Ты же сам слышал, как она старалась.
— Значит, плохо старалась. Сядь на место, Цыгарь.
У того заходили желваки на скулах, но он сдержался и, стараясь не смотреть на экран, молча опустился на стул.
Неотрывно глядя на монитор, Федор принялся ему объяснять:
— Дурак, как ты не понимаешь? Подожди еще пару минут, и мы сейчас такую компруху запишем, о какой и не мечтали. Смотри, что этот петух вытворяет… Да в обмен на эту кассету мы из него все его сраные бабки вытянем, иначе ему не жить.
Не подозревая, что за ним наблюдают, да и вообще не будучи в состоянии оценивать свое поведение, Кашинцев накинулся на Наталью с яростью безумца. Он хлестал ее по щекам, рвал на ней одежду, пытаясь ее раздеть. Казалось, он наконец-то нашел ту самую тварь, которая виновата во всех его бедах.
Наталья отчаянно отбивалась, пыталась звать на помощь, но Кашинцев одной рукой затыкал ей рот, а другой лихорадочно расстегивал ширинку.
Изловчившись, Наталья ударила его ногой в пах, но он даже не почувствовал боли и только разъярился еще больше. Он с такой силой ударил ее по лицу кулаком, что сознание у Натальи помутилось, тело обмякло, руки опустились, и она затихла.
Воспользовавшись этим, Кашинцев сорвал с нее нижнее белье. Увидев темный треугольник волос на лобке, он задрожал всем телом, но, не в состоянии контролировать себя, стал эякулировать, разбрызгивая семя на ее тело и разбросанную вокруг одежду.
В этот момент Наталья пришла в себя и, ощутив на бедрах липкую студенистую жидкость, почувствовала нестерпимый позыв к рвоте. Резко дернувшись в сторону, она освободила желудок и, несмотря на отчаянность своего положения, презрительно проговорила:
— Ну что, импотент, удовлетворился?
Задохнувшись от услышанного оскорбления, Кашинцев на мгновение застыл.
— Сука! Ты еще издеваться надо мной будешь! — взвизгнул он, схватил за горлышко бутылку и разбил ее о стенку.
Наталья вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Зарежу, паскуда! Покромсаю на ремни и повешу тебя на них же! — зарычал Кашинцев, выставив перед собой руку со страшной «розочкой».
За стенкой Федор Михайлюк напряженно наблюдал за происходящим на экране монитора, нервно приговаривая:
— Рано еще, рано… Давай, говнюк, решайся…
Цыгарь не выдержал:
— Ну уж нет, Федор! — крикнул он, распахивая дверь. — С меня хватит!
В мгновение ока он оказался у Кашинцева за спиной. Ударом ноги под ребра отшвырнул насильника к стене.
Не ожидавший появления посторонних, Кашинцев не успел среагировать и рухнул навзничь. Однако окончательно справиться с психопатом-инспектором оказалось не просто. Глаза его потемнели, и, быстро оценив опасность, он резко выбросил вперед два раза «розочку» и заверещал:
— Не подходи, убью!
Степан отскочил и принялся шарить взглядом вокруг в поисках орудия защиты. В этот момент в комнату вломился Леня Михайлюк. Он схватил подвернувшийся под руку стул и крикнул Цыгарю:
— Отойди!
Тот едва успел увернуться, когда Леня бросился на Кашинцева и буквально пригвоздил его к полу. Стул с треском разлетелся на куски. От удара налоговый инспектор потерял сознание и растянулся на ковре.
Очнувшись, Кашинцев застонал. Попытался шевельнуться, но понял, что связан по рукам и ногам. Увидев перед собою две внушительные фигуры братьев Михайлюков, он хотел было закричать, но рот его оказался плотно заклеен скотчем.
— Не дергайся! — грубо скомандовал Федор, с наслаждением закуривая сигарету. Потом, неторопливо прохаживаясь по комнате и выпуская через ноздри дым, он объяснял налоговому инспектору сложившуюся ситуацию:
— Влип ты, парень, по самые помидоры. Все твои художества мы записали на пленку. Ну-ка, Лень!
Леня демонстративно помахал перед носом Кашинцева видеокассетой.
— Ты не генеральный прокурор, — продолжал Федор, — тебе на слово не поверят. Попробуешь трепыхаться, мы эту пленочку быстро отправим по нужному адресу. Знаешь, что тебе за это светит? Сейчас расскажу. Статья 117 Уголовного кодекса Российской Федерации — изнасилование при отягчающих обстоятельствах, от восьми до пятнадцати в колонии строгого режима. Но не это самое главное. Ты знаешь, что полагается на зоне таким, как ты. Там не любят взломщиков лохматого сейфа, а ты к тому же хотел такую красивую девочку изуродовать. Ты же у нас еще и садист, а станешь мазохистом. Усек? Короче, петушиный угол тебе на зоне обеспечен, сам понимаешь, с отягчающими обстоятельствами. И это в лучшем случае. Про «опущенных» слыхал? «Быки» устроят тебе сладкую жизнь, пустят тебя на хор, отшампурят по полной программе, и если тебе не повезет и ты не сдохнешь, то будешь весь свой оставшийся срок дятлам задницу подставлять. Дадут тебе новую погонялу, и будешь ты не Игорем, а Ирочкой, и каждый шнырь зачуханный будет тебя херачить так, что гланды через нос повылезают. Ну, как тебе такая перспективочка? Улыбается?
Вытаращившись на Михайлюка, Кашинцев отчаянно замотал головой.
— Короче, выбирай: либо мы сейчас организуем заявление от потерпевшей, приложим к нему эту видеокассету и полетишь ты сизым голубем в места не столь отдаленные, либо ты покупаешь у нас эту кассету и держишь язык за зубами. Но ты, Игорек, должен понимать, что для собственной безопасности мы, конечно, одну копию оставим себе. Будешь себя вести хорошо, она никогда и нигде не всплывет.
Конечно, гарантий я тебе предоставить не могу, придется поверить нашему честному слову и нашей порядочности. Ну что, согласен купить у нас кассету?
Кашинцев попытался что-то промычать.
— Сейчас я дам тебе возможность ответить, — продолжал Михайлюк. — Но не вздумай орать, а то у Лени все еще кулаки чешутся.
Федор подошел к Кашинцеву и резким движением руки содрал с его лица липкую ленту.
— То, чем вы тут занимаетесь, — бандитизм и вымогательство… — выдохнул налоговый инспектор.
— Неужели? — хмыкнул Федор.
— Ваша кассета — для суда не доказательство.
— А что ты скажешь на это? — Федор взял с полки пластиковый пакет, в котором лежали отбитое горлышко бутылки и кружевные трусики. — Вот здесь очень четко отпечатались твои пальчики, а там, — он ткнул пальцем в деталь нижнего белья, — твоя вонючая сперма. Как ты считаешь, это для суда доказательства?
Кашинцев долго молчал. Он понимал, что оказался наглухо приперт к стенке. Выбора не было, и ему ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть, пряча глаза.
— Ну, вот и молодец, — похлопал его по плечу Михайлюк-старший. — Леня, развяжи ему ноги.
Глава 17
Середина жаркого лета в мегаполисе — не лучшее время для масштабных художественных акций, но именно июль выбрал Андрей Ольшанский — владелец рекламного агентства «Арт-Модус» — для организации тусовки, которая должна была расшевелить всю богемную Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Значит, плохо старалась. Сядь на место, Цыгарь.
У того заходили желваки на скулах, но он сдержался и, стараясь не смотреть на экран, молча опустился на стул.
Неотрывно глядя на монитор, Федор принялся ему объяснять:
— Дурак, как ты не понимаешь? Подожди еще пару минут, и мы сейчас такую компруху запишем, о какой и не мечтали. Смотри, что этот петух вытворяет… Да в обмен на эту кассету мы из него все его сраные бабки вытянем, иначе ему не жить.
Не подозревая, что за ним наблюдают, да и вообще не будучи в состоянии оценивать свое поведение, Кашинцев накинулся на Наталью с яростью безумца. Он хлестал ее по щекам, рвал на ней одежду, пытаясь ее раздеть. Казалось, он наконец-то нашел ту самую тварь, которая виновата во всех его бедах.
Наталья отчаянно отбивалась, пыталась звать на помощь, но Кашинцев одной рукой затыкал ей рот, а другой лихорадочно расстегивал ширинку.
Изловчившись, Наталья ударила его ногой в пах, но он даже не почувствовал боли и только разъярился еще больше. Он с такой силой ударил ее по лицу кулаком, что сознание у Натальи помутилось, тело обмякло, руки опустились, и она затихла.
Воспользовавшись этим, Кашинцев сорвал с нее нижнее белье. Увидев темный треугольник волос на лобке, он задрожал всем телом, но, не в состоянии контролировать себя, стал эякулировать, разбрызгивая семя на ее тело и разбросанную вокруг одежду.
В этот момент Наталья пришла в себя и, ощутив на бедрах липкую студенистую жидкость, почувствовала нестерпимый позыв к рвоте. Резко дернувшись в сторону, она освободила желудок и, несмотря на отчаянность своего положения, презрительно проговорила:
— Ну что, импотент, удовлетворился?
Задохнувшись от услышанного оскорбления, Кашинцев на мгновение застыл.
— Сука! Ты еще издеваться надо мной будешь! — взвизгнул он, схватил за горлышко бутылку и разбил ее о стенку.
Наталья вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Зарежу, паскуда! Покромсаю на ремни и повешу тебя на них же! — зарычал Кашинцев, выставив перед собой руку со страшной «розочкой».
За стенкой Федор Михайлюк напряженно наблюдал за происходящим на экране монитора, нервно приговаривая:
— Рано еще, рано… Давай, говнюк, решайся…
Цыгарь не выдержал:
— Ну уж нет, Федор! — крикнул он, распахивая дверь. — С меня хватит!
В мгновение ока он оказался у Кашинцева за спиной. Ударом ноги под ребра отшвырнул насильника к стене.
Не ожидавший появления посторонних, Кашинцев не успел среагировать и рухнул навзничь. Однако окончательно справиться с психопатом-инспектором оказалось не просто. Глаза его потемнели, и, быстро оценив опасность, он резко выбросил вперед два раза «розочку» и заверещал:
— Не подходи, убью!
Степан отскочил и принялся шарить взглядом вокруг в поисках орудия защиты. В этот момент в комнату вломился Леня Михайлюк. Он схватил подвернувшийся под руку стул и крикнул Цыгарю:
— Отойди!
Тот едва успел увернуться, когда Леня бросился на Кашинцева и буквально пригвоздил его к полу. Стул с треском разлетелся на куски. От удара налоговый инспектор потерял сознание и растянулся на ковре.
Очнувшись, Кашинцев застонал. Попытался шевельнуться, но понял, что связан по рукам и ногам. Увидев перед собою две внушительные фигуры братьев Михайлюков, он хотел было закричать, но рот его оказался плотно заклеен скотчем.
— Не дергайся! — грубо скомандовал Федор, с наслаждением закуривая сигарету. Потом, неторопливо прохаживаясь по комнате и выпуская через ноздри дым, он объяснял налоговому инспектору сложившуюся ситуацию:
— Влип ты, парень, по самые помидоры. Все твои художества мы записали на пленку. Ну-ка, Лень!
Леня демонстративно помахал перед носом Кашинцева видеокассетой.
— Ты не генеральный прокурор, — продолжал Федор, — тебе на слово не поверят. Попробуешь трепыхаться, мы эту пленочку быстро отправим по нужному адресу. Знаешь, что тебе за это светит? Сейчас расскажу. Статья 117 Уголовного кодекса Российской Федерации — изнасилование при отягчающих обстоятельствах, от восьми до пятнадцати в колонии строгого режима. Но не это самое главное. Ты знаешь, что полагается на зоне таким, как ты. Там не любят взломщиков лохматого сейфа, а ты к тому же хотел такую красивую девочку изуродовать. Ты же у нас еще и садист, а станешь мазохистом. Усек? Короче, петушиный угол тебе на зоне обеспечен, сам понимаешь, с отягчающими обстоятельствами. И это в лучшем случае. Про «опущенных» слыхал? «Быки» устроят тебе сладкую жизнь, пустят тебя на хор, отшампурят по полной программе, и если тебе не повезет и ты не сдохнешь, то будешь весь свой оставшийся срок дятлам задницу подставлять. Дадут тебе новую погонялу, и будешь ты не Игорем, а Ирочкой, и каждый шнырь зачуханный будет тебя херачить так, что гланды через нос повылезают. Ну, как тебе такая перспективочка? Улыбается?
Вытаращившись на Михайлюка, Кашинцев отчаянно замотал головой.
— Короче, выбирай: либо мы сейчас организуем заявление от потерпевшей, приложим к нему эту видеокассету и полетишь ты сизым голубем в места не столь отдаленные, либо ты покупаешь у нас эту кассету и держишь язык за зубами. Но ты, Игорек, должен понимать, что для собственной безопасности мы, конечно, одну копию оставим себе. Будешь себя вести хорошо, она никогда и нигде не всплывет.
Конечно, гарантий я тебе предоставить не могу, придется поверить нашему честному слову и нашей порядочности. Ну что, согласен купить у нас кассету?
Кашинцев попытался что-то промычать.
— Сейчас я дам тебе возможность ответить, — продолжал Михайлюк. — Но не вздумай орать, а то у Лени все еще кулаки чешутся.
Федор подошел к Кашинцеву и резким движением руки содрал с его лица липкую ленту.
— То, чем вы тут занимаетесь, — бандитизм и вымогательство… — выдохнул налоговый инспектор.
— Неужели? — хмыкнул Федор.
— Ваша кассета — для суда не доказательство.
— А что ты скажешь на это? — Федор взял с полки пластиковый пакет, в котором лежали отбитое горлышко бутылки и кружевные трусики. — Вот здесь очень четко отпечатались твои пальчики, а там, — он ткнул пальцем в деталь нижнего белья, — твоя вонючая сперма. Как ты считаешь, это для суда доказательства?
Кашинцев долго молчал. Он понимал, что оказался наглухо приперт к стенке. Выбора не было, и ему ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть, пряча глаза.
— Ну, вот и молодец, — похлопал его по плечу Михайлюк-старший. — Леня, развяжи ему ноги.
Глава 17
Середина жаркого лета в мегаполисе — не лучшее время для масштабных художественных акций, но именно июль выбрал Андрей Ольшанский — владелец рекламного агентства «Арт-Модус» — для организации тусовки, которая должна была расшевелить всю богемную Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90