«Уверена, мадам, миссис Эшли будет вам просто незаменимой помощницей. Все, кому я ее рекомендовала, оставались исключительно ею довольны. Пинмэнс-лейн, десять, мадам. Это совсем рядом. Сейчас повернете за угол, а там второй поворот налево и третий направо. Вы, наверное, ее застанете. С полчаса назад она была у меня и как раз направлялась домой. Дама, у которой она работает, сейчас в отъезде, и ей нужно только изредка проветривать дом».
Более унылой улицы, чем Пинмэнс-лейн, Хилари давно не видела. Дома были все как один старые, покосившиеся, с крохотными темными окнами. Она постучала в дверь дома номер десять. Ответа не последовало. Хилари постучала снова, и кто-то начал спускаться по лестнице. Услышав эти шаги, Хилари тут же поняла, почему миссис Томпсон так хотелось фыркнуть. Это были на редкость неуверенные, осторожные и боязливые — и не шаги даже, а скорее шажки. Не иначе, Джеймс Эвертон испытывал болезненное пристрастие к забитым женщинам, потому что и миссис Мерсер, без сомнения, принадлежала именно к их разряду. Или — в голове Хилари блеснул луч света — это ее муж старательно подбирал себе окружение из бесхребетных и послушных его воле женщин? Пока она размышляла над этим, дверь открылась, на пороге появилась миссис Эшли и, отведя давно уже утратившие всякий цвет волосы с точно таких же глаз, робко и вопросительно уставилась на гостью. Когда-то она, вероятно, была очень красива. До того как окончательно обесцветиться, она была пепельной блондинкой с мягкими бледно-голубыми глазами, правильными чертами лица и нежным румянцем, превратившимся теперь в морщины и нездоровую желтизну. Ей с одинаковым успехом можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят.
— Можно войти? — осведомилась Хилари и, справедливо рассудив, что в данном случае ожидать приглашения не приходится, решительно прошла мимо хозяйки и свернула в комнату направо. Торчать на пороге и обсуждать дело Эвертона на всю округу в ее планы решительно не входило.
Обстановка комнаты прямо-таки взывала к состраданию: до безобразия старый и растрепавшийся по краям линолеум с напрочь стершимся рисунком, будто подобранный на помойке коврик и диван со сломанными пружинами и пучками конского волоса, торчащими сквозь протертую клеенчатую обивку. Довершал убранство покосившийся деревянный стул, еще один — продавленный плетеный, и стол, покрытый шерстяной и когда-то красной скатертью.
Хилари остановилась у стола и подождала, пока миссис Эшли не зайдет внутрь и закроет дверь.
Глава 9
Миссис Эшли выглядела напуганной до смерти. Хилари в жизни еще не видела человека, который боялся бы чего-то настолько нелепо и безобразно. Нелепо — потому что бояться ей, собственно, было абсолютно нечего. Даже если ты работала в доме, где произошло убийство и кто-то пришел задать тебе несколько вопросов, это еще не причина выглядеть как попавшийся в капкан кролик. И, однако, миссис Эшли выглядела именно так. Ее рот превратился в бледное большое «О», а в глазах застыл самый настоящий ужас.
— Я кузина миссис Грей, — с нажимом сообщила Хилари.
Из бледного «О» вырвался какой-то невнятный звук. , Хилари даже топнула от раздражения. Ей страшно хотелось схватить это несчастное создание за шиворот и хорошенько встряхнуть.
— Миссис Джеффри Грей, жена Джеффри Грея, — втолковывала она. — А я ее кузина и хочу только задать вам несколько вопросов. Миссис Эшли, да чего вы, в конце концов, так боитесь?
Казалось, миссис Эшли перестала дышать. Потом ее губы вдруг затряслись, и она прижала их рукой.
— Я ничего не знаю! Я ничего не видела!
Хилари постаралась взять себя в руки. Было совершенно ясно: малейший нажим — и это будет все, что она услышит сегодня от миссис Эшли. Очень мягко и осторожно, как если бы она разговаривала с душевнобольным, Хилари сказала:
— Вам совершенно нечего бояться. Я только хотела спросить у вас о миссис Мерсер.
Знакомое имя, по-видимому, несколько успокоило миссис Эшли. Во всяком случае, ее руки скользнули вниз, бледная губка языка прошлась по губам, и она чуть слышно выдохнула:
— Миссис Мерсер?
— Ну да. Вы ведь помогали ей в Солвей-Лодж, верно? Так вот, жаловалась ли вам миссис Мерсер на зубную боль в день, когда застрелили мистера Эвертона?
— О! Нет, мисс, не жаловалась, — с облегчением выдохнула миссис Эшли, явно ожидавшая, что вопрос окажется куда более страшным.
— А вы знали, что у нее болели в тот день зубы?
— Нет, мисс, не знала.
— Значит, вы об этом не знали?
— Нет, мисс.
— Но вы ведь, наверное, частенько с ней разговаривали?
— Иногда, мисс, и только если мистера Мерсера не было поблизости. Но когда оставались — наверху, например, — наедине, миссис Мерсер очень любила мне рассказывать о том, как еще девушкой жила у моря. Это было самое первое ее место, и там была леди, и маленький мальчик, и еще джентльмен, но он жил не совсем чтобы с ними, и еще маленький ребенок, но поминала она все чаще того мальчика.
Миссис Эшли остановилась перевести дыхание. Звуки собственной речи, похоже, ее успокаивали, потому что загнанное выражение почти полностью исчезло с ее лица.
Хилари, однако, больше интересовала сама миссис Мерсер, а не ее девические воспоминания.
— Значит, вы не знали, что у нее болели зубы?
— Нет, мисс.
Хилари оставила эту тему в покое.
— А во сколько вы тогда ушли — шестнадцатого июля, я имею в виду?
Лицо миссис Эшли тотчас же снова приняло испуганное выражение. Блеснув белками глаз, как норовистая лошадь, она ответила:
— Выпила чаю и ушла как обычно.
«Да что же с ней, в самом деле, такое?» — с досадой подумала Хилари.
— И во сколько же это было? — спросила она.
Миссис Эшли судорожно глотнула воздух — в точности как попавшаяся на крючок рыба — и почти беззвучно выдохнула:
— В шесть часов.
— И вы никого не видели по дороге домой?
Миссис Эшли энергично затрясла головой.
— И ничего не слышали?
Хотя цветом лица миссис Эшли теперь сильно напоминала истаявшую свечу, а глаза ее отчаянно бегали, она снова потрясла головой. Терпение Хилари кончилось. Она вплотную подступила к миссис Эшли и со всей жестокостью двадцати двух лет произнесла:
— Нет, миссис Эшли, вы что-то слышали! И даже не пытайтесь отпираться, потому что я все равно вам не верю, и, если сейчас же не услышу от вас всей правды, думаю, мне придется обратиться в полицию.
Поскольку выглядеть более испуганной миссис Эшли никак уже не могла, она принялась дрожать, причем так. что вынуждена была уцепиться для опоры за стол.
— Я ушла в шесть часов — истинная правда, мисс.
— Но вы вернулись? Вернулись, миссис Эшли? — Вопросы Хилари втыкались в жертву безжалостно, точно стрелы, и та в конце концов не выдержала: обмякла, повалилась на колени и, в ужасе прикрыв руками глаза, захлебываясь и задыхаясь, позволила так долго копившейся словесной лавине сорваться наконец с языка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Более унылой улицы, чем Пинмэнс-лейн, Хилари давно не видела. Дома были все как один старые, покосившиеся, с крохотными темными окнами. Она постучала в дверь дома номер десять. Ответа не последовало. Хилари постучала снова, и кто-то начал спускаться по лестнице. Услышав эти шаги, Хилари тут же поняла, почему миссис Томпсон так хотелось фыркнуть. Это были на редкость неуверенные, осторожные и боязливые — и не шаги даже, а скорее шажки. Не иначе, Джеймс Эвертон испытывал болезненное пристрастие к забитым женщинам, потому что и миссис Мерсер, без сомнения, принадлежала именно к их разряду. Или — в голове Хилари блеснул луч света — это ее муж старательно подбирал себе окружение из бесхребетных и послушных его воле женщин? Пока она размышляла над этим, дверь открылась, на пороге появилась миссис Эшли и, отведя давно уже утратившие всякий цвет волосы с точно таких же глаз, робко и вопросительно уставилась на гостью. Когда-то она, вероятно, была очень красива. До того как окончательно обесцветиться, она была пепельной блондинкой с мягкими бледно-голубыми глазами, правильными чертами лица и нежным румянцем, превратившимся теперь в морщины и нездоровую желтизну. Ей с одинаковым успехом можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят.
— Можно войти? — осведомилась Хилари и, справедливо рассудив, что в данном случае ожидать приглашения не приходится, решительно прошла мимо хозяйки и свернула в комнату направо. Торчать на пороге и обсуждать дело Эвертона на всю округу в ее планы решительно не входило.
Обстановка комнаты прямо-таки взывала к состраданию: до безобразия старый и растрепавшийся по краям линолеум с напрочь стершимся рисунком, будто подобранный на помойке коврик и диван со сломанными пружинами и пучками конского волоса, торчащими сквозь протертую клеенчатую обивку. Довершал убранство покосившийся деревянный стул, еще один — продавленный плетеный, и стол, покрытый шерстяной и когда-то красной скатертью.
Хилари остановилась у стола и подождала, пока миссис Эшли не зайдет внутрь и закроет дверь.
Глава 9
Миссис Эшли выглядела напуганной до смерти. Хилари в жизни еще не видела человека, который боялся бы чего-то настолько нелепо и безобразно. Нелепо — потому что бояться ей, собственно, было абсолютно нечего. Даже если ты работала в доме, где произошло убийство и кто-то пришел задать тебе несколько вопросов, это еще не причина выглядеть как попавшийся в капкан кролик. И, однако, миссис Эшли выглядела именно так. Ее рот превратился в бледное большое «О», а в глазах застыл самый настоящий ужас.
— Я кузина миссис Грей, — с нажимом сообщила Хилари.
Из бледного «О» вырвался какой-то невнятный звук. , Хилари даже топнула от раздражения. Ей страшно хотелось схватить это несчастное создание за шиворот и хорошенько встряхнуть.
— Миссис Джеффри Грей, жена Джеффри Грея, — втолковывала она. — А я ее кузина и хочу только задать вам несколько вопросов. Миссис Эшли, да чего вы, в конце концов, так боитесь?
Казалось, миссис Эшли перестала дышать. Потом ее губы вдруг затряслись, и она прижала их рукой.
— Я ничего не знаю! Я ничего не видела!
Хилари постаралась взять себя в руки. Было совершенно ясно: малейший нажим — и это будет все, что она услышит сегодня от миссис Эшли. Очень мягко и осторожно, как если бы она разговаривала с душевнобольным, Хилари сказала:
— Вам совершенно нечего бояться. Я только хотела спросить у вас о миссис Мерсер.
Знакомое имя, по-видимому, несколько успокоило миссис Эшли. Во всяком случае, ее руки скользнули вниз, бледная губка языка прошлась по губам, и она чуть слышно выдохнула:
— Миссис Мерсер?
— Ну да. Вы ведь помогали ей в Солвей-Лодж, верно? Так вот, жаловалась ли вам миссис Мерсер на зубную боль в день, когда застрелили мистера Эвертона?
— О! Нет, мисс, не жаловалась, — с облегчением выдохнула миссис Эшли, явно ожидавшая, что вопрос окажется куда более страшным.
— А вы знали, что у нее болели в тот день зубы?
— Нет, мисс, не знала.
— Значит, вы об этом не знали?
— Нет, мисс.
— Но вы ведь, наверное, частенько с ней разговаривали?
— Иногда, мисс, и только если мистера Мерсера не было поблизости. Но когда оставались — наверху, например, — наедине, миссис Мерсер очень любила мне рассказывать о том, как еще девушкой жила у моря. Это было самое первое ее место, и там была леди, и маленький мальчик, и еще джентльмен, но он жил не совсем чтобы с ними, и еще маленький ребенок, но поминала она все чаще того мальчика.
Миссис Эшли остановилась перевести дыхание. Звуки собственной речи, похоже, ее успокаивали, потому что загнанное выражение почти полностью исчезло с ее лица.
Хилари, однако, больше интересовала сама миссис Мерсер, а не ее девические воспоминания.
— Значит, вы не знали, что у нее болели зубы?
— Нет, мисс.
Хилари оставила эту тему в покое.
— А во сколько вы тогда ушли — шестнадцатого июля, я имею в виду?
Лицо миссис Эшли тотчас же снова приняло испуганное выражение. Блеснув белками глаз, как норовистая лошадь, она ответила:
— Выпила чаю и ушла как обычно.
«Да что же с ней, в самом деле, такое?» — с досадой подумала Хилари.
— И во сколько же это было? — спросила она.
Миссис Эшли судорожно глотнула воздух — в точности как попавшаяся на крючок рыба — и почти беззвучно выдохнула:
— В шесть часов.
— И вы никого не видели по дороге домой?
Миссис Эшли энергично затрясла головой.
— И ничего не слышали?
Хотя цветом лица миссис Эшли теперь сильно напоминала истаявшую свечу, а глаза ее отчаянно бегали, она снова потрясла головой. Терпение Хилари кончилось. Она вплотную подступила к миссис Эшли и со всей жестокостью двадцати двух лет произнесла:
— Нет, миссис Эшли, вы что-то слышали! И даже не пытайтесь отпираться, потому что я все равно вам не верю, и, если сейчас же не услышу от вас всей правды, думаю, мне придется обратиться в полицию.
Поскольку выглядеть более испуганной миссис Эшли никак уже не могла, она принялась дрожать, причем так. что вынуждена была уцепиться для опоры за стол.
— Я ушла в шесть часов — истинная правда, мисс.
— Но вы вернулись? Вернулись, миссис Эшли? — Вопросы Хилари втыкались в жертву безжалостно, точно стрелы, и та в конце концов не выдержала: обмякла, повалилась на колени и, в ужасе прикрыв руками глаза, захлебываясь и задыхаясь, позволила так долго копившейся словесной лавине сорваться наконец с языка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67