Но я, пожалуй, не буду предпринимать никаких шагов до возвращения мистера Таттлкомба. Не хочу, чтобы он решил, будто я делаю что-то, пользуясь его отсутствием. Только не считайте меня неблагодарным, хорошо? Я не хочу, чтобы вы так обо мне думали.
Кэтрин так и не считала. Она с ужасом думала о том, что, увлекшись опасной затеей, едва не сделала шаг в пропасть. Поэтому была страшно благодарна Уильяму за его щепетильность по отношению к мистеру Таттлкомбу. А если бы он согласился? Что, если бы ей пришлось выбирать — отказаться от обещания или появиться в офисе Сирила в качестве защитника Уильяма. Страшен даже не Сирил, а Бретт. Конечно, она не желала продолжения страданий мистера Таттлкомба, но было бы жаль, если бы он вернулся на работу слишком скоро. Она пока не чувствовала себя готовой взять Уильяма Смита за руку и ввести в круг семьи. Пока…
Глава 5
Сирил Эверзли протянул руку и нажал кнопку звонка на столе в своем офисе. Рука его была тонкой и длинной, как и он сам. Если его кузен Бретт выглядел как сквайр эпохи короля Георга, то Сирил больше напоминал средневекового ученого — ниспадающая с плеч мантия и ермолка подошли бы ему больше, чем современный костюм. Старший партнер был на семь лет старше Бретта. При взгляде на них никому бы и в голову не пришло, что они родственники. Бретт — смуглый, эффектный мужчина, у Сирила — редеющие светлые волосы, бледное лицо и легкая сутулость интеллигентного человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы быть художником, мыслителем, просто любителем искусства. В нем и вправду было понемногу от каждого из них. Довольно милый, нарисованный акварелью портрет его дочери Сильвии, висевший напротив стола, был работой самого Сирила. Он все еще мог читать греческих философов просто ради удовольствия и коллекционировал миниатюры и табакерки восемнадцатого столетия.
Не успел он убрать руку от звонка, как вошла мисс Джонс.
— Слушаю, мистер Эверзли?
Сирил взглянул на нее, как обычно, немного хмуро, и сказал:
— Зайдите и закройте дверь.
Как только щелкнул замок, поведение мисс Джонс мгновенно изменилось. Когда она произносила «Слушаю, мистер Эверзли?» — то выглядела, как любой другой секретарь: сдержанные манеры, уверенный голос, строгий внешний вид. Квалифицированный, облеченный доверием служащий является по вызову. Но за захлопнувшейся дверью она сразу превратилась в другого человека, словно сбросила какую-то серую униформу, под которой обнаружилось яркое платье. Казалось, совсем иная женщина подошла к столу и спросила:
— Что случилось?
Пожалуй, описание Уильяма было верным: немолодая, но очень эффектная. Секунду назад ей можно было бы дать сорок. Перемена в поведении отняла у нее лет десять. На самом деле мисс Джонс было тридцать семь. Овальное лицо и красиво очерченные губы сохранили природный свежий цвет, длинные ресницы затеняли ореховые глаза. Изгибы высокого, прямого тела радовали глаз. Она носила простое, темное, но отлично сшитое платье. Ее движения были полны грации и жизненной силы. Но казалось, что, дойдя до рук и ног, природа вдруг поскупилась: они были очень некрасивыми. Она носила изящные туфли и делала все возможное, чтобы облагородить руки, которые секретарша не может спрятать. Она тщательно ухаживала за ними и использовала неброский лак.
На ее «Что случилось?» Сирил Эверзли ответил с оттенком раздражения:
— Почему что-то должно случиться?
Мисс Джонс сделала попытку улыбнуться.
— Не знаю, но что-то ведь произошло.
Он откинулся в кресле.
— Сядь, ради бога! Я страшно нервничаю.
— Бедный Сирил! Ну так в чем же дело?
Она села. Если бы кто-нибудь вошел, он увидел бы секретаря с блокнотом и карандашом и ее начальника — обсуждение в разгаре, сейчас будет принято решение и продиктовано письмо. Все это длилось уже так давно, что подобные действия совершались почти автоматически.
Сирил вытащил письмо из своей записной книжки — лист толстой бумаги, покрытый твердыми, угловатыми буквами, напоминающими клинопись.
— Это касается опеки над Кэтрин. Письмо от адмирала Холдена, третьего опекуна.
— Хорошо, и что же?
— Это совсем не хорошо. Все думали, что он при смерти, а он не умер. Наоборот, поправился и, кажется, получил какие-то вести от Кэтрин. Не знаю, что она ему сказала, но вот что он пишет:
Дорогой Эверзли.
Пару месяцев назад я получил письмо от Кэтрин. Она сообщает, что оставляет свою квартиру и собирается найти что-нибудь поменьше. Кроме того, она хочет устроиться на работу. Я не совсем понял, зачем все это нужно, но в тот момент я был не совсем здоров и решил подождать, пока буду в силах обсудить это с Вами лично. Другого письма от Кэтрин я не получал, и теперешнего ее адреса у меня нет. На следующей неделе я буду в городе и надеюсь зайти к Вам в среду утром или в четверг днем — когда Вам будет удобнее. Я хотел бы разобраться в делах Кэтрин вместе с Вами и Вашим кузеном Бреттом. После почти двух лет бездействия вследствие болезни я был бы рад вновь приступить к своим обязанностям опекуна.
Искренне Ваш,
Д.Г. Холден.
Мисс Джонс повторила свое «И что же?».
Эверзли разжал руку, и письмо упало.
— Что нам делать?
— Денег нет?
— Ты знаешь, что нет. Ты знаешь, что нам пришлось позаимствовать их в сорок пятом. Если бы положение улучшилось, мы смогли бы вернуть их. Нам необходимо было их взять, ты это знаешь не хуже меня, или произошла бы катастрофа. И мы ведь до последнего дня выплачивали содержание. Я говорил Бретту, что сокращать его неразумно, но он такой расточительный — себя-то ни за что не ограничит. Если бы мы продолжали выплачивать Кэтрин ее содержание, не было бы никаких проблем. Из-за этого сокращения Холден свалился нам на голову! Ведь раньше он ничего не делал, только ставил подписи. Конечно, он служил во время войны, а потом эта автокатастрофа, никто и не думал, что он снова встанет на ноги. А теперь он заявляет, что поправился и готов заняться делами Кэтрин. Что нам делать?
Он выглядел, как ребенок, который упал и ждет, чтобы его подняли. Секретарша подумала: «Он всегда плыл по течению — вот его и занесло в такую историю. Если фирмы дрейфуют без твердой руки, они становятся банкротами, а они уже так дрейфуют много лет. В любой момент их может швырнуть на скалы, но может и пронести мимо. Но даже обанкротившись, эти люди не перестанут приворовывать. Правда, я уже так глубоко увязла в этом…»
Вслух она произнесла:
— Ты сказал, он подписывает все, что суют ему под нос.
— Теперь не станет. Он захочет во всем покопаться. Нам придется показать ему цифры. Его нужно убедить. Ты можешь как-нибудь устроить, чтоб он решил, будто все в порядке?
Она подняла брови.
— Милый Сирил, не хочешь же ты, чтоб я подделала документы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Кэтрин так и не считала. Она с ужасом думала о том, что, увлекшись опасной затеей, едва не сделала шаг в пропасть. Поэтому была страшно благодарна Уильяму за его щепетильность по отношению к мистеру Таттлкомбу. А если бы он согласился? Что, если бы ей пришлось выбирать — отказаться от обещания или появиться в офисе Сирила в качестве защитника Уильяма. Страшен даже не Сирил, а Бретт. Конечно, она не желала продолжения страданий мистера Таттлкомба, но было бы жаль, если бы он вернулся на работу слишком скоро. Она пока не чувствовала себя готовой взять Уильяма Смита за руку и ввести в круг семьи. Пока…
Глава 5
Сирил Эверзли протянул руку и нажал кнопку звонка на столе в своем офисе. Рука его была тонкой и длинной, как и он сам. Если его кузен Бретт выглядел как сквайр эпохи короля Георга, то Сирил больше напоминал средневекового ученого — ниспадающая с плеч мантия и ермолка подошли бы ему больше, чем современный костюм. Старший партнер был на семь лет старше Бретта. При взгляде на них никому бы и в голову не пришло, что они родственники. Бретт — смуглый, эффектный мужчина, у Сирила — редеющие светлые волосы, бледное лицо и легкая сутулость интеллигентного человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы быть художником, мыслителем, просто любителем искусства. В нем и вправду было понемногу от каждого из них. Довольно милый, нарисованный акварелью портрет его дочери Сильвии, висевший напротив стола, был работой самого Сирила. Он все еще мог читать греческих философов просто ради удовольствия и коллекционировал миниатюры и табакерки восемнадцатого столетия.
Не успел он убрать руку от звонка, как вошла мисс Джонс.
— Слушаю, мистер Эверзли?
Сирил взглянул на нее, как обычно, немного хмуро, и сказал:
— Зайдите и закройте дверь.
Как только щелкнул замок, поведение мисс Джонс мгновенно изменилось. Когда она произносила «Слушаю, мистер Эверзли?» — то выглядела, как любой другой секретарь: сдержанные манеры, уверенный голос, строгий внешний вид. Квалифицированный, облеченный доверием служащий является по вызову. Но за захлопнувшейся дверью она сразу превратилась в другого человека, словно сбросила какую-то серую униформу, под которой обнаружилось яркое платье. Казалось, совсем иная женщина подошла к столу и спросила:
— Что случилось?
Пожалуй, описание Уильяма было верным: немолодая, но очень эффектная. Секунду назад ей можно было бы дать сорок. Перемена в поведении отняла у нее лет десять. На самом деле мисс Джонс было тридцать семь. Овальное лицо и красиво очерченные губы сохранили природный свежий цвет, длинные ресницы затеняли ореховые глаза. Изгибы высокого, прямого тела радовали глаз. Она носила простое, темное, но отлично сшитое платье. Ее движения были полны грации и жизненной силы. Но казалось, что, дойдя до рук и ног, природа вдруг поскупилась: они были очень некрасивыми. Она носила изящные туфли и делала все возможное, чтобы облагородить руки, которые секретарша не может спрятать. Она тщательно ухаживала за ними и использовала неброский лак.
На ее «Что случилось?» Сирил Эверзли ответил с оттенком раздражения:
— Почему что-то должно случиться?
Мисс Джонс сделала попытку улыбнуться.
— Не знаю, но что-то ведь произошло.
Он откинулся в кресле.
— Сядь, ради бога! Я страшно нервничаю.
— Бедный Сирил! Ну так в чем же дело?
Она села. Если бы кто-нибудь вошел, он увидел бы секретаря с блокнотом и карандашом и ее начальника — обсуждение в разгаре, сейчас будет принято решение и продиктовано письмо. Все это длилось уже так давно, что подобные действия совершались почти автоматически.
Сирил вытащил письмо из своей записной книжки — лист толстой бумаги, покрытый твердыми, угловатыми буквами, напоминающими клинопись.
— Это касается опеки над Кэтрин. Письмо от адмирала Холдена, третьего опекуна.
— Хорошо, и что же?
— Это совсем не хорошо. Все думали, что он при смерти, а он не умер. Наоборот, поправился и, кажется, получил какие-то вести от Кэтрин. Не знаю, что она ему сказала, но вот что он пишет:
Дорогой Эверзли.
Пару месяцев назад я получил письмо от Кэтрин. Она сообщает, что оставляет свою квартиру и собирается найти что-нибудь поменьше. Кроме того, она хочет устроиться на работу. Я не совсем понял, зачем все это нужно, но в тот момент я был не совсем здоров и решил подождать, пока буду в силах обсудить это с Вами лично. Другого письма от Кэтрин я не получал, и теперешнего ее адреса у меня нет. На следующей неделе я буду в городе и надеюсь зайти к Вам в среду утром или в четверг днем — когда Вам будет удобнее. Я хотел бы разобраться в делах Кэтрин вместе с Вами и Вашим кузеном Бреттом. После почти двух лет бездействия вследствие болезни я был бы рад вновь приступить к своим обязанностям опекуна.
Искренне Ваш,
Д.Г. Холден.
Мисс Джонс повторила свое «И что же?».
Эверзли разжал руку, и письмо упало.
— Что нам делать?
— Денег нет?
— Ты знаешь, что нет. Ты знаешь, что нам пришлось позаимствовать их в сорок пятом. Если бы положение улучшилось, мы смогли бы вернуть их. Нам необходимо было их взять, ты это знаешь не хуже меня, или произошла бы катастрофа. И мы ведь до последнего дня выплачивали содержание. Я говорил Бретту, что сокращать его неразумно, но он такой расточительный — себя-то ни за что не ограничит. Если бы мы продолжали выплачивать Кэтрин ее содержание, не было бы никаких проблем. Из-за этого сокращения Холден свалился нам на голову! Ведь раньше он ничего не делал, только ставил подписи. Конечно, он служил во время войны, а потом эта автокатастрофа, никто и не думал, что он снова встанет на ноги. А теперь он заявляет, что поправился и готов заняться делами Кэтрин. Что нам делать?
Он выглядел, как ребенок, который упал и ждет, чтобы его подняли. Секретарша подумала: «Он всегда плыл по течению — вот его и занесло в такую историю. Если фирмы дрейфуют без твердой руки, они становятся банкротами, а они уже так дрейфуют много лет. В любой момент их может швырнуть на скалы, но может и пронести мимо. Но даже обанкротившись, эти люди не перестанут приворовывать. Правда, я уже так глубоко увязла в этом…»
Вслух она произнесла:
— Ты сказал, он подписывает все, что суют ему под нос.
— Теперь не станет. Он захочет во всем покопаться. Нам придется показать ему цифры. Его нужно убедить. Ты можешь как-нибудь устроить, чтоб он решил, будто все в порядке?
Она подняла брови.
— Милый Сирил, не хочешь же ты, чтоб я подделала документы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63