Напоминание о том, что он, оказывается, еще и доктор наук, прибавило настроения секретарю обкома, и оба окончательно забыли о тягостном разговоре, связанном с полковником. В конце обеда, заканчивая застолье коньяком, с непременным кофе, к которому они оба пристрастились в Москве, Коротышка так расчувствовался, что искренне спросил:
— А хочешь, и тебе на день рождения закажу докторскую диссертацию? Абрам Ильич успеет, он голова… Шарофат обрадовалась, однако благоразумие взяло верх.
— Нет, только не сейчас. Неудобно мне сразу вслед за вами, разговоры пойдут. Лучше подожду, года через два… На том и порешили.
Пока она убирала со стола, он прохаживался по квартире; покрутился возле библиотеки, которую хозяйка дома собирала с большим азартом, и, понятно, с его помощью, но желания взять в руки книгу не возникало. Возле огромного стереофонического телевизора «Шарп» рядом с видеомагнитофоном он увидел стопку кассет; судя по новым глянцевым коробкам, эту партию фильмов полковник конфисковал недавно, раньше у него кассет «Басф» не было. Вот фильмы секретаря интересовали, и он включил сразу и деку, и телевизор.
Дома из-за детей, — да и Халима возражала, — не удавалось посмотреть порнографические фильмы — они-то больше всего и привлекали Тилляходжаева; его постоянно занимала мысль: откуда же столько аппетитных женщин для съемок находят на Западе? Фильмы они обычно смотрели с Шарофат, и азартный Коротышка время от времени взвизгивал от страсти и восторга, толкал в бок любовницу и кричал:
— Смотри, баба не кандидат наук, а что вытворяет — высший класс, учись! — и громко смеялся.
Подобная откровенная вульгарность сначала смущала Шарофат, но потом она перестала ее замечать. Опьяненный все возрастающей властью в крае и республике, Наполеон день ото дня становился необузданнее, пошлее, он не прислушивался ни к чьему мнению, ничьим замечаниям, перестал обращать внимание и на ее советы. Был только один человек, которому он внимал с почтением, но с тем он встречался редко, и тот вряд ли догадывался об истинной сущности любимого секретаря обкома.
Перебрав пять-шесть кассет, он наткнулся на интересовавший его фильм, но смотреть в глубоком велюровом кресле, в котором иногда засыпала Шарофат, не дождавшись мужа, не стал, откатил телевизор в спальню, ближе к корвету, — они и прежде смотрели домашнее кино в постели.
Минут через десять на его страстные призывы появилась в спальне Шарофат, но фильм смотреть отказалась, потому что уже трижды видела его с мужем и дважды с подружкой. Сослалась на то, что хочет заняться ужином, побаловать своего богдыхана домашним лагманом и слоеной самсой с бараньими ребрышками. Наполеон поесть любил, и идея Шарофат пришлась ему по душе — гулять так гулять, но отпустил ее на кухню все же с сожалением.
Однако еще минут через десять он нажал на пульт дистанционного управления и выключил телевизор: смотреть секс-фильм, когда рядом нет красивой женщины, показалось ему неинтересным, не возникало азарта. К тому же опять откуда-то выплыла мысль о Купыр-Пулате, и отмахнуться от нее не удалось, хотя и попытался. Впрочем, мысль не совсем о нем — его больше волновал ахалтекинский жеребец Абрек, на которого позарился Акмаль Арипов. Конечно, аксайский хан мог выложить Махмудову и сто тысяч долларов, имел он и контрабандную валюту, а мог отсыпать и золотыми монетами по льготному курсу, только ведь этот праведник Махмудов думал о деньгах, что поступают в казну, вряд ли зеленые доллары, как и николаевские червонцы, волновали его, иначе бы он сам прибрал к рукам остатки золотой казны Саида Алимхана, что до сей поры хранил садовник Хамракул.
Жеребец мог стать причиной разрыва с аксайским ханом, он уже не раз намекал ему, мол, давай употреби власть, на твоей же территории пасется Абрек, твой же вассал Купыр-Пулат.
А ссориться ему с Акмалем Ариповым не хотелось, и не потому, что оба в одной упряжке и оба доверенные люди Верховного, а оттого, что тот стремительно набирал силу и в чем-то пользовался бльшим влиянием, чем он, хотя Тилляходжаев секретарь обкома крупнейшей области, а тот лишь председатель агропромышленного объединения, а уж по мощи ему и сравниваться с ханом Акмалем смешно.
— Я — Крез, а ты — нищий! — сказал ему как-то аксайский хан.
Сказал по пьянке, шутя, но его слова запали в душу Наполеона, тогда он и стал усердно копить золото. И сегодня, заполучив случайно остатки казны эмира Саида Алимхана и мысленно прибавив золотишко, собранное свояком Нурматовым, он уже не считал себя нищим, хотя с аксайским Крезом ему еще тягаться было рановато.
Аксайского хана опасался не только Анвар Абидович, обеспокоен был его растущим влиянием и амбициями и сам «Отец», он-то и высказал мысль, что за Акмалем нужен глаз да глаз. Наверное, если бы аксайский орденоносец находился на партийной работе, «Отец» держал бы его рядом, в Ташкенте, или отправил куда-нибудь послом в мусульманскую страну, — как поступал всякий раз, чувствуя конкуренцию или просто сильного человека рядом, — и контроль обеспечивался бы сам собой, а теперь менять что-то в жизни Арипова было поздно. Он создал свое ханство в республике, — расхожее выражение «государство в государстве» тут не подходило. И осуществлять за ним догляд оказалось делом непростым, он в полном смысле слова перекрыл все дороги, ведущие в Аксай и из Аксая, и денно и нощно на сторожевых вышках дежурили люди в милицейских фуражках, хотя им вполне могли подойти бы басмаческие тюрбаны. Потому и дружбу с ним терять было нельзя, — единственная дорожка в Аксай могла закрыться, и тогда думай, что он там замышляет, кого против тебя или против «Отца» настраивает. Как бы Акмаль ни был хитер и коварен, а пьяный за столом, спуская пары, кое о чем проговаривался. Только нужно было умело слушать и с умом поддерживать разговор.
Нет, ссориться секретарю с любителем чистопородных скакунов никак нельзя, и все дело упиралось в упрямца Махмудова: не мог же он сказать ему, как любому другому: «Отдай коня Акмалю и не кашляй!» Да, другому и говорить не пришлось бы, — только намекни, сам сведет Абрека в Аксай. Кто не знает в крае Арипова? За счастье сочтет, что удостоился чести посидеть за одним дастарханом. А ответ Купыр-Пулата он знал заранее — обязательно сошлется на конезавод, на государственные интересы, наверное, еще и пристыдит, скажет, почему потворствуете байской прихоти, не по-партийному это. Чего доброго и на народ ссылаться станет, говорят, он всерьез верит, что народ всему хозяин. Возможно, поэтому его любят? Нет, здесь один способ: нужно сломить, запугать, заставить Махмудова служить заркентскому двору, тогда и вопрос с жеребцом решится сам собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58