Собеседники как бы берут на себя обязательство не обращать внимания на мелочи, не цепляться за слова и оговорки.
— Я уверен, что вы правильно меня поймете...
— И я в этом уверен, — подхватил Невродов, поторапливая Пафнутьева.
— Иначе бы не пришел. А уж коли я здесь, то сознаю, что полностью отдаю себя в ваши руки.
— Бери меня, я вся твоя? — пошутил Невродов, но тут же смутился и покраснел от неловкости. — Извини, Павел Николаевич. Продолжай, прошу тебя.
— Значит так... Значит так... Докладываю — мне предложено подумать над тем, чтобы занять кабинет городского прокурора, — это была правда и Пафнутьев произнес слова с чистой совестью.
— И кто же предложил тебе подумать?
— Анцыферов.
— Куда же он сам собрался?
Пафнутьев не ответил. Он молча осмотрел кабинет Невродова, задержался на больших окнах, на застекленных шкафах, потом взгляд его, совершив еще несколько виражей, вернулся к Невродову.
— Так, — сказал тот. — Понятно. А меня куда?
— Не знаю. Так далеко разговор не простирался.
— Хорошо... Допустим. Чего же ты хочешь от меня?
— Если вы знали о том, что я сказал — это один, разговор. Если я сообщил новость — это другой разговор. Вы что-нибудь знали?
— Нет. Об этом мне не было ничего известно, — неподвижное лицо Невродова начало медленно покрываться красными пятнами Он вынул большой клетчатый платок, протер руки, коснулся им лба, снова сунул в карман. — Прости, Павел Николаевич, но я не знаю, зачем ты пришел ко мне? Ты сказался от предложения?
— В тот момент, когда об этом шел разговор, я не отказывался.
— Разумеется, — кивнул Невродов. — Дальше, — Но и не визжал от восторга.
— Этого и не требуется.
— В мои планы не входит занятие кабинета Анцыферова.
— Что же входит в твои планы?
— Анцыферов берет взятки.
— Ха! — Невродов откинулся на спинку кресла. — Ну, ты даешь, Павел Николаевич! А кто их не берет?
— Он берет их за прикрытие уголовных дел.
— Естественно, он же прокурор. За что же ему еще могут платить? — Невродов рассмеялся, но смех его не получился беззаботным. Настороженно рассмеялся прокурор, ожидая дальнейших пояснений.
— Я хочу, — Пафнутьев помолчал, подбирая слова наиболее уместные, наиболее точные. — Я хочу взять его на этом деле.
— И посадить?
— Да.
— Шутишь?
— Нет.
Невродов тяжело поднялся, прошелся по кабинету, поскрипывая вощенными паркетинками. Пафнутьев поразился его маленькой ноге — остроносые черные туфельки Невродова были, казалось, не больше сорокового размера. Он остановился у окна, некоторое время смотрел па улицу, потом постоял у шкафа, набитого кодексами, комментариями, справочниками, вернулся, но не сел, а, уперевшись в стол двумя руками, навис всем большим жарким телом над Пафнутьевым так, что тот даже пригнул голову.
— Кто об этом знает? — голос Невродова сделался заметно тише, что было уже добрым знаком.
— Уже двое.
— Так, — Невродов обошел вокруг стола и сел в кресло. — Тебе известно его прикрытие?
— Да.
— И ты надеешься этот козырь перебить?
— Да.
— Но это невозможно, Павел Николаевич.
— Очень даже возможно.
— Каким образом?
— Будет лучше, если я не отвечу на этот вопрос.
— Почему?
— Не хочу связывать вас знанием. И мне спокойнее. Просто я все беру на себя. В случае неудачи — гореть мне одному. Синим пламенем.
— Но санкцию-то я должен дать?
— Конечно.
— Но это же переворот, Павел Николаевич? Вы это хотя бы сознаете?
— Я прошу вас помочь в пределах закона.
— Но мы оба знаем, что такое закон в наше время, верно?
— Знаем.
— Зачем ты идешь на это? Ведь тебе светит кабинет городского прокурора?
— Высоты боюсь.
— Эго не ответ.
— Это самый честный ответ, который я могу дать. Ведь мы оба знаем, что такое закон в наше время и каковы будут мои обязанности в кабинете городского прокурора.
— Принимается... Но надо хорошо подумать, — Невродов сложил руки на столе и исподлобья посмотрел на Пафнутьева. — Ведь все только этим закончиться не может, это будет только началом...
— Скорее всего.
— Ты поставил меня в сложное положение, Павел Николаевич. Независимо от того, как я отнесусь к твоему предложению, к твоей затее. Ты это понимаешь?
— Да.
— Надо подумать, — проговорил Невродов после долгого молчания.
— Когда позвонить?
— Не надо мне звонить. Я сам тебя найду. Не торопи.
— Хорошо, — Пафнутьев поднялся.
— Ты откуда мне звонил?
— Из автомата.
— Молодец.
— А здесь все в порядке? — Пафнутьев кивнул на ряд телефонов, выстроившихся на столе Невродова.
— Надеюсь — Надо бы уточнить, Валерий Александрович.
— Уже. Тут порядок. Подчистил немного.
— А было что подчищать?
— Было, — Невродов опустил глаза.
— До скорой встречи, Валерий Александрович. Буду ждать вашего звонка.
— Жди, — кивнул Невродов и протянул руку, настороженно глядя Пафнутьеву в глаза. — Не дрогнешь?
— Нет.
— Я позвоню, — повторил областной прокурор.
Только выйдя на улицу, Пафнутьев перевел дух — он не привык говорить в таком темпе. Когда на его пути оказался гастроном, он зашел внутрь и у стоики купил стакан томатного сока — больше ничего на разлив не продавали. Сок оказался настолько отвратительным, что он почти полный стакан оставил на прилавке. Выходя в дверь, оглянулся — молоденькая девушка спокойно выливала его недопитый сок обратно в стеклянную колбу.
* * *
Сверившись с адресом в блокноте, Пафнутьев прошел во двор дома, осмотрелся. Двор был чист, ухожен, что уже вызывало удивление — очень мало осталось в стране ухоженных мест. Вдоль проезжей части стояли несколько машин, явно иностранного производства. Под толстыми кленами пестрели скамейки, к ним тянулись дорожки, подметенные дорожки. Дом был старый, сталинской еще постройки — толстые стены, кое-какие выступы над окнами, над дверями. Сегодня, во времена сверхэкономии и какой-то безумной гонки за заморскими стеклобетонными образцами, эти невинные карнизики казались архитектурными роскошествами. Когда-то в таких вот домах еще делали прихожие, оставляли кладовочки, да и кухни в них почему-то оказывались гораздо больше стандартных пяти метров.
Пафнутьев поднялся по непривычно широкой лестнице на третий этаж, потоптался на просторной площадке с окном во двор, подойдя к тяжелой дубовой двери, позвонил. В глубине квартиры прозвучал слабый, приглушенный звонок. Щелкнули замки и на пороге возникла молодая женщина со встревоженным взглядом. Она, казалось, ждала кого-то, кто вмешался бы в ее жизнь решительно и счастливо.
— Здравствуйте, — сказал Пафнутьев и громче, и радостнее, чем требовалось.
— Здравствуйте.
— Здесь живут Званцевы?
— Живут, — женщина чуть заметно улыбнулась, откликнувшись на его тон.
— Значит, я не заблудился.
— Если не заблудились, входите, — она отступила в сторону — большая прихожая позволяла отступить в сторону, пропустить гостя в дом и лишь потом закрыть за ним дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Я уверен, что вы правильно меня поймете...
— И я в этом уверен, — подхватил Невродов, поторапливая Пафнутьева.
— Иначе бы не пришел. А уж коли я здесь, то сознаю, что полностью отдаю себя в ваши руки.
— Бери меня, я вся твоя? — пошутил Невродов, но тут же смутился и покраснел от неловкости. — Извини, Павел Николаевич. Продолжай, прошу тебя.
— Значит так... Значит так... Докладываю — мне предложено подумать над тем, чтобы занять кабинет городского прокурора, — это была правда и Пафнутьев произнес слова с чистой совестью.
— И кто же предложил тебе подумать?
— Анцыферов.
— Куда же он сам собрался?
Пафнутьев не ответил. Он молча осмотрел кабинет Невродова, задержался на больших окнах, на застекленных шкафах, потом взгляд его, совершив еще несколько виражей, вернулся к Невродову.
— Так, — сказал тот. — Понятно. А меня куда?
— Не знаю. Так далеко разговор не простирался.
— Хорошо... Допустим. Чего же ты хочешь от меня?
— Если вы знали о том, что я сказал — это один, разговор. Если я сообщил новость — это другой разговор. Вы что-нибудь знали?
— Нет. Об этом мне не было ничего известно, — неподвижное лицо Невродова начало медленно покрываться красными пятнами Он вынул большой клетчатый платок, протер руки, коснулся им лба, снова сунул в карман. — Прости, Павел Николаевич, но я не знаю, зачем ты пришел ко мне? Ты сказался от предложения?
— В тот момент, когда об этом шел разговор, я не отказывался.
— Разумеется, — кивнул Невродов. — Дальше, — Но и не визжал от восторга.
— Этого и не требуется.
— В мои планы не входит занятие кабинета Анцыферова.
— Что же входит в твои планы?
— Анцыферов берет взятки.
— Ха! — Невродов откинулся на спинку кресла. — Ну, ты даешь, Павел Николаевич! А кто их не берет?
— Он берет их за прикрытие уголовных дел.
— Естественно, он же прокурор. За что же ему еще могут платить? — Невродов рассмеялся, но смех его не получился беззаботным. Настороженно рассмеялся прокурор, ожидая дальнейших пояснений.
— Я хочу, — Пафнутьев помолчал, подбирая слова наиболее уместные, наиболее точные. — Я хочу взять его на этом деле.
— И посадить?
— Да.
— Шутишь?
— Нет.
Невродов тяжело поднялся, прошелся по кабинету, поскрипывая вощенными паркетинками. Пафнутьев поразился его маленькой ноге — остроносые черные туфельки Невродова были, казалось, не больше сорокового размера. Он остановился у окна, некоторое время смотрел па улицу, потом постоял у шкафа, набитого кодексами, комментариями, справочниками, вернулся, но не сел, а, уперевшись в стол двумя руками, навис всем большим жарким телом над Пафнутьевым так, что тот даже пригнул голову.
— Кто об этом знает? — голос Невродова сделался заметно тише, что было уже добрым знаком.
— Уже двое.
— Так, — Невродов обошел вокруг стола и сел в кресло. — Тебе известно его прикрытие?
— Да.
— И ты надеешься этот козырь перебить?
— Да.
— Но это невозможно, Павел Николаевич.
— Очень даже возможно.
— Каким образом?
— Будет лучше, если я не отвечу на этот вопрос.
— Почему?
— Не хочу связывать вас знанием. И мне спокойнее. Просто я все беру на себя. В случае неудачи — гореть мне одному. Синим пламенем.
— Но санкцию-то я должен дать?
— Конечно.
— Но это же переворот, Павел Николаевич? Вы это хотя бы сознаете?
— Я прошу вас помочь в пределах закона.
— Но мы оба знаем, что такое закон в наше время, верно?
— Знаем.
— Зачем ты идешь на это? Ведь тебе светит кабинет городского прокурора?
— Высоты боюсь.
— Эго не ответ.
— Это самый честный ответ, который я могу дать. Ведь мы оба знаем, что такое закон в наше время и каковы будут мои обязанности в кабинете городского прокурора.
— Принимается... Но надо хорошо подумать, — Невродов сложил руки на столе и исподлобья посмотрел на Пафнутьева. — Ведь все только этим закончиться не может, это будет только началом...
— Скорее всего.
— Ты поставил меня в сложное положение, Павел Николаевич. Независимо от того, как я отнесусь к твоему предложению, к твоей затее. Ты это понимаешь?
— Да.
— Надо подумать, — проговорил Невродов после долгого молчания.
— Когда позвонить?
— Не надо мне звонить. Я сам тебя найду. Не торопи.
— Хорошо, — Пафнутьев поднялся.
— Ты откуда мне звонил?
— Из автомата.
— Молодец.
— А здесь все в порядке? — Пафнутьев кивнул на ряд телефонов, выстроившихся на столе Невродова.
— Надеюсь — Надо бы уточнить, Валерий Александрович.
— Уже. Тут порядок. Подчистил немного.
— А было что подчищать?
— Было, — Невродов опустил глаза.
— До скорой встречи, Валерий Александрович. Буду ждать вашего звонка.
— Жди, — кивнул Невродов и протянул руку, настороженно глядя Пафнутьеву в глаза. — Не дрогнешь?
— Нет.
— Я позвоню, — повторил областной прокурор.
Только выйдя на улицу, Пафнутьев перевел дух — он не привык говорить в таком темпе. Когда на его пути оказался гастроном, он зашел внутрь и у стоики купил стакан томатного сока — больше ничего на разлив не продавали. Сок оказался настолько отвратительным, что он почти полный стакан оставил на прилавке. Выходя в дверь, оглянулся — молоденькая девушка спокойно выливала его недопитый сок обратно в стеклянную колбу.
* * *
Сверившись с адресом в блокноте, Пафнутьев прошел во двор дома, осмотрелся. Двор был чист, ухожен, что уже вызывало удивление — очень мало осталось в стране ухоженных мест. Вдоль проезжей части стояли несколько машин, явно иностранного производства. Под толстыми кленами пестрели скамейки, к ним тянулись дорожки, подметенные дорожки. Дом был старый, сталинской еще постройки — толстые стены, кое-какие выступы над окнами, над дверями. Сегодня, во времена сверхэкономии и какой-то безумной гонки за заморскими стеклобетонными образцами, эти невинные карнизики казались архитектурными роскошествами. Когда-то в таких вот домах еще делали прихожие, оставляли кладовочки, да и кухни в них почему-то оказывались гораздо больше стандартных пяти метров.
Пафнутьев поднялся по непривычно широкой лестнице на третий этаж, потоптался на просторной площадке с окном во двор, подойдя к тяжелой дубовой двери, позвонил. В глубине квартиры прозвучал слабый, приглушенный звонок. Щелкнули замки и на пороге возникла молодая женщина со встревоженным взглядом. Она, казалось, ждала кого-то, кто вмешался бы в ее жизнь решительно и счастливо.
— Здравствуйте, — сказал Пафнутьев и громче, и радостнее, чем требовалось.
— Здравствуйте.
— Здесь живут Званцевы?
— Живут, — женщина чуть заметно улыбнулась, откликнувшись на его тон.
— Значит, я не заблудился.
— Если не заблудились, входите, — она отступила в сторону — большая прихожая позволяла отступить в сторону, пропустить гостя в дом и лишь потом закрыть за ним дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153