– Похоже, роскошный охотничий зал Тарантии не украсят новые трофеи.
Нумедидес досадливо фыркнул:
– Пресветлый Митра не оставит своих слуг. Мы принесли ему богатую жертву.
– Милость богов нельзя купить, братец, – впервые вмешался в разговор третий их спутник, стройный сухощавый мужчина, с длинными желтыми волосами, задумчиво молчавший все это время. – Деяния небожителей не зависят от обильности подношений.
Прямая осанка говорившего, а также то, как он держится в седле, как резко, по-соколиному, поворачивает голову, указывали на немалый ратный опыт. Он был одет гораздо проще своих спутников – в неброскую пурпурную куртку-котарди, подпоясанную поясом из серебряных пластинок, с длинными узкими рукавами, доходящими До самых кистей рук. Ворот в форме капюшона придавал ее обладателю черты жреца-митрианца. Это впечатление усиливало и узкое костистое лицо с крупными светло-голубыми, словно выцветшими глазами. Можно было предположить, что молодой конник имеет отношение к Культу, но это было не так, ибо звался он Валерием, принцем Шамарским.
Сына Фредегонды, родной сестры аквилонского правителя Вилера Третьего, сегодня особенно раздражала самодовольность его кузена Нумедидеса, как, впрочем, и вся эта пышная церемония традиционной забавы аквилонской знати – охоты на оленей.
Принц вдруг вспомнил свою службу в гвардии королевы Тарамис, владычицы Хаурана. Юные годы он провел в странствиях, справедливо полагая, что это обогатит его больше, чем скучная жизнь в родовом аквилонском поместье. Карьера ландскнехта научила юношу искусству владения мечом и пикой, закалила дух и приучила ценить молчание. Несколько лун назад он вернулся в сытую тихую Аквилонию, стремясь как можно скорее позабыть о всех тех ужасах, что ему пришлось пережить в безводных барханах восточного королевства.
Однако жизнь в Аквилонии не пришлась ему по вкусу. Душистое виноградное вино, румяные служанки и напыщенные панегирики придворных менестрелей опостылели очень быстро. Образ прекрасной Тарамис не желал растворяться в недрах памяти, и часто ночью он вскакивал в холодном поту после очередного кошмара, в котором неизбывно царили хищная Саломея и ее коварный возлюбленный.
Да, все те напыщенные, разнаряженные петухи, которые его окружают, лишились бы рассудка, доведись им пережить хоть частицу того, что пришлось вынести ему. Куда ни повернись, везде надутые лица, с выщипанными бровями, напомаженными накладными кудрями и блестящими, покрытыми слоями золотой эмали зубами. О, Митра, куда он попал!
Немедиец! Он, конечно, не таков, как остальные. Он воин, а не лакей, хоть и силится им выглядеть.
Валерий задумался. Своей хищной грацией Амальрик напомнил ему одного человека…
Того человека звали Конан. Он был капитаном гвардии Тарамис.
Валерий не знал, где родина этого могучего воина с густой гривой черных, как смоль, волос. Видно было, что он сын северных народов. Не раз Валерий спрашивал себя, все ли соплеменники этого варвара таковы, или только его единственного боги наделили столь поразительным свойством – излучать ауру власти? Ведь даже самые отчаянные и бесстрашные рубаки выглядели пред Конаном нелепо и жалко, словно шакалы с поджатыми хвостами перед рыкающим львом.
И только сейчас принц вдруг с ужасающей ясностью понял то, что так усердно скрывал от себя все эти зимы – он безумно завидовал северянину! И эта зависть точила его и доселе! Он вспомнил, как каждый раз, находясь рядом с варваром, он ощущал себя презренным земляным червяком. Скользкой безглазой тварью, которая создана для того, чтобы всю жизнь копошиться в навозе! О, как мечтал он иметь хоть толику той же силы, что у варвара! Такой, чтобы все вокруг опускали очи долу и слова застревали бы в их пересохших ртах… Да он с легкостью отдал бы половину годов, отпущенных ему Митрой, лишь бы обладать хоть ее малой частицей!
Валерий горько усмехнулся. Да, среди разноцветной аквилонской камарильи он выглядит настоящим героем! Еще бы: суров, молчалив и прям взором! Но это может обмануть только слепых. Сам-то он знает, что весь его гордый, неприступный облик – сплошная видимость, жалкая оболочка, под которой таится робкая, застенчивая душа.
Ему вновь вспомнился тот миг, когда этот проклятый Конан ворвался во главе отряда диких зуагиров в город и огнем и мечом очистил княжеский престол. Именно тогда Валерий понял, что служба его закончена, ибо он, шамарский нобиль, не мог смириться с мыслью, что этот дикий северный варвар сумел не только выжить, сутки провисев распятым на кресте, под жгучими лучами палящего солнца, но и вернуться, чтобы отомстить врагам. А он, принц могущественной Аквилонии, вынужден был довольствоваться жалкой ролью нищего в грязных отрепьях, тщась вызволить свою королеву и снискать ее благосклонность!
А Конан еще и насмехался над ним! Когда, прискакав во дворец, он узрел пред собою тело ведьмы, пронзенное мечом шамарца, то лишь хмыкнул презрительно и, поправив свой пропыленный бурнус, приказал похоронить поверженную сестру повелительницы со всеми почестями.
Валерий пытался возразить, уязвленный тем, что не услышал от варвара ни слова одобрения – мол, негоже предавать земле Исчадие Тьмы, его пристало сжечь или скормить свиньям. Но северянин отрезал в ответ: «Она была королевой и уйдет как королева. Я не мщу мертвым!» В тот миг Валерий ненавидел его так, как никого и никогда прежде… Врожденное благородство варвара оказалось более высокой пробы, чем все, что впитал в себя с молоком матери дворянин в тридцатом колене.
При расставании, однако, Валерий не удержался и предложил северянину отправиться с ним в Аквилонию, намекнув, что у себя на родине он не последний человек при дворе, и тот вполне может, с его помощью, рассчитывать на место в королевской гвардии. Конан лишь расхохотался в ответ, заявив, что уж если продаваться, то не меньше чем за дворянский титул и звание полководца… «Но ваши разнаряженные шуты никогда не согласятся, чтобы им отдавал приказы неотесанный варвар», – бросил он через плечо и, пришпорив коня, унесся прочь во главе шайки воющих кочевников. Больше они с Валерием не встречались…
Принц незаметно покосился на немедийского дуайена. Действительно, они чем-то похожи с Конаном. Но Амальрику недостает размаха, той необузданной дикости, что так и рвалась наружу из варвара. Да, немедиец вызывает симпатию. Хотя бы потому, что неглуп, что само по себе уже редкость среди придворных в любой стране. Да, он всегда любезен. Открыт и наигранно простодушен. Но интуиция подсказывает – это маска, такая же, как и у него самого. Правда, он сам изображает несгибаемого воина, а немедиец силится казаться угодливым придворным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Нумедидес досадливо фыркнул:
– Пресветлый Митра не оставит своих слуг. Мы принесли ему богатую жертву.
– Милость богов нельзя купить, братец, – впервые вмешался в разговор третий их спутник, стройный сухощавый мужчина, с длинными желтыми волосами, задумчиво молчавший все это время. – Деяния небожителей не зависят от обильности подношений.
Прямая осанка говорившего, а также то, как он держится в седле, как резко, по-соколиному, поворачивает голову, указывали на немалый ратный опыт. Он был одет гораздо проще своих спутников – в неброскую пурпурную куртку-котарди, подпоясанную поясом из серебряных пластинок, с длинными узкими рукавами, доходящими До самых кистей рук. Ворот в форме капюшона придавал ее обладателю черты жреца-митрианца. Это впечатление усиливало и узкое костистое лицо с крупными светло-голубыми, словно выцветшими глазами. Можно было предположить, что молодой конник имеет отношение к Культу, но это было не так, ибо звался он Валерием, принцем Шамарским.
Сына Фредегонды, родной сестры аквилонского правителя Вилера Третьего, сегодня особенно раздражала самодовольность его кузена Нумедидеса, как, впрочем, и вся эта пышная церемония традиционной забавы аквилонской знати – охоты на оленей.
Принц вдруг вспомнил свою службу в гвардии королевы Тарамис, владычицы Хаурана. Юные годы он провел в странствиях, справедливо полагая, что это обогатит его больше, чем скучная жизнь в родовом аквилонском поместье. Карьера ландскнехта научила юношу искусству владения мечом и пикой, закалила дух и приучила ценить молчание. Несколько лун назад он вернулся в сытую тихую Аквилонию, стремясь как можно скорее позабыть о всех тех ужасах, что ему пришлось пережить в безводных барханах восточного королевства.
Однако жизнь в Аквилонии не пришлась ему по вкусу. Душистое виноградное вино, румяные служанки и напыщенные панегирики придворных менестрелей опостылели очень быстро. Образ прекрасной Тарамис не желал растворяться в недрах памяти, и часто ночью он вскакивал в холодном поту после очередного кошмара, в котором неизбывно царили хищная Саломея и ее коварный возлюбленный.
Да, все те напыщенные, разнаряженные петухи, которые его окружают, лишились бы рассудка, доведись им пережить хоть частицу того, что пришлось вынести ему. Куда ни повернись, везде надутые лица, с выщипанными бровями, напомаженными накладными кудрями и блестящими, покрытыми слоями золотой эмали зубами. О, Митра, куда он попал!
Немедиец! Он, конечно, не таков, как остальные. Он воин, а не лакей, хоть и силится им выглядеть.
Валерий задумался. Своей хищной грацией Амальрик напомнил ему одного человека…
Того человека звали Конан. Он был капитаном гвардии Тарамис.
Валерий не знал, где родина этого могучего воина с густой гривой черных, как смоль, волос. Видно было, что он сын северных народов. Не раз Валерий спрашивал себя, все ли соплеменники этого варвара таковы, или только его единственного боги наделили столь поразительным свойством – излучать ауру власти? Ведь даже самые отчаянные и бесстрашные рубаки выглядели пред Конаном нелепо и жалко, словно шакалы с поджатыми хвостами перед рыкающим львом.
И только сейчас принц вдруг с ужасающей ясностью понял то, что так усердно скрывал от себя все эти зимы – он безумно завидовал северянину! И эта зависть точила его и доселе! Он вспомнил, как каждый раз, находясь рядом с варваром, он ощущал себя презренным земляным червяком. Скользкой безглазой тварью, которая создана для того, чтобы всю жизнь копошиться в навозе! О, как мечтал он иметь хоть толику той же силы, что у варвара! Такой, чтобы все вокруг опускали очи долу и слова застревали бы в их пересохших ртах… Да он с легкостью отдал бы половину годов, отпущенных ему Митрой, лишь бы обладать хоть ее малой частицей!
Валерий горько усмехнулся. Да, среди разноцветной аквилонской камарильи он выглядит настоящим героем! Еще бы: суров, молчалив и прям взором! Но это может обмануть только слепых. Сам-то он знает, что весь его гордый, неприступный облик – сплошная видимость, жалкая оболочка, под которой таится робкая, застенчивая душа.
Ему вновь вспомнился тот миг, когда этот проклятый Конан ворвался во главе отряда диких зуагиров в город и огнем и мечом очистил княжеский престол. Именно тогда Валерий понял, что служба его закончена, ибо он, шамарский нобиль, не мог смириться с мыслью, что этот дикий северный варвар сумел не только выжить, сутки провисев распятым на кресте, под жгучими лучами палящего солнца, но и вернуться, чтобы отомстить врагам. А он, принц могущественной Аквилонии, вынужден был довольствоваться жалкой ролью нищего в грязных отрепьях, тщась вызволить свою королеву и снискать ее благосклонность!
А Конан еще и насмехался над ним! Когда, прискакав во дворец, он узрел пред собою тело ведьмы, пронзенное мечом шамарца, то лишь хмыкнул презрительно и, поправив свой пропыленный бурнус, приказал похоронить поверженную сестру повелительницы со всеми почестями.
Валерий пытался возразить, уязвленный тем, что не услышал от варвара ни слова одобрения – мол, негоже предавать земле Исчадие Тьмы, его пристало сжечь или скормить свиньям. Но северянин отрезал в ответ: «Она была королевой и уйдет как королева. Я не мщу мертвым!» В тот миг Валерий ненавидел его так, как никого и никогда прежде… Врожденное благородство варвара оказалось более высокой пробы, чем все, что впитал в себя с молоком матери дворянин в тридцатом колене.
При расставании, однако, Валерий не удержался и предложил северянину отправиться с ним в Аквилонию, намекнув, что у себя на родине он не последний человек при дворе, и тот вполне может, с его помощью, рассчитывать на место в королевской гвардии. Конан лишь расхохотался в ответ, заявив, что уж если продаваться, то не меньше чем за дворянский титул и звание полководца… «Но ваши разнаряженные шуты никогда не согласятся, чтобы им отдавал приказы неотесанный варвар», – бросил он через плечо и, пришпорив коня, унесся прочь во главе шайки воющих кочевников. Больше они с Валерием не встречались…
Принц незаметно покосился на немедийского дуайена. Действительно, они чем-то похожи с Конаном. Но Амальрику недостает размаха, той необузданной дикости, что так и рвалась наружу из варвара. Да, немедиец вызывает симпатию. Хотя бы потому, что неглуп, что само по себе уже редкость среди придворных в любой стране. Да, он всегда любезен. Открыт и наигранно простодушен. Но интуиция подсказывает – это маска, такая же, как и у него самого. Правда, он сам изображает несгибаемого воина, а немедиец силится казаться угодливым придворным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120