Иногда, когда голова у него не дергалась, она как-то странно крутилась на шее.
— Просто головоломка, — повторил Калеб. — Мне как-то пришлось побывать в Гарвардском университете, и я запомнил это мудреное слово.
— А что оно означает, сэр? — поинтересовался Калл.
— Думаю, это латинское слово, — предположил Гас.
Одна из его сестер пыталась научить его латыни и ему очень хотелось удивить Калеба Кобба своей образованностью — может, тогда он все же произведет его в сержанты.
— Разве ты ученый человек? — спросил его Калеб.
— Какое там! Просто я подумал, что это латинское слово — я брал уроки этого языка, — ответил Гас. Тут он соврал. Был всего один получасовой урок, после которого он навсегда прекратил учить латынь.
— Я слышал это слово в Бостоне, а в этом городе по-латыни не говорят, — заметил Калеб. — Головоломка — это такое слово, до которого тебе и не допереть. Оно означает, что я не могу догадаться, зачем это за одной маленькой антилопой помчались сразу два следопыта.
— Уходить из лагеря лучше вдвоем, чем в одиночку, — заметил Верзила Билл. — Я, к примеру, вообще не желаю отлучаться без сопровождающего, который знает, как вернуться назад.
— Если Чад не погиб, тогда он ушел от нас, — решила Матильда. — Он говорил, что так или иначе он все же удерет от нас.
— Чего ради он станет удирать? — удивился Калеб. — Мы находимся на возвышенной равнине. Тут столько удивительного.
— Удрал, взял да удрал, — твердила Матильда — Догадываюсь, что удрал и бросил меня.
Матильда снова не выдержала и разрыдалась. Поплакав некоторое время, она принялась вопить. Все ее грузное тело сотрясалось, она вопила так истошно и громко, будто пыталась вывернуть наизнанку все свое нутро. В тишине пустынных прерий ее вопли разносились далеко окрест. От них мужчинам становилось не по себе — казалось, что среди рейнджеров воет одинокая волчица. Никто не понимал, почему она так переживает. Ведь Чадраш ушел подстрелить антилопу, а Матильда ревет и воет, будто он и впрямь покинул ее.
Многие рейнджеры отходили подальше, не желая слушать ее вопли. Как-никак она все же была проститутка. Никто не просил ее приклеиваться к старому Чадрашу. Он был горец, а горцы рождены для бродяжничества в одиночку.
Некоторые надеялись, что теперь Матильда снова займется проституцией — им предстоит еще долго шагать и шагать, и Матильда могла бы внести разнообразие в монотонность пешего перехода. Но другие, и Верзила Билл в их числе, слыша ее рыдания, придерживались иного мнения. Женщина вопила, словно дикий зверь, и не просто зверь, а напуганный. Теперь трахаться с ней — дело опасное. К тому же Чадраш, может, вовсе и не удрал. Он явится в самый неподходящий момент и тогда задаст обидчику жару.
Калеба Кобба вопли Матильды не трогали. Он поглощал здоровенный кусок конины, изредка поглядывая на рыдающую женщину. Его удивляло, что ее вопли сильно разжалобили рейнджеров. Они столкнулись с любовью, со всей ее таинственностью, и им это не нравилось. Шлюха влюбилась в старого горца. Никто не ожидал такого оборота, но он все же случился. Из-за этого здоровые мужики лишились покоя — подобное событие вовсе не было необходимым, а скорее неестественным. Теперь даже мысль о команчах не так тревожила их. Команчи проделывали то, чего от них ждали, то есть убивали белых людей. Это означало войну не на жизнь, а на смерть, но здесь хоть была уверенность, что так и должно быть. А тут на тебе — какая-то баба воет, словно волчица. Какой же толк от всего этого?
— Любовь — это страшная цена, которую приходится платить за общение с партнером, не так ли, Матти? — произнес Калеб. — Сам я нипочем не платил бы. Лучше уж быть без партнерши.
Мало-помалу вымотавшиеся рейнджеры засыпали один за другим. Гасу захотелось перекинуться в картишки, редкая ночь проходила без того, чтобы его не одолевал зуд к карточной игре. Но сейчас все от него отворачивались. Никто не хотел играть в карты просто так, а расплачиваться было нечем, да вдобавок все хотели пить. К чему играть в карты, когда Бизоний Горб и его воины того и гляди набросятся на них, а Джонни Картидж говорил, что их много.
— Бросьте вы, нет их поблизости, почему бы нам не сыграть? — вопрошал Гас, раздраженный тем, что его друзья на сей раз оказались такими сонями.
Ему даже не отвечали. Его просто не замечали. Рыдания Матти постепенно стихали, в лагере слышалось лишь шуршание карт — это Гас тасовал и перетасовывал колоду.
Калл заступил в дозор — он отошел от лагеря немного в сторону и затаился. Он предпочитал оставаться по ночам в одиночестве, обдумывая все произошедшее за день, если, разумеется, что-то происходило. Вполне может статься, что настанет день, когда придется принимать командование отрядом. Он жаждал учиться, но не было учителей. Это был его второй поход в качестве рейнджера, и оба похода организовывались из рук вон плохо. При всех стычках с индейцами те неизменно побеждали рейнджеров, так что при такой раскладке надеяться можно было лишь на слепую удачу.
Калла не могло не интересовать все это. Калеб Кобб что-то говорил про Гарвардский университет, а майор Шевалье даже учился в военном училище в Уэст-Пойнте. О Гарвардском университете Калл слышал мало, но вот про Уэст-Пойнт он знал кое-что, знал, что там готовят генералов и полковников. Но если выпускники этого училища получали такую хорошую подготовку, почему же они так плохо планируют боевые операции? Тут что-то не так, и все это вызывает беспокойство. Сейчас они находятся в самом центре огромной равнины, а никто, похоже, толком не знает, куда они идут и что нужно делать, чтобы уцелеть в сложившейся ситуации. Никто не знал, как следует организовать поиски доброкачественной воды или какие растения съедобны, если придется их есть. Конечно, можно было бы положиться на охотничьи трофеи, но где она, эта охота, и будет ли она вообще? Даже старый Джизес, кузнец-мексиканец из Сан-Антонио, и тот знал больше про всякие растения, нежели любой из рейнджеров отряда — ну, может, поменьше разве только погибшего Сэма.
Совершенно неправильно допускать, чтобы только двое из всего отряда понимали, что необходимо делать ради спасения рейнджеров. Сэм знал кое-что о том, как вылечивать людей, но он упал в пропасть и разбился, а никто даже не удосужился порасспросить его, как лечить разные раны. Рыдания Матильды хоть и тревожили Калла, но не так сильно, как других парней из отряда. Видимо, она перестанет плакать, когда вконец измотается, а на следующий день, проснувшись, совсем придет в себя. Калу нравилась Матильда: она не однажды оказывала ему помощь. Тот факт, что она влюбилась в Чадраша и прикипела к нему, Калл считал делом, его не касающимся. Люди вольны любить, кого пожелают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
— Просто головоломка, — повторил Калеб. — Мне как-то пришлось побывать в Гарвардском университете, и я запомнил это мудреное слово.
— А что оно означает, сэр? — поинтересовался Калл.
— Думаю, это латинское слово, — предположил Гас.
Одна из его сестер пыталась научить его латыни и ему очень хотелось удивить Калеба Кобба своей образованностью — может, тогда он все же произведет его в сержанты.
— Разве ты ученый человек? — спросил его Калеб.
— Какое там! Просто я подумал, что это латинское слово — я брал уроки этого языка, — ответил Гас. Тут он соврал. Был всего один получасовой урок, после которого он навсегда прекратил учить латынь.
— Я слышал это слово в Бостоне, а в этом городе по-латыни не говорят, — заметил Калеб. — Головоломка — это такое слово, до которого тебе и не допереть. Оно означает, что я не могу догадаться, зачем это за одной маленькой антилопой помчались сразу два следопыта.
— Уходить из лагеря лучше вдвоем, чем в одиночку, — заметил Верзила Билл. — Я, к примеру, вообще не желаю отлучаться без сопровождающего, который знает, как вернуться назад.
— Если Чад не погиб, тогда он ушел от нас, — решила Матильда. — Он говорил, что так или иначе он все же удерет от нас.
— Чего ради он станет удирать? — удивился Калеб. — Мы находимся на возвышенной равнине. Тут столько удивительного.
— Удрал, взял да удрал, — твердила Матильда — Догадываюсь, что удрал и бросил меня.
Матильда снова не выдержала и разрыдалась. Поплакав некоторое время, она принялась вопить. Все ее грузное тело сотрясалось, она вопила так истошно и громко, будто пыталась вывернуть наизнанку все свое нутро. В тишине пустынных прерий ее вопли разносились далеко окрест. От них мужчинам становилось не по себе — казалось, что среди рейнджеров воет одинокая волчица. Никто не понимал, почему она так переживает. Ведь Чадраш ушел подстрелить антилопу, а Матильда ревет и воет, будто он и впрямь покинул ее.
Многие рейнджеры отходили подальше, не желая слушать ее вопли. Как-никак она все же была проститутка. Никто не просил ее приклеиваться к старому Чадрашу. Он был горец, а горцы рождены для бродяжничества в одиночку.
Некоторые надеялись, что теперь Матильда снова займется проституцией — им предстоит еще долго шагать и шагать, и Матильда могла бы внести разнообразие в монотонность пешего перехода. Но другие, и Верзила Билл в их числе, слыша ее рыдания, придерживались иного мнения. Женщина вопила, словно дикий зверь, и не просто зверь, а напуганный. Теперь трахаться с ней — дело опасное. К тому же Чадраш, может, вовсе и не удрал. Он явится в самый неподходящий момент и тогда задаст обидчику жару.
Калеба Кобба вопли Матильды не трогали. Он поглощал здоровенный кусок конины, изредка поглядывая на рыдающую женщину. Его удивляло, что ее вопли сильно разжалобили рейнджеров. Они столкнулись с любовью, со всей ее таинственностью, и им это не нравилось. Шлюха влюбилась в старого горца. Никто не ожидал такого оборота, но он все же случился. Из-за этого здоровые мужики лишились покоя — подобное событие вовсе не было необходимым, а скорее неестественным. Теперь даже мысль о команчах не так тревожила их. Команчи проделывали то, чего от них ждали, то есть убивали белых людей. Это означало войну не на жизнь, а на смерть, но здесь хоть была уверенность, что так и должно быть. А тут на тебе — какая-то баба воет, словно волчица. Какой же толк от всего этого?
— Любовь — это страшная цена, которую приходится платить за общение с партнером, не так ли, Матти? — произнес Калеб. — Сам я нипочем не платил бы. Лучше уж быть без партнерши.
Мало-помалу вымотавшиеся рейнджеры засыпали один за другим. Гасу захотелось перекинуться в картишки, редкая ночь проходила без того, чтобы его не одолевал зуд к карточной игре. Но сейчас все от него отворачивались. Никто не хотел играть в карты просто так, а расплачиваться было нечем, да вдобавок все хотели пить. К чему играть в карты, когда Бизоний Горб и его воины того и гляди набросятся на них, а Джонни Картидж говорил, что их много.
— Бросьте вы, нет их поблизости, почему бы нам не сыграть? — вопрошал Гас, раздраженный тем, что его друзья на сей раз оказались такими сонями.
Ему даже не отвечали. Его просто не замечали. Рыдания Матти постепенно стихали, в лагере слышалось лишь шуршание карт — это Гас тасовал и перетасовывал колоду.
Калл заступил в дозор — он отошел от лагеря немного в сторону и затаился. Он предпочитал оставаться по ночам в одиночестве, обдумывая все произошедшее за день, если, разумеется, что-то происходило. Вполне может статься, что настанет день, когда придется принимать командование отрядом. Он жаждал учиться, но не было учителей. Это был его второй поход в качестве рейнджера, и оба похода организовывались из рук вон плохо. При всех стычках с индейцами те неизменно побеждали рейнджеров, так что при такой раскладке надеяться можно было лишь на слепую удачу.
Калла не могло не интересовать все это. Калеб Кобб что-то говорил про Гарвардский университет, а майор Шевалье даже учился в военном училище в Уэст-Пойнте. О Гарвардском университете Калл слышал мало, но вот про Уэст-Пойнт он знал кое-что, знал, что там готовят генералов и полковников. Но если выпускники этого училища получали такую хорошую подготовку, почему же они так плохо планируют боевые операции? Тут что-то не так, и все это вызывает беспокойство. Сейчас они находятся в самом центре огромной равнины, а никто, похоже, толком не знает, куда они идут и что нужно делать, чтобы уцелеть в сложившейся ситуации. Никто не знал, как следует организовать поиски доброкачественной воды или какие растения съедобны, если придется их есть. Конечно, можно было бы положиться на охотничьи трофеи, но где она, эта охота, и будет ли она вообще? Даже старый Джизес, кузнец-мексиканец из Сан-Антонио, и тот знал больше про всякие растения, нежели любой из рейнджеров отряда — ну, может, поменьше разве только погибшего Сэма.
Совершенно неправильно допускать, чтобы только двое из всего отряда понимали, что необходимо делать ради спасения рейнджеров. Сэм знал кое-что о том, как вылечивать людей, но он упал в пропасть и разбился, а никто даже не удосужился порасспросить его, как лечить разные раны. Рыдания Матильды хоть и тревожили Калла, но не так сильно, как других парней из отряда. Видимо, она перестанет плакать, когда вконец измотается, а на следующий день, проснувшись, совсем придет в себя. Калу нравилась Матильда: она не однажды оказывала ему помощь. Тот факт, что она влюбилась в Чадраша и прикипела к нему, Калл считал делом, его не касающимся. Люди вольны любить, кого пожелают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146