Господи, какой мусор может плавать в голове, как в грязном Пруду!
— Элла, — бодро крикнул он.
Толкнул дверь — она была не заперта.
На этот раз ему в лицо дохнуло паром. Он прижмурил глаза.
— Элла, — вновь произнес он.
Открыл глаза.
И оторопел…
В ванной никого не было.
— Элла, — растерянно повторил он, будто ожидая, что она появится из-под раковины. — Что за шутки? Он прислонился спиной к кафельной стене. Потом он начал схватывать детали. Халат, в который закутывалась Элла, висел на Крючке.
— Элла! — позвал он, выйдя из ванной.
Никто не откликнулся. Он обошел всю квартиру. У него теперь не было ни страха, ни отчаяния. Навалилось медвежьей тушей какое-то отупение.
Он сделал несколько открытий. Элла исчезла. И все вещи она оставила в квартире, так что можно было сделать вывод — исчезла она в чем мать родила. Может, улетела, как Маргарита, на метле?..
Следующее открытие было еще более ошеломляющим.
Он наконец обратил внимание на то, на что должен был обратить с самого начала. На часах было двадцать минут четвертого. У него вылетело из сознания почти полтора часа. Они не могли пролететь за мгновение, на которое он отключился. Это было просто невозможно.
Ну и еще… Он заметил в ванной следы крови. И тут же смыл их душем. Потом опустился на пол и обхватил голову руками. Голова была пустая и гулкая, как чугунный котелок…
Валдаева расстреливали из пулемета. Пули со звоном лупили ему в грудь и рикошетили, впиваясь в стены…
Он замычал, повернулся на другой бок и приоткрыл глаза. То не пулемет строчил, а телефон звонил. Валдаев тупо посмотрел на аппарат, еще не в состоянии понять, что происходит и где он находится. Ему не хотелось ничего вспоминать. Он знал, что воспоминания эти лежат зловонным болотом где-то в туманной низине его сознания и лучше не трогать эту трясину.
И тут он вспомнил все разом. Вспомнил ночь. Вспомнил шелест душа. Вспомнил об Элле!
На кресле лежали ее вещи. Возникла дикая мысль: сама Элла будто сожрана монстром с темной стороны и от нее осталась только мятая обертка, как от съеденной конфеты, — колготки, платье, бюстгальтер, туфли.
Ночью, когда он понял, что дела плохи, ему захотелось отключиться от всего этого. Он съел одну таблетку снотворного. Не подействовало. Тогда отведал еще одну — и провалился в глубокий сон.
Телефон продолжал трезвонить.
Подушка была влажная от пота. Неприятно влажная.
— У, бисова сила, — прошептал Валдаев, с ненавистью скосив глаз на телефон.
Ничего хорошего от этого аппарата он не ждал.
Звонил кто-то очень настырный. Наконец телефон прервал свою трель. Но вскоре зазвенел вновь.
Валдаев протянул руку, сжал радиотрубку, как горло змеи. Подержал ее так пару секунд. Потом нехотя произнес:
— Да…
Внутри он подобрался в дурном предчувствии. Кого он ожидал услышать? Кого-то, кого хотел бы не слышать еще лет сто? Или опять это проклятое, многозначительное молчание?
— Валдаев, — донесся жизнерадостный голос ответственного секретаря «Запределья». — Шеф тут с бодуна порастал над твоим материалом. И запутался. Нужно в номер набирать.
— С каким материалом?
— О шаманах-киллерах.
— А.
— Так что ты подъедь глянь.
— Ох.
— Ты тоже с бодуна? — с бесцеремонным сочувствием больше походящим на подначку, осведомился ответственный секретарь.
— Тоже.
— А я завязал. Как отрубил.
— Часа через полтора буду.
— Ждем с нетерпением…
Пролежав еще несколько минут, Валдаев нехотя поднялся. Состояние у него было, будто его отметелили пыльным мешком. Во рту сухо, голова тяжелая. И в ушах колокольный звон…
Ему хотелось сейчас или напиться, или снова наесться снотворного. Он неожиданно позавидовал наркоманам, у которых от всех невзгод одно средство: дозу в вену — и в космос. И главное — жизнь короткая, мучаться недолго.
Валдаев с отвращением выпил растворимого кофе — зернистый варить не хотелось. Кофе был из новой банки, которую он купил в магазине у метро. На вкус — дрянь дрянью, хоть и из дорогих.
Через силу съел пару бутербродов — с ветчиной и с сыром. Потом набрал номер, ощущая, как ухает в груди сердце. Он бросил в пространство всю энергию надежды в безмолвном призыве: «Отзовись!»
Длинные гудки. Никто не отозвался.
Он прозвонил еще три раза, чувствуя, как надежда тает снеговиком на сковородке.
Бесполезно. Эллы дома не было. Он выполз на улицу, сжимая «дипломат» в руке. Рядом с остановкой он невольно убыстрил шаг, увидев знакомый бандитский синий «Форд» около азербайджанской палатки с фруктами и тех же двух мордоворотов. Тот, что поменьше, Крыс, шушукался с небритым хозяином палатки и перекладывал себе в карман засаленные мятые купюры. Второй, бычешеий, засунув руки в карманы, хмуро настороженно оглядывался по сторонам.
Крыс положил деньги в карман. И кинул напарнику, как сплюнул:
— Пошли.
Но бычешеий, как назло, заметил Валдаева и танком пополз к нему.
— Э, братан, — прикрикнул он. — Ну что, не надумал?
— Чего не надумал? — Валдаев остановился и уставился куда-то в землю. Он читал, что лесным гориллам нельзя смотреть в глаза — это вызывает у них приступ ярости.
— Насчет хаты? Куда тебе две комнаты?
— Что? — непонимающе спросил Валдаев. Бычешеий протянул руку и дернул журналиста за ворот куртки, отчего голова качнулась.
Валдаев с тоской огляделся, видя, как прохожие стыдливо отводят взгляды. Никто не хотел ни с кем связываться. Люди вообще не хотели ничего видеть. Это искусство жителя большого города — видеть только то, что тебя не огорчит.
— Падла, — бычешеий злобно скривился, причмокнул и маленькими злыми глазками уперся в Валдаева. — Падла ты, лысый. Сам говорил, что согласный… Мы поработали.
— Вы о чем? Когда я вам что говорил?! — возмутился Валдаев.
— Ты что, забывчивый такой? — Бычешеий притянул Валдаева к себе поближе, и тот ощутил исходящий из оскаленной пасти отвратный запах гнилых зубов и перегара. — Башка дырявая, да? Так мы бошки не только пробиваем, но и конопатим.
— Ладно, оставь, — сказал Крыс. — Номер квартиры знаем. Еще свидимся…
Бычешеий оттолкнул Валдаева, так что тот едва сумел устоять на ногах, и направился к машине.
Валдаев разгладил на груди куртку. Ноги были ватные. Но после того, что было ночью, он вдруг ощутил осоловелость и равнодушие. Ему неожиданно представилось, что эти двое злодеев — вовсе не настоящие. И город этот ненастоящий. Он состоит из грязных кубов гигантских игрушечных домов, в которых живут умные заводные куклы. Они куда-то стремятся, что-то делают, в них живет пружиной завод. Иногда они ломают друг друга, отрывая головы или режа горла от уха до уха… А иногда они исчезают, оставив одежду, — просто улетают на какие-то свои кукольные шабаши.
Валдаев прикусил губу, пытаясь вернуться к реальности Тут подошел автобус, зашипел, затормозил, и куклы начали ломиться в него…
«Что-то совсем ты плох», — подумал про себя Валдаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61