— Ох, Натаха, скажу я тебе, это был и напиток!.. Амброзия, можно сказать.
— Амброзия — это нектар, который употребляли боги, жившие на Олимпе, — показала свою осведомленность Наталья.
— Да? — искренне изумился Цыгарь. — А я не знал. Я думал, амброзия — это от слова «амбре». Ну, ты понимаешь, о чем я говорю. Короче, сорок градусов там, конечно, было, но привкус такой гнусный, у меня аж челюсти свело. А дело-то зимой, закусить нечем. Я снега из сугроба ладонью зачерпнул, еле-еле в пасть затолкал. Эх, Натаха, лучше бы я этого не делал! Чуть все назад не поперло. Я кое-как эту дрянь в своем желудке удержал, а местный алкаш, что со мной был, стоит и ухмыляется. «Ну, как?» — спрашивает. Я-то ничего ответить не могу, боюсь рот раскрыть, только руками развожу и головой трясу. А он мне предлагает: еще по одной не желаешь? Я кое-как с собой совладал и прохрипел:
«Нет, пока не желаю». А он говорит: «Тогда я себе еще налью». Тут уж я, конечно, не возражал. В общем, так он весь этот пузырь и оприходовал, считай, в одиночку. Я потом еще с животом намучился. Так вот, Натаха, догадайся, из чего был этот самогон? Ага, вижу, тебе уже смешно. А мне-то было не до смеху…
Ладно бы из какого-нибудь пристойного навоза, а то ведь из свиного дерьма.
Наталья смеялась, откинувшись к стенке купе.
— Ты бы, Степа, поинтересовался, из чего продукт произведен, прежде чем пить.
— Да кто же мог подумать? — замахал тот руками. — Теперь ты понимаешь, какие чувства я испытал, пробуя самогон, которым нас угостила Федькина тетка?
Сам-то он, конечно, засранец, но тетка у него хорошая, дал бы ей бог здоровья.
И самогон делает что надо — мягкий, можно сказать, задумчивый. На вкус — ароматный, и от запаха нос набок не сворачивается. По большому счету, такой напиток можно употреблять без закуси, но если к нему имеется еще и сало украинское, то грех не закусить. Ты глянь, какая это вещь! — Степан взял двумя пальцами тонкий ломтик сала и повертел его у Натальи перед лицом. — Нет, ты посмотри, посмотри! Оно ведь насквозь просвечивается. Вот видишь, розовые лучики вокруг расходятся. Оно ведь почему такое ясное? Потому что другое, не такое, как наше. Вот ведь парадокс, правда? Свиньи вроде одинаковые, едят одно и то же. Нет, вообще-то вру. Не одно и то же едят. У нас-то в России чем свинью кормят? Ну, хлебом, картошкой, жмыхом каким-нибудь. А на Украине? Овощами всякими, яблоками, грушами, даже арбузами. И солнца здесь больше. Они ведь — все эти овощи-фрукты — солнце в себя сначала впитывают, а потом эту энергию солнечную свинье отдают. Верно ведь, а? Что скажешь? — Он хитро подмигнул Наталье.
— Да я и не знаю, что сказать, — улыбаясь и пожимая плечами, ответила та. — Никогда прежде не приходилось задумываться над различиями в сортах самогона и сала.
— Ну и зря. — Цыгарь наставительно поднял указательный палец. — Это — глубокий философский вопрос. Так, ты погоди, я сейчас к проводнице сбегаю за стаканчиками.
Через минуту он вернулся, с торжественным видом поставил на столик два чистых стакана и потянулся к бутылке:
— Будешь?
— Вообще-то я крепких напитков не употребляю. — Наталья пожала плечами.
— Да ладно тебе кукситься, тут все свои. И времени у нас еще навалом.
— Ну, разве что самую малость.
— Ладно, я тебя насиловать не стану. — Цыгарь плеснул самогонки на донышко стакана. — Попробуй, достойная вещь. — После этого он подсунул девушке кусочек хлеба с салом. — И закуси. Хочу, чтобы ты оценила. — Себе он налил сто граммов, поднял стакан и с улыбкой провозгласил:
— За успех нашего безнадежного предприятия!
— За безнадежное пить не хочу! — Наталья покачала головой.
— Да я пошутил. Ты пей, пей, не бойся. Все у нас будет клево.
Наталья осторожно пригубила из стакана. Самогон на самом деле оказался мягким, ароматным и не таким уж крепким. Впрочем, доза была не настолько велика, чтобы зашумело в голове, да и закуска ей понравилась: сало просто таяло во рту.
— Считаешь, у нас все получится? — спросила она, прожевав бутерброд.
— Конечно! — Цыгарь уверенно махнул рукой. — Ну, сама подумай… Кто такие эти Михайлюки? Леня — он вообще лох, ему только кулачищами помахать да водяры наглотаться после дела. Федор, конечно, поумнее будет, но тоже не Эйнштейн. Я с самого начала подозревал, что у него с головой не все в порядке.
Вот осел! — хлопнул он себя ладонью по лбу. — Это я не про Федора. Я — осел.
Как сразу не догадался? Вел-то он себя странно, не по-нашему… С другой стороны, это и хорошо. По крайней мере, мы теперь можем просчитать, в какую сторону его мозги работают. Я-то предполагал, что он с бабками на юга подастся, но не был в этом уверен. А тут такое дело… Все оказалось просто, как грабли.
— Помнишь, Степа, в «Джентльменах удачи»? Куплю себе костюм с отливом — и в Ялту. Вот и Федор так же думал.
— Мент и вор — как орел и решка, две стороны одной медали. Хороший вор всегда мента поймет.
— А наоборот? — спросила Наталья.
— Наоборот? Это уже сложнее, — ухмыльнулся Цы-гарь. — Изобретаем-то мы, а они только по нашим следам идут, это во-первых. А во-вторых, кто такой мент?
Тот же вор, только трусливый. Мы-то рискуем, на себя все берем, в одиночку, можно сказать, воз тащим. А за ним, за ментом этим поганым, целая толпа таких же, как он. Мент в одиночку будет делать то же самое, что и я, только трусливо.
Гульнуть ему, конечно, хочется, но с оглядочкой, с западлом таким ментовским, бабки заныкает поглубже.
— Например?
— Я, конечно, точно не знаю. В камеру хранения куда-нибудь засунет, чтобы, с одной стороны, никто, кроме него, до них добраться не мог, а с другой — чтобы рядом, под рукой, были. Воображение-то у него убогонькое, как у куркуля, и все представления о жизни еще с совковых времен.
— Тогда в Сочи у него один путь — гостиница «Жемчужина», — с чисто женской логикой предположила Наталья.
— Сам-то я там не был, но про «Жемчужину» слыхал, — кивнул Цыгарь и налил себе еще полстакана. — Ничего, Натаха! — сказал он, с удовольствием опорожнив стакан и закусывая украинским витамином "с". — Нам бы только вычислить, куда он лавэ зашхерил, а остальное — дело техники.
Подняв руки над столиком и шевеля пальцами, он гордо произнес:
— Ни один замок перед этими пальчиками не устоял, я в этом толк знаю.
Вскроем мы тебя, дядя Федя, и пустим по миру с голой жопой!
Глава 24
— Федя! Ты где?.. — Леонид Михайлюк ногой закрыл за собой дверь гостиничного номера и, пройдя в просторный зал люкса, со стуком поставил на столик четыре бутылки пива.
Шум воды в душе затих, и из дверей ванной комнаты вышел полуобнаженный Федор, обернутый ниже пояса широким махровым полотенцем.
— Пивко — это то, что надо, — одобрительно сказал он, плюхаясь на диван возле столика. — А почему так мало?
— Да говняное у них пиво, — скривился Леня, — кислятина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90