— Куда же нам «бежать», товарищи? — обратился я к работникам штаба и разведчикам, собранным на совещание специально по этому вопросу.
— Только ко Львову, товарищ командир, — не задумываясь, ответил Кузнецов. Лишь перед самым совещанием Николай Иванович вернулся из Ровно.
— Почему вы считаете, что именно ко Львову? — спросил я.
— Да потому, что из Ровно во Львов бегут и все мои «приятели».
Дружный смех не дал Кузнецову досказать его «доводы». Когда смех утих, Николай Иванович продолжал:
— Для меня лично во Львове должно быть много работы. Гитлеровцы, как я уже докладывал командованию, намерены там надолго закрепиться. Многие из них даже питают надежды повернуть от Львова фронт обратно…
Партизаны опять засмеялись. Когда стало тихо, Кузнецов закончил:
— Надо полагать, что, находясь во Львове, можно будет не только добыть интересные сведения, но и кое-кого из гитлеровских заправил к Бисмарку отправить. Возможно, что заглянет во Львов и Кох…
В тот же день мы передали в Москву радиограмму, в которой, изложив наши соображения, просили командование санкционировать передислокацию отряда к городу Львову. На следующий день прибыл ответ: «Разрешаем».
Мы немедленно приступили к подготовке. В Ровно был послан Митя Лисейкин, и туда же, в последний раз, поехали Кузнецов и Коля Струтинский. Они должны были передать мои приказы разведчикам и подпольщикам: кому оставаться в городе до вступления частей Красной Армии, чтобы, так сказать, передать власть из рук в руки, кому «эвакуироваться» вместе с оккупантами на запад, кому немедленно прибыть в отряд. Лисейкин, Кузнецов и Струтинский должны были договориться с «эвакуирующимися» товарищами о местах встреч уже там, на западе.
Заслышав условный стук, Валя отперла дверь.
— Николай Иванович! Наконец-то! Я уж бог весть что думала. Ну разве можно столько времени пропадать!
В ее голосе звучал упрек, а глаза светились радостью. Кузнецов не стал объяснять причин своего долгого отсутствия. Они сели друг против друга и смолкли.
— Да чего же я сижу! — встрепенулась Валя. Она порывисто встала, бросилась собирать на стол. — Николай Иванович! — тихо позвала она через минуту.
Кузнецов продолжал сидеть в раздумье. Трудно было понять, о чем его мысли, лицо его выражало не то грусть, не то разочарование.
— Почему ты такой печальный? — спросила Валя и подсела к нему. — Не случилось ли чего?
— Случилось, — рассеянно отвечал Кузнецов. — Кох уехал!
— Ну и что же?
— Это я виноват, если ему удастся уйти.
— Да не удастся! — убежденно воскликнула Валя. — Куда он денется? От своей судьбы не уйдет!
— Найдет куда. Ты же знаешь, на что они все надеются в случае поражения. Мы еще, дескать, понадобимся.
— Да, — задумчиво протянула Валя, — мы не должны позволить им удирать. Но что можно было сделать с Кохом, когда он отсюда на «стрекозе» улетел, прямо со двора?! Боялся на машине даже до аэродрома доехать.
— Валя, — вдруг произнес Кузнецов и умолк. Валя насторожилась. — Не могу об этом думать, — продолжал он. — Как подумаю, руки опускаются. Ничего не сделано! — закончил Кузнецов с досадой и раздражением.
— Ну уж, не сделано! — Валя даже засмеялась, настолько нелепыми показались ей эти слова. — Рисуешься! — заключила она. — Человеку весь отряд завидует, все им гордятся, его отличили, дали орден, и какой — Ленина! А он все недоволен… «Не сделано»! Ну, садись за стол.
— Конечно, кончилась война для нас с тобой, — ответил Кузнецов, неизвестно чему улыбаясь. — Еще три-четыре недели, и здесь будут наши.
В дверь постучали. Валя открыла, и на пороге появился Николай Струтинский.
— Готов, Николай Иванович? У меня уже все в порядке.
— Куда вы? — воскликнула Валя, с недоумением глядя то на одного, то на другого.
— Разве она не знает? — спросил Струтинский.
— Вот, Валя… — начал Кузнецов. — Я тебе еще ничего не сказал. Мы переходим на новое место. В сторону Львова.
— Всем отрядом?
— Всем отрядом.
— А я и не приготовилась.
Кузнецов и Струтинский переглянулись.
— А тебе и не надо готовиться, — тихо и ласково проговорил Кузнецов, — ты останешься в Ровно.
— Я? В Ровно?
— Эвакуируешься во Львов со своим рейхскомиссариатом.
Валя продолжала смотреть на него широко открытыми глазами.
— Что же я буду делать во Львове?
— То же, что и здесь, — сказал Струтинский.
— Одна?
— Одна… Таков приказ командира, — закончил Кузнецов.
Валя задумалась. Противоречивые чувства охватили ее. Еще три-четыре недели — и для них с Кузнецовым могла наступить новая жизнь, та, о которой они оба мечтали, не решаясь признаться в этом друг другу. И вот им нужно отсрочить наступление этой новой жизни. Впереди снова подполье, снова борьба, снова постоянная угроза смерти, снова ожидание. И вдруг Валя почувствовала, что, если бы даже долгожданное счастье наступило для нее сейчас, она была бы не в силах им воспользоваться. Это не было бы для нее счастьем. Это не было бы счастьем и для Кузнецова. Спокойствие и уверенность вернулись к ней в эту минуту.
— Хорошо, — прошептала она, и это вырвалось у нее как вздох облегчения.
— Бояться не будешь? — вдруг спросил Струтинский.
— Буду, — призналась Валя. — Ты тоже боишься… Все мы боимся, а делаем то, что надо… Я о другом думаю: где мы там встретимся?
— А ты запомни адрес, — сказал Кузнецов. — Мицкевича, двенадцать. Записывать не надо. Ты запомни.
— Мицкевича, двенадцать, — повторила Валя.
— Это адрес сестры нашей Марины. У нее и встретимся. Запомнила?
— Мицкевича, двенадцать, — вновь прошептала Валя. Казалось, теперь уже все сказано, но Кузнецов сидел в раздумье, словно он и не собирался уходить. Струтинский поглядывал на часы, но что-то мешало ему нарушить это молчание. Он понимал, что в эту минуту Валя и Кузнецов мысленно прощаются. Он ощутил вдруг чувство неловкости и уже хотел выйти, как Кузнецов встал и начал собираться в дорогу.
— Коля, можно я поцелую Валюшу? — неожиданно весело спросил Кузнецов. Не ожидая ответа, он порывисто обнял Валю и, не оборачиваясь, пошел к двери.
— Мицкевича, двенадцать, — шептала Валя. Счастливая улыбка освещала ее лицо. Эти два слова звучали как пароль, как надежда, как обещание чего-то доброго и счастливого, что должно наступить в судьбе двух людей, любивших друг друга и не смевших сегодня связать свои жизни.
В ту же ночь Кузнецов выехал в отряд на машине, позаимствованной у гебитскомиссара города Луцка.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Времени было в обрез. Я попросил прислать ко мне Крутикова, и пока дневальный его разыскивал, мы с замполитом Стеховым попробовали наметить маршрут по карте. Синий карандаш замполита уверенно дошел до черной цепочки, обозначавшей железную дорогу, на минуту задержался, потом осторожно пересек цепочку и дальше пошел медленно, нетвердо, с остановками, уже не ложась на бумагу, а только слегка ее касаясь и оставляя не линию, а скорее намек на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135