Она говорила:
– Прежде чем я возникла, ничего не возникло. Я была внутри спрятанного Бога. Это благодаря мне он надумал возникнуть. Я – капля воды, из которой образовалась вода небесная и вода земная. Я – семечко, из которого проросло дерево первого сада. Когда все опрокидывалось во тьме, я оставалась всему опорой, и нет ничего извне, чего бы я не носила внутри, и нет ничего внутри, чего бы я не имела извне, потому что для меня не существует ни извне, ни внутри, а только вечное начало.
– А я, – сказал я, опустив голову, – я вот разрезанный пополам в этот момент, и, когда я говорю, мои слова падают в молчание, присоединяясь к тем, которых я еще не произнес. Я брожу, но куда мне идти – безразлично! Я направляюсь к темному забытью стихий. Все наново начинается и все останавливается. Ибо если месяцы и поры года уходят и исчезают, то скоро они уже не будут возвращаться. Для этого достаточно, чтобы я не был.
Она отвечала:
– Со всех кож, которые тебя покрывают, отрежь по кусочку, выброси подальше эти содранные с тебя полоски, и они забродят. Твои мысли имеют запах, исходящий из твоего рта, а твой рот смердит могилой. Многие мертвецы должны умереть, те, которые могут жить, лишь убивая жизнь, но ты путаешь то, что кишит, и то, что зарождается, ты предпочитаешь стекляшки лампе. Свет, которому ты слепо веришь, не является светом, это холодные факелы на черной воде бездны. Этот свет есть отрицание света; лучше уж могила, чем эта ложь; лучше уж небытие, чем эта видимость.
Приблизившись к девушке, я увидел, что лучи утреннего солнца проходят сквозь ее тело, как будто они – и тело, и лучи – были более прозрачны и более неощутимы, чем воздух. Я спросил:
– Ты, дева на границе миров, в какие пропасти ты упала и какой взгляд в моем взгляде различает тебя сквозь великое множество возведенных стен в твоей первобытной наготе? Какая дрожь пробегает по твоим рукам? Какой ветерок, прилетевший из какого океана, развевает твои волосы? Но уже на мои изумленные глаза опускаются свинцовые веки.
Она сказала:
– Я – корабль и мачта, я – парус и ветер. Я – вода, я – соль, и в моем лоне обитают рыбы. Звезды в небе собираются на мой зов. Но твои веки опущены. Ты снова на этом мертвом светиле в этом свете цвета морской волны, где никто не знает моря без горизонта. Бедный брат, заброшенный в эти дебри и вспоминающий о безбрежном пространстве, ты меня любишь?
Я не смог разомкнуть губы. Ни один звук не вышел из моего горла.
Она повторила:
– Ты меня любишь?
А я, алчный и раненый, я оставался нем, пока постепенно видение девушки не исчезло.
В этот момент мужской голос произнес позади меня:
– Последний из людей, будь этой женщиной!
Я прошел вперед и вновь ее увидел – она шла впереди меня.
– Иди! – приказал голос.
Я продвинулся еще дальше, а она, не оборачиваясь, шла впереди меня. Вот так шагал я, следуя за светящейся тенью, которая двигалась впереди, – ее длинные волосы рассыпались по плечам, своими босыми ногами она почти не касалась земли. И пока я шагал, глубокое спокойствие овладело мной.
Мы прошли столько миров, что я не смог бы их сосчитать, и везде были неподвижность и немота смерти. Наконец мы вошли в лес, в котором я когда-то уже был, и чудовище в сто тысяч голов показалось опять, выплевывая потоки огня и воя с хмельной силой ненависти. Но когда оно увидело ту, которая шла впереди меня, оно сразу же прекратило реветь и легло, как ложится верный пес у ног своего хозяина, когда тот возвращается домой.
– Вот видишь, – сказал могучий голос, везде меня сопровождавший, – эта женщина имеет всю власть над вселенной, которая, хоть и изуродована, но себя помнит.
И в самом деле, чудовище разрешило нам пройти, выказывая все знаки подчинения и почтения, обильные слезы струились из его грустных очей, а голос продолжал:
– Оно вспоминает о счастливых временах, когда оно клало свою морду этой женщине на колени, а она ласково теребила его взлохмаченную шерсть.
Теперь мы приблизились к городу, который мне уже встречался, и когда шли через кладбище, земля зашевелилась и показались руки, потом лица, испачканные в глине; из их холодных глоток вырывался стон, похожий на вой ветра:
– О, благородный, сжалься над нами! Самые жалкие черви ползают сейчас в наших пустых глазницах, и их мысль превосходит нашу, сейчас, когда мы навечно выброшены на свалку, как ненужный хлам.
Женщина остановилась и сказала своим нежным и страшным голосом:
– Человек, падший человек, ты, который властвовал над вселенной, сегодня я вижу тебя обезглавленным, втоптанным в грязь, раздавленным камнями и глиной – где ты потерял свой царский венец? Ты был властелином единственного сада. А сегодня ты лежишь, засыпанный землей!
Все эти протянутые руки, все эти трупные лица поднялись словно в едином порыве. Раздался бесконечный стон. Потом прошелестел вздох, и земля опять сомкнулась.
Мы продолжали свой путь, и, пока мы так шагали, мужской голос меня спросил:
– Видел ты этого дракона в лесу и этих мертвецов на кладбище?
Я ответил, что эти видения больше никогда меня не оставят, и действительно на душе у меня было так тяжело, что я с большим трудом продвигался вперед. Мои ноги, казалось, увязали в земле, тогда как девушка впереди меня шла без видимых усилий и как бы скользила над дорогой.
И когда я уже далеко отстал и должен был исчезнуть, она оборотилась, вернулась ко мне и протянула мне руку, которую я тотчас схватил. Таким образом она вытащила меня из пропасти, готовой меня поглотить, и моя душа освободилась от груза, который вдавливал меня в землю. Мы двинулись дальше, она впереди – светящейся тенью, а я – следуя за ней, крохотный светлячок в грандиозном хвосте кометы.
Мы поднялись на гору, и когда мы оказались на ее вершине, сколько ни смотрел я вокруг себя, не увидел ничего, кроме скопления облаков. Тогда девушка показала мне камень, на котором была высечена единственная буква – восьмая, и она мне сказала:
– Ты, последний из людей, только этот камень поможет тебе зачать продолжателя рода.
И она исчезла из моего поля зрения, и облака сгустились вокруг меня.
А когда я вышел из этого тумана, я увидел другую женщину мрачной красоты, украшенную ожерельями и кольцами, женщину чьи густые черные волосы струились по обнаженным плечам. Она двинулась ко мне, а я начал отступать. Потом, сбросив с себя покрывала, она предстала перед моим взором. Это было так, будто целый мир предлагал мне себя.
– Уйди! – сказал я.
И она ушла.
И тотчас же огромный всадник налетел на меня с саблей в руке. Клинок свистел возле моих ушей. А этот человек в убранстве из свежей крови не переставал ухмыляться. Я стал на камень с высеченной на нем буквой. И теперь его поспешные удары не могли меня достать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Прежде чем я возникла, ничего не возникло. Я была внутри спрятанного Бога. Это благодаря мне он надумал возникнуть. Я – капля воды, из которой образовалась вода небесная и вода земная. Я – семечко, из которого проросло дерево первого сада. Когда все опрокидывалось во тьме, я оставалась всему опорой, и нет ничего извне, чего бы я не носила внутри, и нет ничего внутри, чего бы я не имела извне, потому что для меня не существует ни извне, ни внутри, а только вечное начало.
– А я, – сказал я, опустив голову, – я вот разрезанный пополам в этот момент, и, когда я говорю, мои слова падают в молчание, присоединяясь к тем, которых я еще не произнес. Я брожу, но куда мне идти – безразлично! Я направляюсь к темному забытью стихий. Все наново начинается и все останавливается. Ибо если месяцы и поры года уходят и исчезают, то скоро они уже не будут возвращаться. Для этого достаточно, чтобы я не был.
Она отвечала:
– Со всех кож, которые тебя покрывают, отрежь по кусочку, выброси подальше эти содранные с тебя полоски, и они забродят. Твои мысли имеют запах, исходящий из твоего рта, а твой рот смердит могилой. Многие мертвецы должны умереть, те, которые могут жить, лишь убивая жизнь, но ты путаешь то, что кишит, и то, что зарождается, ты предпочитаешь стекляшки лампе. Свет, которому ты слепо веришь, не является светом, это холодные факелы на черной воде бездны. Этот свет есть отрицание света; лучше уж могила, чем эта ложь; лучше уж небытие, чем эта видимость.
Приблизившись к девушке, я увидел, что лучи утреннего солнца проходят сквозь ее тело, как будто они – и тело, и лучи – были более прозрачны и более неощутимы, чем воздух. Я спросил:
– Ты, дева на границе миров, в какие пропасти ты упала и какой взгляд в моем взгляде различает тебя сквозь великое множество возведенных стен в твоей первобытной наготе? Какая дрожь пробегает по твоим рукам? Какой ветерок, прилетевший из какого океана, развевает твои волосы? Но уже на мои изумленные глаза опускаются свинцовые веки.
Она сказала:
– Я – корабль и мачта, я – парус и ветер. Я – вода, я – соль, и в моем лоне обитают рыбы. Звезды в небе собираются на мой зов. Но твои веки опущены. Ты снова на этом мертвом светиле в этом свете цвета морской волны, где никто не знает моря без горизонта. Бедный брат, заброшенный в эти дебри и вспоминающий о безбрежном пространстве, ты меня любишь?
Я не смог разомкнуть губы. Ни один звук не вышел из моего горла.
Она повторила:
– Ты меня любишь?
А я, алчный и раненый, я оставался нем, пока постепенно видение девушки не исчезло.
В этот момент мужской голос произнес позади меня:
– Последний из людей, будь этой женщиной!
Я прошел вперед и вновь ее увидел – она шла впереди меня.
– Иди! – приказал голос.
Я продвинулся еще дальше, а она, не оборачиваясь, шла впереди меня. Вот так шагал я, следуя за светящейся тенью, которая двигалась впереди, – ее длинные волосы рассыпались по плечам, своими босыми ногами она почти не касалась земли. И пока я шагал, глубокое спокойствие овладело мной.
Мы прошли столько миров, что я не смог бы их сосчитать, и везде были неподвижность и немота смерти. Наконец мы вошли в лес, в котором я когда-то уже был, и чудовище в сто тысяч голов показалось опять, выплевывая потоки огня и воя с хмельной силой ненависти. Но когда оно увидело ту, которая шла впереди меня, оно сразу же прекратило реветь и легло, как ложится верный пес у ног своего хозяина, когда тот возвращается домой.
– Вот видишь, – сказал могучий голос, везде меня сопровождавший, – эта женщина имеет всю власть над вселенной, которая, хоть и изуродована, но себя помнит.
И в самом деле, чудовище разрешило нам пройти, выказывая все знаки подчинения и почтения, обильные слезы струились из его грустных очей, а голос продолжал:
– Оно вспоминает о счастливых временах, когда оно клало свою морду этой женщине на колени, а она ласково теребила его взлохмаченную шерсть.
Теперь мы приблизились к городу, который мне уже встречался, и когда шли через кладбище, земля зашевелилась и показались руки, потом лица, испачканные в глине; из их холодных глоток вырывался стон, похожий на вой ветра:
– О, благородный, сжалься над нами! Самые жалкие черви ползают сейчас в наших пустых глазницах, и их мысль превосходит нашу, сейчас, когда мы навечно выброшены на свалку, как ненужный хлам.
Женщина остановилась и сказала своим нежным и страшным голосом:
– Человек, падший человек, ты, который властвовал над вселенной, сегодня я вижу тебя обезглавленным, втоптанным в грязь, раздавленным камнями и глиной – где ты потерял свой царский венец? Ты был властелином единственного сада. А сегодня ты лежишь, засыпанный землей!
Все эти протянутые руки, все эти трупные лица поднялись словно в едином порыве. Раздался бесконечный стон. Потом прошелестел вздох, и земля опять сомкнулась.
Мы продолжали свой путь, и, пока мы так шагали, мужской голос меня спросил:
– Видел ты этого дракона в лесу и этих мертвецов на кладбище?
Я ответил, что эти видения больше никогда меня не оставят, и действительно на душе у меня было так тяжело, что я с большим трудом продвигался вперед. Мои ноги, казалось, увязали в земле, тогда как девушка впереди меня шла без видимых усилий и как бы скользила над дорогой.
И когда я уже далеко отстал и должен был исчезнуть, она оборотилась, вернулась ко мне и протянула мне руку, которую я тотчас схватил. Таким образом она вытащила меня из пропасти, готовой меня поглотить, и моя душа освободилась от груза, который вдавливал меня в землю. Мы двинулись дальше, она впереди – светящейся тенью, а я – следуя за ней, крохотный светлячок в грандиозном хвосте кометы.
Мы поднялись на гору, и когда мы оказались на ее вершине, сколько ни смотрел я вокруг себя, не увидел ничего, кроме скопления облаков. Тогда девушка показала мне камень, на котором была высечена единственная буква – восьмая, и она мне сказала:
– Ты, последний из людей, только этот камень поможет тебе зачать продолжателя рода.
И она исчезла из моего поля зрения, и облака сгустились вокруг меня.
А когда я вышел из этого тумана, я увидел другую женщину мрачной красоты, украшенную ожерельями и кольцами, женщину чьи густые черные волосы струились по обнаженным плечам. Она двинулась ко мне, а я начал отступать. Потом, сбросив с себя покрывала, она предстала перед моим взором. Это было так, будто целый мир предлагал мне себя.
– Уйди! – сказал я.
И она ушла.
И тотчас же огромный всадник налетел на меня с саблей в руке. Клинок свистел возле моих ушей. А этот человек в убранстве из свежей крови не переставал ухмыляться. Я стал на камень с высеченной на нем буквой. И теперь его поспешные удары не могли меня достать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55