Но Виллиам и здесь оказался нам в подмогу, ибо, в то время как два наших лекаря сказали сдуру раненым, что они умрут, Виллиам благодушно принялся лечить их и вылечил всех, кроме одного. Да и тот умер не от раны, а скорее от аракового пунша: он перепился до горячки.
Таким образом, на Цейлоне мы натерпелись достаточно, хотя некоторые из наших стояли за то, чтобы вернуться на берег вшестидесятером или восьмидесятером и отомстить. Виллиам же убедил их не делать этого, а экипаж считался с ним так же, как и мы, офицеры, ибо у него было больше влияния, чем у кого-либо из нас.
Наши очень горячо настаивали на мести и непременно хотели сойти на берег и перебить сотен пять туземцев.
— Ну, — сказал Виллиам, — предположим, вы сделаете это. Чем станет вам от этого лучше?
— Да как же, — сказал один из них от имени остальных, — мы с ними сведем счеты.
— Ну, а чем вам от этого лучше станет? — сказал Виллиам.
На это они ничего ответить не могли.
— Так вот, — сказал Виллиам, — если я не ошибаюсь, то ваша цель — деньги. Ну-с, объясните мне, пожалуйста, если вы победите и перебьете две или три тысячи этих несчастных, у которых денег нет, так что, скажите на милость, вы на этом заработаете? Они голые, жалкие дикари, и какая вам от них может быть польза? Ну, а к тому же, — прибавил Виллиам, — в этом предприятии вы легко можете потерять добрый десяток товарищей; да, даже наверняка потеряете. Скажите на милость, какая в этом польза, и как отчитаетесь вы перед капитаном в людях, которых он лишится?
Коротко говоря, доводы Виллиама были так рассудительны, что он убедил всех в том, что они замышляют самое обыкновенное убийство; что у каждого человека есть право на свою собственность, и никто не имеет права отнять ее у него; что это будет избиением неповинных людей, поступавших только так, как велели им законы природы, и что поступить так было бы таким же убийством, как скажем, повстречавши человека на большой дороге, хладнокровно, ради самого убийства, уничтожить его, независимо от того, причинил ли он нам хоть какой-нибудь вред или не причинил.
Эти доводы, наконец, убедили наших, и они согласились уйти и оставить туземцев в покое. При первой стычке наши убили от шестидесяти до семидесяти туземцев и ранили еще много больше, но у туземцев ничего не было, и наши ничего не приобрели, кроме того, что одного нашего убили, а шестнадцать ранили, как сказано выше.
Тут кончается моя история о путешествиях в этой части света. Мы вышли в море и некоторое время шли к северу, чтобы попытаться продать наши пряности. Мускатного ореха у нас было очень много, но мы никак не знали, что с ним делать. Мы не смели явиться на английские берега, или, говоря точнее, не смели торговать возле английских факторий. Мы отнюдь не боялись сразиться с любыми двумя кораблями. Кроме того, мы знали, что, раз нет у наших каперских свидетельств или разрешений от правительства, то вообще не их дело действовать наступательно, да, хотя бы мы и были пиратами. Понятно, если бы мы на них напали, они могли оправдаться тем, что соединились для самозащиты и только помогали друг другу обороняться; но по собственному почину нападать на почти пятидесятипушечный пиратский корабль, каким был наш, ясно, им не полагалось, и, следовательно, нам незачем было думать об этом, а уж тем паче тревожиться. Но, с другой стороны, нас вовсе не устраивало, чтобы нас заметили и чтобы весть о нас пошла от одной фактории к другой, и чтобы мы, каковы бы ни были наши намерения, оказались бы и упрежденными и обнаруженными. Еще менее улыбалось нам быть замеченными среди голландских факторий на Малабарском побережье, так как мы были нагружены пряностями, которые, как полагается в нашем ремесле, мы похитили у голландцев . Это открыло бы голландцам, кто мы такие, и что мы натворили. И они, без сомнения, всякими способами согласились бы для того, чтобы напасть на нас.
Значит, единственным оставшимся у нас путем было идти на Гоа и там, если удастся, продать наши пряности португальским факториям. Сообразно с этим мы направились почти в том направлении, ибо завидели землю за два дня до этого. Оказавшись же на широте Гоа, мы двинулись прямо на Маргаон , в начале Сальсата , по пути в Гоа. Тут я крикнул штурвальным повернуть и приказал лоцману вести корабль на северо-запад, покуда мы не потеряем землю из виду. Тогда мы с Виллиамом созвали совет, как это случалось при важных обстоятельствах, чтобы решить, каким манером нам торговать здесь, чтобы нас не открыли. Наконец мы решили, что туда мы вообще не пойдем, но что Виллиам с экипажем из верных людей, на которых можно положиться, на шлюпе отправится в Сурат, лежавший дальше к северу, и будет там, в качестве купца, торговать с подходящими английскими факториями.
Дабы выполнить этот замысел с возможно большими предосторожностями и не навлечь на себя подозрений, мы решили снять со шлюпа все пушки и укомплектовать его только такими людьми, которые пообещают нам не проситься на берег и не вступать ни в какой разговор с тем, кто бы ни появлялся на корабле. Чтобы усовершенствовать задуманное нами, Виллиам натаскал двух наших: одного — лекаря, каким он и был, и другого — сообразительного парня, старого моряка, служившего лоцманом на побережье Новой Англии и бывшего превосходным лицедеем. Их обоих Виллиам одел квакерами и научил разговаривать на квакерский лад. Старого лоцмана он сделал капитаном шлюпа, а лекаря — доктором, кем и был он, а сам стал суперкаргом. В этом обличий, на шлюпе, лишенном каких бы то ни было украшений (да и прежде на нем их было не много) и пушек, он отправился в Сурат.
Должен я, понятно, упомянуть, что за несколько дней до того, как мы расстались, мы подошли к лежавшему недалеко от берега песчаному острову, где был хороший глубокий залив вроде рейда; находился остров вне поля зрения факторий, которых здесь был полон берег. Здесь вытащили мы груз из шлюпа и погрузили в него только то, что собирались продавать, то есть, в сущности, только мускатный орех и гвоздику, но главным образом первое.
Отсюда Виллиам и два его квакера, с восемнадцатью людьми на шлюпе, двинулись к Сурату и стали на якорь в некотором расстоянии от факторий.
Виллиам был так осторожен, что постарался отправиться на берег один, в сопровождении только доктора, как называл своего спутника. Отправились они в лодке, которая подплыла к кораблю для того, чтобы продать рыбу; в лодке все гребцы были местные уроженцы; эту же лодку он потом нанял для того, чтобы вернуться на корабль. Пробыли они на берегу недолго, как им удалось познакомиться кое с какими англичанами, жившими здесь, и, видимо, сперва служившими у Компании, но теперь торговавшими самостоятельно. Доктор познакомился с ними первый и представил им своего друга, суперкарга:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68