут не ваше место.
— И не твое. Преступишь порог «Акраме» — будем мочить. Всех.
— Что мы как не свои — по телефону. Стрела?.. Только третейских судей не приводи. Для нас авторитетов нет.
— Стрела, — кивнул Гибон.
Художник успел разузнать, что эта реутовская бригада держала один из рынков и выбивала долги, то есть занималась тем, чем и должна заниматься бригада средней руки. Она входила в государство Зеленого. И теперь бросилась подбирать то, что упало…
Стрелка — вещь ответственная. Возможны многочисленные подлости. Одна из сторон может вызвать милицию, а сама не появится — тогда она становится вне закона, но часто ее этот закон ничуть не колышит. Другой вариант — все может закончиться взаимной бойней. И тут все зависит от подготовки, вооружений, количественного состава и решимости сторон. В Подмосковье на некоторые стрелки, особенно в начале девяностых годов, съезжались по две сотни боевиков.
— Сколько они реально выставят? — спросил Шайтан.
— Нагрянут человек тридцать, — сказал Художник. — Могут и больше, но тогда покажут себя дураками и трусами. Это будет не стрелка, а праздничная демонстрация. В наше время это неприлично.
— И Гибон скорее всего с тобой выйдет говорить, — сказал Армен. — А что мы им противопоставим?
— Такой толпы у нас нет.
— А есть желание, чтобы было по-нашему, — сказал Армен.
— И никто нас с правильной дороги не свернет. Правда Шайтан? — Художник потрепал его по плечу. — Какие мысли?
— Надо покумекать, как эту гору своротить…
— Ox, что будет… Как вы думаете, они нас отпустят? — нудил Политик. — Отпустят, я думаю…
— Хрен они нас отпустят, — сказал более прагматичный и искушенный в бандитских делах Муха.
— Тогда надо попытаться бежать.
— Хрен ты убежишь, — вздохнул Муха.
И был прав.
Влад, которому надоело выслушивать эти причитания, выключил приемник.
Муха и Политик томились вместе в подвале. И даже сидели на одной цепи. И беседовали друг с другом, поскольку больше беседовать там было не с кем. Влад поставил там микрофон, но ничего интересного не услышал. Ладно, когда операция завершится, они выпустят их, кому они нужны… Только лишняя вонь…
План полковника был прост и вместе с тем требовал детальной проработки, учета большого количества случайностей. Комбинация была многоходовая. Ход первый — похищается чемодан с уральскими деньгами и подкидывается! Художнику мысль, что это дело рук людей Киборга. Ход второй — у Киборга в свою очередь захватывается банкир, звонок от имени Художника, выставляется претензия по старым спорам и за похищенный чемодан денег. И назначается стрелка для разбора. Потом прозвон Художнику, назначение стрелки и ему. Мошеннический старый трюк — они будут считать, что говорят друг с другом, не представляя, что появился почтальон, который переписывает письма. Расчет был на то, что Художник и Киборг настолько ненавидят друг друга, что дуются, как дети, предпочитая общаться через своих помощников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Сопредседатель фонда помощи бездомным детям твердил о проблемах детской беспризорности. О необходимости быть добрее в наше нелегкое время. О дефиците человечности. И перечислял конкретные дела фонда — сколько детей они спасли от голодной смерти.
— Ух ты, Политик! — воскликнул Художник.
— Он.
— Интересно, он по-прежнему под торгуевцами?
— Те его не упустят.
— Да, — кивнул Художник.
И забыл о Политике на четыре месяца. Но однажды прямо у Петровки, 38 торгуевский главарь Зеленый назначил стрелку чеченцам, надеясь, что около здания ГУВД на него никто не покусится. А его цинично застрелили чуть ли не под окнами у начальника московской милиции. Так начался крупный разбор, а крупные разборы, как практика показывает, не доводят до добра никого. Ствол на ствол. Отчаяние на отчаяние. Ненависть на ненависть. И в конце — одни пепелища.
Схема обычная. В ответ торгуевские расстреляли троих чеченских боевиков. Те в долгу не остались. Тут включился РУБОП и розыск. Прошли широкой волной аресты.
— Все, торгуевская команда перестала существовать, — подвел итог на совете стаи Художник. — Остались быки. Но у них нет ни мозгов, ни связей — ничего. Всех, кто хоть что-то представлял из себя, выбили.
— А нам что? — спросил Армен.
— Сейчас будут наследство делить, — сказал Художник.
— Нам вряд ли что обломится, покачал головой Армен. — Там других голодных полно.
— А это мы еще увидим.
На следующее утро, наведя соответствующие справки, Художник приоделся получше и отправился в офис фирмы «Ак-Раме» на Тверской. С некоторым трудом он прорвался в помещение. Его провожал один из охранников.
— Как вас представить? — спросила его секретарша;
— Андрей Викторович.
— Вам Георгий Николаевич назначал?
— Нет. Но он будет рад нас видеть.
— Вы уверены? — с сомнением произнесла секретарша.
— Да. Вы только скажите — тот самый Андрей. Любитель детского кино. Мы с ним на даче виделись.
Секретарша нажала на кнопку телефона и передала все так, как сказал Художник.
Когда он зашел в кабинет Политика, тот глядел затравленно, попытался улыбнуться, но губы его тряслись.
— Помнишь меня, детолюб?
— Помню, — кивнул Политик. — Как же. Хорошо помню.
— Люблю людей с хорошей памятью. А то некоторые быстро забывают. Приходится напоминать.
— Столько лет прошло.
— Не так уж и много. Но жизнь быстро течет. Все меняется. Тяжелая жизнь. Люди уходят. Вон, телевизор смотрел. Зеленый погиб.
— А мне что?
— У скольких контор крышу унесло.
— Знаешь, сколько ко мне уже приходило с предложениями о крыше? — нервно произнес хозяин офиса.
— Сколько?
— Приходили.
— И ты отказал?
— Я сказал, что подумаю.
— Серьезные люди приходили?
— С Реутово. Под Зеленым работали. У них такой смуглый зверь старший. Гибоном кличут.
— Наследники из Калькутты, — насмешливо произнес Художник.
— Они говорят, что да.
— А ты что думаешь?
— А я с людьми советуюсь.
— Кому упасть в объятия — вопрос нешуточный. Очень важный вопрос. Только выхода-то у тебя, детолюб, нет. Наша скромная благотворительная организация — тебе по духу самая близкая.
— Это почему?
— А ты не знаешь? — ласково улыбнулся Художник. — по тому что у меня богатая коллекция видеозаписей.
— Этого достаточно?
— Ты справки-то наведи насчет нас. Мы в узких кругах юли широко известные. Короче, всех отсылай к нам. Стрела нужна — будет стрела… Телефончик возьми. Пригодится.
Ждать пришлось недолго; Самозваные наследники покойного Зеленого завалились к Политику опять. А потом позвонили Художнику.
— Знаешь, пацан, — глухой рык принадлежал тому самому Гибону. — Есть такая поговорка — будем считать, что я вас тут не видел.
— Зато я вас вижу, — сказал Художник. — Только видеть можно по-разному. В красных розах. В гробу… Отвалите, братаны, тут не ваше место.
— И не твое. Преступишь порог «Акраме» — будем мочить. Всех.
— Что мы как не свои — по телефону. Стрела?.. Только третейских судей не приводи. Для нас авторитетов нет.
— Стрела, — кивнул Гибон.
Художник успел разузнать, что эта реутовская бригада держала один из рынков и выбивала долги, то есть занималась тем, чем и должна заниматься бригада средней руки. Она входила в государство Зеленого. И теперь бросилась подбирать то, что упало…
Стрелка — вещь ответственная. Возможны многочисленные подлости. Одна из сторон может вызвать милицию, а сама не появится — тогда она становится вне закона, но часто ее этот закон ничуть не колышит. Другой вариант — все может закончиться взаимной бойней. И тут все зависит от подготовки, вооружений, количественного состава и решимости сторон. В Подмосковье на некоторые стрелки, особенно в начале девяностых годов, съезжались по две сотни боевиков.
— Сколько они реально выставят? — спросил Шайтан.
— Нагрянут человек тридцать, — сказал Художник. — Могут и больше, но тогда покажут себя дураками и трусами. Это будет не стрелка, а праздничная демонстрация. В наше время это неприлично.
— И Гибон скорее всего с тобой выйдет говорить, — сказал Армен. — А что мы им противопоставим?
— Такой толпы у нас нет.
— А есть желание, чтобы было по-нашему, — сказал Армен.
— И никто нас с правильной дороги не свернет. Правда Шайтан? — Художник потрепал его по плечу. — Какие мысли?
— Надо покумекать, как эту гору своротить…
— Ox, что будет… Как вы думаете, они нас отпустят? — нудил Политик. — Отпустят, я думаю…
— Хрен они нас отпустят, — сказал более прагматичный и искушенный в бандитских делах Муха.
— Тогда надо попытаться бежать.
— Хрен ты убежишь, — вздохнул Муха.
И был прав.
Влад, которому надоело выслушивать эти причитания, выключил приемник.
Муха и Политик томились вместе в подвале. И даже сидели на одной цепи. И беседовали друг с другом, поскольку больше беседовать там было не с кем. Влад поставил там микрофон, но ничего интересного не услышал. Ладно, когда операция завершится, они выпустят их, кому они нужны… Только лишняя вонь…
План полковника был прост и вместе с тем требовал детальной проработки, учета большого количества случайностей. Комбинация была многоходовая. Ход первый — похищается чемодан с уральскими деньгами и подкидывается! Художнику мысль, что это дело рук людей Киборга. Ход второй — у Киборга в свою очередь захватывается банкир, звонок от имени Художника, выставляется претензия по старым спорам и за похищенный чемодан денег. И назначается стрелка для разбора. Потом прозвон Художнику, назначение стрелки и ему. Мошеннический старый трюк — они будут считать, что говорят друг с другом, не представляя, что появился почтальон, который переписывает письма. Расчет был на то, что Художник и Киборг настолько ненавидят друг друга, что дуются, как дети, предпочитая общаться через своих помощников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77