На «Запорожце», в белом костюме и с бабочкой, — заключил Володя.
— С какой такой бабочкой? — буркнул Пенсия, — Зачем ему бабочка, когда у него такая деваха, как Марианка есть?
— Деревня, — постучал пальцем по столу Володя, — Бабочка это галстук.
— А, — с понятием протянул алкаш.
— После этого Марианка дома не ночевала. Потом появилась — морда довольная, — Володя сплюнул на землю и затянулся «Мальборо». — Дура!
— И чего, крутого домой не таскала? — спросил я.
— Не, чего не было, того не было, — покачал головой Володя. — Они где-то еще встречались, А последние дни Марианка тоскует. Ох, тоскует… Я ей говорю — я человек свободный. Выдра-то моя — это так, одно слово, что расписаны, — завел он. — Я с ней…
— Закончил! — завопил до того стойко молчавший четвертый алкаш и врезал фишкой об стол.
Я перевернул костяшки и, вздохнув, начал считать очки. Получалось, что пивом опять буду поить компанию я.
— Вон Марианка! — весь подобравшись и даже протрезвев слегка, воскликнул Володя, вперившись взором в идущую по тротуару с гордо поднятой головой девушку. Она была дородна и крепка — такие гипсовые с веслом в парке стояли. Значит, Инженеру по душе крупные формы.
Что ж, Марианна, я тоже переживаю, что Инженер исчез. И ждать мы его будем вместе…
Этой же ночью я присоединился к ее телефону, умудрился закинуть в квартиру микрофон, оставил во дворе старенькую машину — «Жигуль» первой модели, в котором была аппаратура считывания.
Теперь будем ждать…
На платформе партийного грузовика стояла огромная бочка пива — уже третья. Вокруг кружился, давился, матерился, ликовал, балдел, огорчался, стонал, стенал и вопил народ. Пиво! В этом слове есть нечто сокровенное, что толкает людей вперед и заставляет работать локтями. Потому что пиво бесплатное. Потому что пива — хоть залейся. И потому что, поднапрягшись, добраться до этого пива возможно.
К пивку прилагались листовки с суровым ликом вождя и синим по белому воззванием: «Голосуйте за либеральную партию! Мы вас любим!»
Либеральная партия любила этих людей. А люди сейчас любили либеральную партию. Потому что давали пиво. Потому что было весело. Потому что из уст ораторов-либералов звучали не заунывные призывы типа «спасем отечество», «обеспечим победу рынка на всех фронтах», а неслись такие любимые и понятные нашему человеку мат, площадная брань, веселые и чудовищные обвинения всех и вся. А главное — обещания.
Эдуарда Ширшиновского сегодня не было. Он доверил общение с любителями пива перед Всероссийским выставочным центром своим наиболее шустрым и говорливым помощникам. Конечно, до шефа им было далековато, но они вызубрили основные постулаты и пристрастия избирателя.
— Голосуйте за нас, и Россия поднимется с колен! Это заверение особого интереса не вызвало. Жалкие хлопки,
— Пенсии — в три раза вырастут. Зарплаты — в четыре!
Оживления больше. Крики — даешь!
— Всеобщая амнистия! Оживление росло.
— И водка подешевеет в три раза!
Секундный шок. И буря! Восторг был искренний. Дальше в том же тоне. Заводы — рабочим. Банки — банкирам. Менты — гады. Каждому мужчине — по несколько жен. Каждой женщине — по непьющему мужу. Но все равно водка — дешевле в три раза…
А пиво все лилось. Из ковша — всем желающим. Кто-то подставлял ладони. Кому-то пиво лилось на лицо, и мужики счастливо жмурились, будто снизошло с небес нечто высокое. Двое чуть не подрались из-за пластмассовой кружки, которые сперва давали желающим.
— Голосуйте… Голосуйте, — увещевали ораторы, как телепроповедники., .
Депутат тоже был там. Речь его была коротенькая. Он туманно пообещал, что все ответят за все, и слез с трибуны.
Митинг еще не закончился, а Депутат с еще двумя функционерами уселся в свой «БМВ» и отчалил прочь.
Машина понеслась в центр. И через двадцать минут была на Сретенке.
Две недели назад закончилась реставрация трехэтажного краснокирпичного особняка за чугунным забором — это штаб-квартира партии Эдуарда Ширшиновского. Вся улица перед ней была заставлена машинами. Сегодня рыбный день. То есть можно половить рыбу в мутной воде. Сегодня орлы Ширшиновс-кого делили в штаб-квартире партийную кассу. Туда были приглашены уважаемые люди — Председатель правления «Луна-банка», атаман крупной подмосковной шайки, которая держит крышу одиннадцати московским ночным клубам, а либеральная партия, по мере сил, держит крышу ей.
Депутат прошел мимо двух «ястребов Ширшиновского» — румяных молодчиков в синей форме, вытянувшихся во фрунт при его подходе. Он небрежно потрепал одного по щеке и зашел в особняк.
Это надолго, я надеялся перехватить Депутата с митинга, но не получилось. Придется пообщаться где-нибудь, чтобы не мозолить здесь глаза.
Раз в кои-то веки я решил прогуляться по улице. Расслабиться. Почувствовать себя обычной частичкой в людском потоке этого города. Притом принарядился из гардероба я так, что никто меня не узнает, и потому был спокоен.
Народу на улице было полно. Люди куда-то целеустремленно двигались, внешне совершенно хаотично. Когда смотришь на пешехода, трудно представить, что у него есть еще какая-то цель в жизни, кроме как толпой мерять шагами улицы.
У метро «Сухаревская» бурлил человеческий водоворот. Торговали книгами, газетами, красивыми, будто игрушечными, фруктами. Тут же работала церковная торговая лавка. С машины двое кавказцев продавали рязанскую картошку, и к ним выстроилась большая очередь — продавали недорого, привычно обвешивая с килограмма граммов на двести.
Я дошел до Сретенского монастыря. В храме было спокойно, величественно и хорошо. Сверху, из-под купола, струились потоки энергии — сияющий золотой дождь. Те, кто имеет хоть зачатки сверхвосприятия, прекрасно знают, что добрый Храм притягивает эту энергию. Притягивает благодать, очищающую и возвышающую душу. А этот храм был добрый.
Естественно, как всегда, мне стало стыдно, что я занимаюсь греховными делами. Я раскаялся. Мне захотелось искупить грехи и очистить душу. И, как всегда после этого, понял, что в монастырь не уйду. Что буду грешить и дальше. Ибо такая у меня дорога — искупать грех через грех. Все-таки я воин. А у воина в руках меч…
Пора возвращаться обратно.
Я выбрал маршрут, чтобы, не привлекая особого внимания, пройти мимо особняка. И понял, что со своими предосторожностями не переборщил ничуть. Близко к партийному особняку приближаться не стоило. Там было горячо. Там была какая-то опасность.
Знакомое ощущение — будто легкий обруч сдавил голову. Он всегда сдавливает, когда поблизости ходит смерть…
— Черт, что здесь происходит?
Я пригляделся, выбирая позицию, с которой лучше вести наблюдение. Кафе «Лебедь» чуть подальше особняка? Оттуда все видно через большие — от потолка до пола — стекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— С какой такой бабочкой? — буркнул Пенсия, — Зачем ему бабочка, когда у него такая деваха, как Марианка есть?
— Деревня, — постучал пальцем по столу Володя, — Бабочка это галстук.
— А, — с понятием протянул алкаш.
— После этого Марианка дома не ночевала. Потом появилась — морда довольная, — Володя сплюнул на землю и затянулся «Мальборо». — Дура!
— И чего, крутого домой не таскала? — спросил я.
— Не, чего не было, того не было, — покачал головой Володя. — Они где-то еще встречались, А последние дни Марианка тоскует. Ох, тоскует… Я ей говорю — я человек свободный. Выдра-то моя — это так, одно слово, что расписаны, — завел он. — Я с ней…
— Закончил! — завопил до того стойко молчавший четвертый алкаш и врезал фишкой об стол.
Я перевернул костяшки и, вздохнув, начал считать очки. Получалось, что пивом опять буду поить компанию я.
— Вон Марианка! — весь подобравшись и даже протрезвев слегка, воскликнул Володя, вперившись взором в идущую по тротуару с гордо поднятой головой девушку. Она была дородна и крепка — такие гипсовые с веслом в парке стояли. Значит, Инженеру по душе крупные формы.
Что ж, Марианна, я тоже переживаю, что Инженер исчез. И ждать мы его будем вместе…
Этой же ночью я присоединился к ее телефону, умудрился закинуть в квартиру микрофон, оставил во дворе старенькую машину — «Жигуль» первой модели, в котором была аппаратура считывания.
Теперь будем ждать…
На платформе партийного грузовика стояла огромная бочка пива — уже третья. Вокруг кружился, давился, матерился, ликовал, балдел, огорчался, стонал, стенал и вопил народ. Пиво! В этом слове есть нечто сокровенное, что толкает людей вперед и заставляет работать локтями. Потому что пиво бесплатное. Потому что пива — хоть залейся. И потому что, поднапрягшись, добраться до этого пива возможно.
К пивку прилагались листовки с суровым ликом вождя и синим по белому воззванием: «Голосуйте за либеральную партию! Мы вас любим!»
Либеральная партия любила этих людей. А люди сейчас любили либеральную партию. Потому что давали пиво. Потому что было весело. Потому что из уст ораторов-либералов звучали не заунывные призывы типа «спасем отечество», «обеспечим победу рынка на всех фронтах», а неслись такие любимые и понятные нашему человеку мат, площадная брань, веселые и чудовищные обвинения всех и вся. А главное — обещания.
Эдуарда Ширшиновского сегодня не было. Он доверил общение с любителями пива перед Всероссийским выставочным центром своим наиболее шустрым и говорливым помощникам. Конечно, до шефа им было далековато, но они вызубрили основные постулаты и пристрастия избирателя.
— Голосуйте за нас, и Россия поднимется с колен! Это заверение особого интереса не вызвало. Жалкие хлопки,
— Пенсии — в три раза вырастут. Зарплаты — в четыре!
Оживления больше. Крики — даешь!
— Всеобщая амнистия! Оживление росло.
— И водка подешевеет в три раза!
Секундный шок. И буря! Восторг был искренний. Дальше в том же тоне. Заводы — рабочим. Банки — банкирам. Менты — гады. Каждому мужчине — по несколько жен. Каждой женщине — по непьющему мужу. Но все равно водка — дешевле в три раза…
А пиво все лилось. Из ковша — всем желающим. Кто-то подставлял ладони. Кому-то пиво лилось на лицо, и мужики счастливо жмурились, будто снизошло с небес нечто высокое. Двое чуть не подрались из-за пластмассовой кружки, которые сперва давали желающим.
— Голосуйте… Голосуйте, — увещевали ораторы, как телепроповедники., .
Депутат тоже был там. Речь его была коротенькая. Он туманно пообещал, что все ответят за все, и слез с трибуны.
Митинг еще не закончился, а Депутат с еще двумя функционерами уселся в свой «БМВ» и отчалил прочь.
Машина понеслась в центр. И через двадцать минут была на Сретенке.
Две недели назад закончилась реставрация трехэтажного краснокирпичного особняка за чугунным забором — это штаб-квартира партии Эдуарда Ширшиновского. Вся улица перед ней была заставлена машинами. Сегодня рыбный день. То есть можно половить рыбу в мутной воде. Сегодня орлы Ширшиновс-кого делили в штаб-квартире партийную кассу. Туда были приглашены уважаемые люди — Председатель правления «Луна-банка», атаман крупной подмосковной шайки, которая держит крышу одиннадцати московским ночным клубам, а либеральная партия, по мере сил, держит крышу ей.
Депутат прошел мимо двух «ястребов Ширшиновского» — румяных молодчиков в синей форме, вытянувшихся во фрунт при его подходе. Он небрежно потрепал одного по щеке и зашел в особняк.
Это надолго, я надеялся перехватить Депутата с митинга, но не получилось. Придется пообщаться где-нибудь, чтобы не мозолить здесь глаза.
Раз в кои-то веки я решил прогуляться по улице. Расслабиться. Почувствовать себя обычной частичкой в людском потоке этого города. Притом принарядился из гардероба я так, что никто меня не узнает, и потому был спокоен.
Народу на улице было полно. Люди куда-то целеустремленно двигались, внешне совершенно хаотично. Когда смотришь на пешехода, трудно представить, что у него есть еще какая-то цель в жизни, кроме как толпой мерять шагами улицы.
У метро «Сухаревская» бурлил человеческий водоворот. Торговали книгами, газетами, красивыми, будто игрушечными, фруктами. Тут же работала церковная торговая лавка. С машины двое кавказцев продавали рязанскую картошку, и к ним выстроилась большая очередь — продавали недорого, привычно обвешивая с килограмма граммов на двести.
Я дошел до Сретенского монастыря. В храме было спокойно, величественно и хорошо. Сверху, из-под купола, струились потоки энергии — сияющий золотой дождь. Те, кто имеет хоть зачатки сверхвосприятия, прекрасно знают, что добрый Храм притягивает эту энергию. Притягивает благодать, очищающую и возвышающую душу. А этот храм был добрый.
Естественно, как всегда, мне стало стыдно, что я занимаюсь греховными делами. Я раскаялся. Мне захотелось искупить грехи и очистить душу. И, как всегда после этого, понял, что в монастырь не уйду. Что буду грешить и дальше. Ибо такая у меня дорога — искупать грех через грех. Все-таки я воин. А у воина в руках меч…
Пора возвращаться обратно.
Я выбрал маршрут, чтобы, не привлекая особого внимания, пройти мимо особняка. И понял, что со своими предосторожностями не переборщил ничуть. Близко к партийному особняку приближаться не стоило. Там было горячо. Там была какая-то опасность.
Знакомое ощущение — будто легкий обруч сдавил голову. Он всегда сдавливает, когда поблизости ходит смерть…
— Черт, что здесь происходит?
Я пригляделся, выбирая позицию, с которой лучше вести наблюдение. Кафе «Лебедь» чуть подальше особняка? Оттуда все видно через большие — от потолка до пола — стекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73