– С какой Асей?
– С нашей, с нашей милой Асинькой, – слащаво протянула госпожа Май. – Признайтесь, я все прощу.
– Меня… с Асей… Ничего. – Самсон захлопал глазами, чашка в руке его задрожала.
– Не смущайтесь, я ведь все знаю. Вы же из-за нее стреляли в депутата Гарноусова.
Обвиняемый побледнел и поставил чашку на стол.
– Вы надо мной смеетесь. Я не стрелял в генерала.
– Однако пистолет у вас был.
– Пистолет был. Привез из Казани. Взял с собой, чтобы от извозчиков отстреливаться, если нападут на Нарцисса.
Ольга выдержала паузу, собрала силы и проникновенно заворковала:
– Я понимаю, мой дорогой, аспидная Ася нанесла вам жуткую рану. Вы, наверное, и предположить не могли, что такая скромница состоит в порочной связи с депутатом Думы?
Самсон онемел. Насладившись произведенным эффектом, утешительница продолжила нежно:
– Как я понимаю вашу вспышку ревности! И даже в какой-то мере одобряю выстрел… Тем более что вы промахнулись. Но как ваш истинный друг скажу: эта девушка вас недостойна. Господин Тернов, а я имею основания ему верить, сообщил мне, что в деле имеется ее письмо. Весьма разнузданного толка…
– А я думал, она неравнодушна к Лиркину, – пролепетал стажер.
– И к Лиркину тоже, – злорадно подтвердила госпожа Май, – но Лиркин находится в более выгодном положении, чем вы. У него лекарства под рукой. Целая аптека.
Самсон залился краской.
– От чего вы лечитесь? – прямо спросила Ольга. – Данила нашел лекарства.
– В пузырьке микстура от инфлюэнцы, – расстроился юноша, сообразив, что в его каморке произвели незаконный обыск. – А в апельсине живительные вещества.
– Что-то вы необычно бледны, – смягчилась хозяйка, решив завтра же отправить Данилу со злополучным пузырьком в ближайшую аптеку проверить зелье: а что если юноша не лжет? – Вы уверены, что не нуждаетесь в услугах врача?
– Я совершенно здоров. – Самсон обиделся. – И полон сил для работы. Завтра все сдам Асе печатать.
– Это лишнее, Ася у нас больше не работает. Понимаю ваше нетерпение и все-таки предлагаю пройти в гостиную, выпить со мной рюмку коньяку: за наше примирение и за успех будущей работы.
Самсон подчинился. Он шёл в шлейфе ее аромата и думал, что у его Эльзы, его милой тайной жены, которую он так пока и не разыскал, духи были слаще и тревожней.
По указанию хозяйки юноша сел на диван. Он смотрел, как ловко Ольга Леонардовна наполняет пузатые низкие рюмки с золотым ободком по краю. В розовом наряде, несмотря на его просторность, госпожа Май выглядела хрупкой и изящной. Мягкая ткань иногда заламывалась на линии талии и подчеркивала холодное совершенство стройного бедра…
Приняв из ее рук рюмку, Самсон пригубил коньяк. Внутренне напряжение отступало, душа и тело его освобождались от изнурительной скованности и мучительной неловкости. Он лениво прислушивался к телефонным разговорам госпожи Май – один за другим звонили Фалалей и Синеоков.
Фалалею Ольга Леонардовна велела прекратить погоню за графом Темняевым и завтра к двенадцати явиться в редакцию. Кроме того, Ольга освободила на завтра Фалалея от необходимости учить личным примером начинающего журналиста.
Разговор с Синеоковым был еще короче. Она сообщила театральному обозревателю, чтобы завтра он заехал в редакцию за адресом сестры легендарной балерины Пьерины Леньяни. Синеоков, судя по разговору, пытался перенести поручение на послезавтра, но госпожа Май была неумолима.
Опустив трубку на рычаг аппарата, госпожа Май вздохнула с облегчением:
– Вот и все, милый друг. Теперь можно и отдыхать.
С недопитой рюмкой в руке она подошла к дивану и присела рядом, на диванный валик. С валика соскользнул альбом и упал на пол.
Самсон наклонился, чтобы поднять его, и на открывшейся странице увидел фотографию своей незабвенной Эльзы!
Глава 15
Излишне говорить, что Самсон Шалопаев не только не написал ни строки о преступлении по страсти Елизаветы и Петра Медяшиных, но вообще не сомкнул глаз до утра!
Сначала его голова разрывалась на части от мыслей о его милой исчезнувшей Эльзе! Как, каким образом ее фотография – Эльза с распущенными волосами, с венком роз на кудрявой голове, в легкой тунике, с обнаженными плечами и руками – оказалась в альбоме госпожи Май? Ольга Леонардовна, изменившись в лице, на вопрос ответила лапидарно – принес фотограф Братыкин. Давно. А в чем дело?
Потом мысли Самсона устремились к Ольге Леонардовне. Ему еще не приходилось встречать таких непоследовательных женщин: с удивительной легкостью она меняла гнев и ледяную холодность на умиротворенное добродушие, ласковую ироничность – на клокочущее бешенство.
А то, что Ольгу Леонардовну охватило бешенство, когда он осмелился задать ей безобидный вопрос: кто на фотографии? – сомнений не вызывало. Она пнула ногой альбом, топнула и заявила, что с нее хватит. Что всякое ангельское терпение кончится, если человек, которому оказано такое доверие, распаляется при виде каждой смазливой красотки… Да еще пошлого толка…
Самсон, услышав гневную отповедь, внутренне оскорбился за такую аттестацию Эльзы, но мужественно промолчал.
Ему весьма холодно пожелали спокойной ночи.
Он ушел и рухнул на свою лежанку за ширмой в буфетной. Голова его шла кругом. Бессмысленно уперев взор в лепной потолок, он не мог отыскать в своем сознании ни одной отчетливой мысли: они ускользали, оставляя неприятное ощущение илистой рыбьей чешуи.
Временами ему хотелось плакать: за что судьба наказала его, лишив единственной возлюбленной? Она, его теплая и мягкая Эльза, нежно ластилась к нему. Они – когда-то давно, в другой жизни – составляли единое существо. Ничего удивительного, что Ольга так злобно отозвалась об Эльзиной фотографии, – ей, высокой, резкой, жесткой никогда не стать такой женственной, такой эротичной, такой опьяняющей, как его жена. Вот и завидует, чувствует свою ущербность…
Ближе к рассвету, когда за окном послышался мерзкий звук дворничьего скребка, Самсон потянулся за апельсином. Его воспаленному сознанию мерещилась рулетка судьбы – чему быть того не миновать! Или он погибнет от иглы, спрятанной внутри золотистой мякоти, или выживет и, утолив жажду, заснет.
Он не знал, какой исход ему милее – без Эльзы он жить не желал. Самсон сосредоточенно прожевывал сладкие апельсиновые волокна, даже подвявшие они не утратили своей сладости. Умирать ему уже не хотелось.
Он доел апельсин. Судьба была милостива к нему: иголок от шприцов в апельсине не попалось, и совершенно истощенный душевными мучениями юный журналист незаметно для себя провалился в тяжелый сон.
Разбудили его неделикатные тычки Данилы. Протирая глаза, Самсон слушал выговор Данилы: старик уже будил его раньше, когда Ольга Леонардовна послала завтрак для Самсона на подносе в буфетную, видимо, со вчерашнего вечера еще гневалась на шалуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66